Фред Стюарт - Блеск и будни
— Постараюсь изо всех сил.
Он поддерживал ее, когда они выходили на улицу, огибали дом, направляясь к его экипажу.
* * *Начало смеркаться, когда они приехали в небольшую церковь в лесу. Гавриил помог тете Лиде выйти из экипажа, и они прошли на кладбище возле церкви.
— Вон там лежит мой Чарльз, — сказала тетя Лида, показывая на простой камень, который возвышался на полдюйма над уровнем снега. — Привет, Чарльз. А вон там бедная Дулси. Привет, Дулси. А там лежит твой папа Мозес. Привет, Мозес.
Гавриил остановился возле могилы. Хотя ему показалось странным, что старая женщина разговаривала с умершими, он не мог сдержаться и не сказать:
— Привет, отец.
— А вон там Ида.
Он подошел еще к одному камню.
— Привет, Ида, — произнес он. — Спасибо тебе.
Он не смог сдержать слез.
К шести часам вечера небольшая церковь с деревянными скамьями заполнилась бывшими рабами, их женами и детьми. Преподобный Пил, церковный священник, рослый мужчина с седыми волосами, стоял за кафедрой проповедника и смотрел на своих прихожан. Церковь освещалась свечами.
— Сегодня у нас особый случай. — Преподобный улыбнулся. — Один человек из нашей среды прославился на весь мир, приехал навестить нас в родных краях.
«Родные края, — подумал Гавриил. — Разве я могу их считать такими! Или все же могу?»
Он сидел в первом ряду рядом с тетей Лидой.
— Отец Гавриила Кавана был здесь кучером до войны. Вы все знаете о том, как его убили и как мисс Лиза, да благословит ее Господь, дала его сыну образование. Аминь!
— Аминь! — хором отозвались прихожане.
— А теперь брат наш Гавриил сыграет для нас на нашем замечательном пианино. Брат Гавриил, жаль, что у нас не было времени настроить его.
Гавриил встал и поднялся на помост. Разбитое от долгого использования пианино выкатили в центр помоста. Он подошел к инструменту, потом обернулся, чтобы посмотреть на лица присутствующих. Как это ни странно, но впервые за всю свою жизнь он почувствовал сценический страх.
— Я сыграю для вас… — он в нерешительности остановился, — …восьмую прелюдию фа-диез минор Фредерика Шопена.
Он сел на заскрипевшую скамейку. В церкви было холодно. Он подул на свои пальцы, опробовал клавиши пианино. Инструмент был изготовлен малоизвестной компанией в Филадельфии. В Европе Гавриил привык играть на лучших инструментах, но все равно решил про себя, что заставит это пианино зазвучать так, как оно никогда не звучало.
Он страстно начал исполнять прелюдию. Великолепная музыка, настоящий вихрь мелодичных звуков заполнил небольшую церковь. Гавриил исполнял эту вещь в головокружительном темпе. Исполнял безукоризненно, превосходно. Ему удавалось получать летящие ввысь звуки, как на рояле «Стейнвей».
Когда он закончил играть, прихожане продолжали сидеть молча. Смущенный, он посмотрел на лица слушателей. Только тут преподобный Пил начал аплодировать, и бывшие рабы, следуя его примеру, тоже захлопали. Гавриил встал и поклонился, но он понял, что сыгранное не очень им понравилось. Когда аплодисменты умолкли, преподобный Пил улыбнулся ему.
— Благодарю вас, брат Гавриил, — сказал он. — Это было замечательно. Но, может быть, теперь вы сыграете для нас что-нибудь из нашей музыки?
Он понял. Шопен для них ничего не значил. Шопен представлял музыку белых.
— Что же вы хотели бы услышать? — спросил он, чувствуя неловкость.
— Может быть, вы сыграете что-нибудь из церковной музыки, брат Гавриил?
— Я… я ее не знаю.
Среди прихожан раздался приглушенный шум голосов, как будто они удивились, что черный человек не знает церковных псалмов.
— Вы не знаете церковного песнопения? — спросил преподобный Пил. — Ах, брат Гавриил, мы сумеем вас тоже порадовать. Ведь церковное песнопение — это самая благозвучная музыка по эту сторону небес. Аминь!
— Аминь! — раздался общий возглас прихожан.
— Мы научим вас церковному псалму. Тогда вы сможете сыграть его для нас. Как вы смотрите на это?
Гавриил улыбнулся.
— Это будет очень мило, — отозвался он.
Преподобный Пил повернулся на кафедре, обратившись к прихожанам.
— Давайте споем для него «О, Ханаан, милая земля обетованная, я отправляюсь на землю Ханаан…»
Двери церквушки с шумом распахнулись. Внутрь вошли восемь мужчин в белых балахонах с капюшонами. В руках они держали ружья. Прихожане прервали пение, раздались вопли.
Преподобный Пил жестами призвал всех к тишине.
— Это храм Божий, — крикнул он. — Как вы смеете врываться сюда?
— Заткнись, черномазый! — рявкнул один из них. Это был Зах. — Мы никого не тронем, — продолжал он, идя по проходу с двумя другими вошедшими. — Нам нужен только этот необыкновенный черномазый.
Гавриил сообразил, что они имели в виду его.
— Это богохульство, — крикнул преподобный. — Богохульство! Это храм Божий!
Зах подбежал к нему и дулом ружья ударил в лицо — старик упал навзничь, свалив скамейку для хористов.
— Я же сказал, заткнись! — взвизгнул Зах.
Два других куклуксклановца схватили Гавриила и потащили его по проходу к выходу.
— Помогите! — закричал он. — Помогите кто-нибудь! Господи милостивый, помоги мне!
Один из бывших рабов, возмущенный тем, как обошлись с преподобным Пилом, вскочил со своей скамьи и бросился на помощь Гавриилу. Это был Броувард, который еще подростком заменил Мозеса в качестве кучера Джека Кавана. Теперь он стал испольщиком, отцом двоих детей, мускулистым негром. Он подбежал сзади к высокому куклуксклановцу и сорвал с его головы капюшон. Все присутствующие в церкви замерли, увидев лицо человека.
— Генерал Уитни! — воскликнул преподобный Пил, который к этому времени опять вскарабкался на кафедру, его лоб был окровавлен. — Не поверил бы, что вы способны на это. Вы — в прошлом сенатор, бывший посол — наденете на голову белый колпак и оскверните храм Божий! Позор вам, сэр! Когда вы предстанете перед очами Господа, сэр, что вы ответите Творцу, когда Он спросит вас об этом низком преступлении?
Пинеас посмотрел холодно на проповедника.
— Я скажу ему, — ответил он звонким голосом, — что я горжусь содеянным.
Он медленно опять надвинул капюшон на голову. Два куклуксклановца подтащили Гавриила к дверям церкви. Броувард было опять бросился за ними, но Зах выстрелил в воздух. Прихожане громко кричали, когда куклуксклановцы выбегали из церкви, с грохотом захлопнув за собой двери.
— Позор всем нам, — причитал преподобный Пил с кафедры. — Мы позволили им сделать это.
