Кристин Ханна - Улица Светлячков
— Нам не надо было прекращать это, — сказала Мара. — Мне не надо было.
— Хватит об этом, — прервала ее Кейт. — Лучше сядь ко мне поближе.
Мара забралась в кровать к матери и подтянула колени к подбородку.
— Как там Джеймс? — поинтересовалась Кейти.
— Я теперь влюблена в Тайлера.
— А он хороший парень?
Мара рассмеялась:
— Он — суперклевый. Он пригласил меня на выпускной своего класса. Можно, я пойду?
— Конечно, можно. Но домой надо будет вернуться к определенному часу.
Мара вздохнула. Все-таки некоторые привычки заложены в ДНК подростков, и вздох разочарования в таком случае не способно отменить ничто — даже смертельная болезнь родителей.
— Хорошо.
Кейт гладила дочь по волосам, понимая, что должна сказать ей что-то важное, что-то, что она обязательно запомнит, но так и не нашла нужных слов.
— Ты уже подала заявку на летнюю работу в театре?
— Я не собираюсь работать этим летом. Я буду дома.
— Ты не можешь поставить свою жизнь в режим ожидания, дорогая, — с грустью произнесла Кейт. — Это не сработает. И ты говорила, что работа в театре поможет тебе в будущем поступить в университет Калифорнии.
Мара пожала плечами и отвернулась.
— Я решила поступать в Вашингтонский университет. Как вы с тетей Талли.
Кейт старалась изо всех сил, чтобы голос ее не дрожал, напоминала себе, что у них обычный разговор матери с дочерью, а не попытка заглянуть в туманное будущее.
— Но актерский факультет в Калифорнии самый лучший.
— Ты ведь не захочешь, чтобы я уезжала так далеко.
Это было правдой. Кейт буквально выходила из себя, пытаясь объяснить своей дерзкой дочери, что Калифорния слишком далеко от дома и актерство — не самая лучшая профессия.
— Я не хочу говорить сейчас о колледже, — заявила Мара.
И Кейт не стала настаивать, и они заговорили о другом.
— Мне дали главную роль в летней пьесе, — сказала Мара. — Я не хотела даже пробоваться, потому что ты болеешь, но папа сказал, что я не должна отказываться.
— И я рада, что ты это сделала. Ты наверняка сыграешь потрясающе.
Мара с оживлением стала рассказывать о пьесе, костюмах и своей роли.
— Жду не дождусь, когда ты сама все увидишь. — Глаза девочки вдруг испуганно расширились, когда она поняла, какого ужасного вопроса неожиданно коснулась. Мара встала в ногах кровати, и было видно, что ей хочется только одного: снова сменить тему. — Прости, мам.
— Все в порядке. Я буду очень стараться, чтобы увидеть тебя в этой роли.
Мара серьезно смотрела на мать. Они обе знали, что это обещание может остаться невыполненным.
— Помнишь, когда я была еще в средней школе и Эшли вдруг перестала дружить со мной, а я не знала почему?
— Конечно, помню.
— Ты тогда взяла меня с собой на ланч, и мы были совсем как две подружки.
Кейт сглотнула застрявший в горле ком, чувствуя, как к глазам подступают слезы.
— Мы всегда были подругами, Мара. Даже когда не знали об этом.
— Я люблю тебя, мам.
— Я тоже тебя люблю.
Мара вытерла глаза и быстро вышла из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь.
Но через минуту дверь распахнулась снова. Кейт даже не успела вытереть глаза, когда раздался уверенный голос Талли:
— У меня есть план.
Кейт улыбнулась, радуясь тому, что даже сейчас жизнь ее еще может быть полна неожиданностей.
— У тебя всегда есть план.
— Ты мне доверяешь?
— Чтобы окончательно погубить свою душу? Да!
Талли помогла Кейт перебраться в инвалидное кресло и закутала ее в одеяла.
— Мы собираемся на Северный полюс?
— Мы собираемся на улицу, — ответила Талли, открывая французскую дверь и вывозя Кейт на террасу. — Тебе тепло?
— Обливаюсь потом. Пожалуйста, захвати косметичку с тумбочки.
Талли подхватила косметичку, бросила ее на колени Кейт и стала управлять инвалидным креслом.
Этой прохладной июньской ночью их двор казался особенно красивым. Небо было усеяно звездами, их мерцающий свет отражался в угольно-черных водах залива. Высоко над сиявшими вдалеке огнями большого города светила в небе полная луна. Поросшая травой лужайка спускалась к воде. Голубой лунный свет освещал брошенные игрушки и велосипеды, оставленные около утоптанной дорожки, ведущей к пляжу.
Талли спустила с террасы инвалидное кресло, направилась к появившемуся здесь недавно деревянному пандусу и остановилась.
— Закрой глаза, — потребовала она.
— Но здесь и так темно, Талли. Мне вряд ли нужно…
— Я не буду ждать вечно…
— Повинуюсь, госпожа, а то, боюсь, ты снова набросишься на меня в припадке гнева.
— У меня не бывает никаких припадков гнева. А теперь закрой глаза и, если можешь, разведи руки в стороны, как будто это крылья самолета.
Кейт закрыла глаза и осторожно подняла руки. Это движение стоило ей немалых усилий.
Талли провезла кресло через неровное пространство, заросшее травой, и остановилась у пологого холма, спускавшегося к пляжу.
— Мы снова дети, — прошептала она на ухо Кейт. — На дворе снова семидесятые, и мы опять удрали из дома и взяли свои велики. — Талли начала потихоньку толкать кресло вперед, а сама медленно двигалась за ним и продолжала говорить: — Мы на Саммер-Хилл, едем вниз без рук, смеемся как сумасшедшие и считаем себя неуязвимыми.
Кейт чувствовала дуновение ветерка на обнаженной коже головы, и на глаза у нее навернулись слезы. Она вдыхала запах вечнозеленых деревьев и черной влажной земли. Откинув голову назад, Кейт рассмеялась. На какую-то секунду она снова почувствовала себя девочкой с улицы Светлячков, катающейся на велосипеде вместе с лучшей подругой и верящей, что они умеют летать.
Когда спуск закончился и они оказались на пляже, Кейт открыла глаза и посмотрела на Талли. И в этот момент, глядя на трогательную улыбку подруги, она вспомнила про них все. Лунный свет напомнил ей о светлячках, мерцающих точками в траве вокруг них.
Талли помогла Кейт перебраться в одно из кресел, оставленных на пляже, и присела рядом.
Они сидели бок о бок, как делали это сотни раз в прошлом, и разговаривали о ничего не значащих вещах.
Кейт оглянулась на дом, на террасе никого не было, и она, наклонившись к Талли, спросила:
— А ты хотела бы снова почувствовать себя ребенком?
— Ну уж нет. Ни за что не поменялась бы с Марой. Все эти страхи, неуверенность, склонность к мелодраме.
— Да уж! Ты у нас — зона, свободная от мелодрамы.
Кейт порылась в лежащей у нее на коленях косметичке и достала пухлую сигарету с марихуаной. Глядя на изумленное выражение лица Талли, она усмехнулась:
