Вероника Кузнецова - Горбун

"Вот этим" оказалась длинная рубаха, перепоясывающаяся широким ремнём с металлическими вставками.

— Теперь мне нужны остроконечные сапожки и колчан со стрелами. Может, кто-нибудь и спутает меня с Робином Гудом. Давай придумаем что-нибудь поприличнее.

— Честное слово, тебе очень идёт, — уверяла меня Ира. — На мне лосины сидят хуже: у меня икры толще. Смотри.

Она быстро облачилась в пятнистые лосины, надела подходящую кофту и завязала волосы шарфом.

— Тебе идёт, — сказала я. — А мне как-то дико видеть это на себе. Ты поступай как хочешь, а я разоблачаюсь.

Но Ира упросила меня побыть в экстравагантном костюме ещё немного, пока она сделает мне причёску и мы перехватим по чашечке кофе. Разгуливать по дому в эластичных лосинах было удобно, а её я не стеснялась, поэтому согласилась.

Мы причесались и подкрасились, распихали по своим местам вещи, оставив себе те, которые решили надеть для гостей, а потом сели пить кофе. Сперва мы разговаривали, стараясь не позволять тайным мыслям овладевать нами, потом погрузились в молчание, думая каждая о своём.

Я пыталась рассуждать трезво, что если уж так получилось, и я показала себя с очень невыгодной стороны, то лучше не вспоминать о самых неудачных моментах этой истории. Миллионы людей живут, не терзаясь пустыми размышлениями о том, чего уже не вернёшь, и, по-моему, правильно делают. Надо с благодарностью помнить о благородном человеке, но не более. Однако, чтобы осуществить этот мудрый план, нужно время, а сейчас на меня невыносимой тяжестью давило неожиданное бегство Дружинина из Дании. Не от меня ли он бежит?

— По-моему, звонок, — сказала Ира.

До меня дошло, наконец, что телефон надрывается уже долго. Моя подруга насмешливо смотрела на меня. Телефон не умолкал.

— Наверное, это Дромадёр, — предположила Ира.

Мне хотелось со всех ног бежать к телефону, но вместо этого я лениво сказала:

— Подойди, пожалуйста. Мне не хочется вставать.

Ира удивлённо посмотрела на меня, а я закрыла глаза. Едва она ушла, я напрягла слух, стараясь уловить, с кем и о чём она беседует, но, как нарочно, она говорила очень тихо. Я еле сдерживалась, чтобы не подкрасться к двери, но мне мешало опасение, как бы меня не заметили, потому что мне не хотелось показывать, насколько меня угнетает презрительный отъезд моего спасителя. Пусть все, и он в том числе, думают, что мне до него нет абсолютно никакого дела, что я ему только благодарна. Ничего более не должно быть заметно.

— Кто это был? — равнодушно спросила я, когда она вернулась.

Я заметила, что у Иры очень лукавый вид, но причины этого не поняла.

— Не туда попали. Долго объяснялись, пока не устали и не бросили трубку.

После этого был ещё один звонок.

— Петер задерживается. Хотела послать вас вместе за вином, а самой побыть с Хансом и Мартой, но придётся сходить тебе одной. У меня ни капли не осталось. Часть отнесла моему старичку, а остальное выпил Ларс. Но в магазин ты сходишь потом, а пока, может, ты меня нарисуешь? По-моему, я сегодня выгляжу не так уж плохо. Против ожидания.

Мы в свободных позах расположились в гостиной и, пока я рисовала, Ира заставила ещё раз самым подробным образом рассказать о претенденте в мои женихи.

— … а явился к нам в трусиках, словно на пляж. Можешь себе представить? — вспомнила я ещё одну роковую подробность. — Была бы ещё фигура, как у Тарзана, а то кривоногий, сутулый…

Ира хохотала.

— С тех пор до самого отъезда с дачи нам с моськой приходилось выбирать для прогулок другую дорогу. А как мы любили гулять по тому замусоренному пути мимо их участка!

— Значит, тебе не понравилось, что у него фигура не как у Тарзана? — веселилась моя несносная подруга.

— Вовсе не поэтому. Пусть он будет хоть как Квазимодо, но зачем на первое свидание он явился в плавках? И зачем он голосовал за этого типа?

Ира подхватила занимательную тему, и я не выдержала.

— Замолчи, пожалуйста! Ещё одно слово про этого дурака — и мочка уха у тебя окажется выше глаза.

— Фу, какая гадость! — простонала Ира, еле дыша от смеха. — Здравствуйте, Леонид! Good morning, Sir Charles.

Я вздрогнула и оглянулась. В дверях стоял Дружинин, с удивлением и любопытством наблюдая за нами. За его спиной кивал и улыбался нам мистер Чарльз. Если несчастный горбун слышал наши весёлые разглагольствования про Тарзана и Квазимодо, то вместо ожидаемой благодарности за сохранение моей жизни, он получил новое оскорбление.

— Прошу прощения, — весело сказал опомнившийся Дружинин. — Вы, Ирина, просили входить без стука, но я вижу, что всё-таки мы попали не вовремя.

Так вот почему у Иры была физиономия довольной акулы! Как же она всё-таки ненавидит этого человека, если заставляет как бы случайно выслушивать вещи, способные его обидеть. А меня… Я в ужас пришла от того, в каком легкомысленном виде меня застали. Однако расправу над Ирой приходилось откладывать на потом, а сейчас делать вид, что ничего не произошло.

— Очень рада вас видеть, Леонид. Good morning, Mister Charles.

Поздно менять привычки. Назови я дядю горбуна напоследок сэром, и это вызовет недоумение.

Мистер Чарльз галантно преподнёс Ире цветы, а мне с доброй, но почему-то печальной улыбкой передал красивую коробку конфет.

— Thank you.

— У меня для вас тоже прощальный подарок, Жанна, — предупредил Леонид, поблёскивая глазами. — Новый перевод. Чувствую, что мой английский вызвал у вас затруднения, поэтому я перевёл эту же повесть на русский.

Не дай Бог, он при Ире начнёт выменивать свой подарок на мою повесть. Чтобы этого не произошло, я отошла к окну, предоставив Ире занимать мистера Чарльза. Дружинин, в очередной раз скользнув взглядом по моему наряду, последовал за мной.

— Вы так и не смогли прочитать мой английский перевод?

— Как же я могла его прочитать, если вы его у меня забрали? — спросила я, решив, что пора кончать эту игру.

— Забрал? — удивился он. — Зачем мне его забирать, если я вам сам его дал?

Я растерялась.

— У меня его нет, — призналась я. — Он исчез в тот самый день, когда вы его принесли.

— Почему же вы молчали?

Объяснять свои хитроумные догадки было стыдно, поэтому пришлось увести разговор немного в сторону.

— Наверное, эту тетрадь унёс Ларс, — предположила я. — Он говорил, что стыдится некоторых произведений, и я видела, что разговоры о них были ему неприятны. Он даже не знал, какую повесть вы перевели без его ведома, и, скорее всего он-то и унёс её. Мне вообще кажется, что мы нехорошо поступаем: вы — переводя против его воли, а я — читая.

Дружинин слушал внимательно.