Хулиган. Его тихоня - Эла Герс
Бестолковая, глупая дура!
Такой она была тогда. Такой она осталась и сейчас.
Я пришел к тенистым деревьям на территорию универа, обшаривая глазами все вокруг. Когда-то я видел ее здесь рисующей. Но сейчас никого не было видно. Я уже собирался уходить, как вдруг заметил ее сидящей чуть поодаль на земле с блокнотом для рисования на коленях.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы успокоиться и оценить ее. Она действительно сильно изменилась. Исчезли тяжелый макияж, обтягивающая одежда и стервозное выражение лица. То, во что она была одета, очень напоминало стиль Ксюши — толстовка с капюшоном, джинсы и кроссовки. Но она не одевалась для удобства, как делала Ксюша. Она пыталась скрыть себя, спрятаться ото всех, добиться анонимности с помощью мешковатой одежды.
Мой взгляд переместился с ее тела на лицо. Ее голова была наклонена в сторону, а на ее лице застыло выражение глубокой сосредоточенности. Ветер подхватил ее волосы и она подняла руку, чтобы заправить их за ухо. А затем наши глаза встретились и ее рука застыла в воздухе.
— Леша? — она была заметно потрясена моим появлением.
Мои глаза сузились и я стиснул зубы. Я поймал себя на мысли, что жалел, что она не была парнем, потому как был настолько зол, что хотел ее ударить. Однако девочек обижать нельзя — первый урок, который я усвоил благодаря маме. Назарова поднялась на ноги, роняя блокнот и карандаш на траву, но, похоже, ее это не волновало. Она торопливо поспешила ко мне, выкинув все остальное из головы.
— Леш, я…
— Ты подошла к Ксюше, — прорычал я.
Ее ноги подкосились и она остановилась, так и не дойдя до меня.
— Что ты ей сказала?
— Я только спросила, могу ли я поговорить с тобой, — тихо ответила она.
— Разве ты не поняла намека, что я, блять, не хочу с тобой разговаривать?!
— Я… я поняла. Но… — начала она оправдываться, но я, разозлившись, перебил ее.
— Тогда какого хрена ты все еще преследуешь меня? Громов уже передал тебе, что я не хочу тебя видеть. Я не хочу с тобой разговаривать. Я не хочу с тобой встречаться. Неужели это так сложно для твоего понимания, Назарова?
— Я просто хотела сказать тебе спасибо! — выпалила она.
Мои брови удивленно взмыли вверх.
— Чего?
Ее глаза наполнились слезами, но она выдержала мой взгляд.
— Спасибо.
— Я ни хрена не сделал. С чего бы тебе благодарить меня? — тут же огрызнулся я.
— Если ты так считаешь, то пусть будет так, — ответила она, мягко улыбнувшись.
— Это все? — спросил я сквозь зубы. — Если ты закончила, то я пошел.
— Я знаю, что с тобой случилось, — вдруг торопливо выпалила она, вмиг утратив все веселье.
Теперь она несла какую-то чушь.
— Что ты, блять, несешь? — мои руки сжались в кулаки.
Она изучала меня долю секунды, а потом, глубоко вздохнув, осмелилась продолжить:
— Я знаю, что случилось с тобой и… твоей мамой.
При упоминании матери я качнулся назад и почувствовал, как грудь напряглась.
— Что? — с трудом выдавил я из себя. — Откуда?
Ее взгляд скользнул в сторону.
— В детстве я часто ездила к своей тете на каникулы. Она жила через два дома от твоего старого дома. Мы… — она замешкалась, выглядя неуверенной, а затем продолжила тоненьким голоском: — Мы нашли тебя и твою маму первыми.
Я стоял совершенно неподвижно, чувствуя себя так, словно с меня сдирали кожи живьем. Горячая полоса боли в груди обжигала все сильнее, отчего я с трудом мог дышать, превозмогая сильнейшую боль. Мне пришлось вдохнуть ртом, чтобы набрать в легкие хоть немного кислорода.
— Ты побледнел, — пробормотала Назарова и я перевел взгляд на ее лицо, искаженное неуверенностью и беспокойством. — С тобой все в порядке? Прости, наверное, мне не стоило тебе этого говорить.
Я отвернулся от нее, все еще пытаясь отдышаться, а Назарова продолжила поливать меня серной кислотой.
— Не волнуйся, — услышал я ее слова. — Я никому не говорила. Когда ты перевелся в мою школу, я никому ничего не сказала, потому что, хотя я и была уже тогда стервой, я не собиралась распространять что-то настолько ужасное, как это.
Ужасное.
Она назвала смерть моей матери ужасной.
Я чуть не рассмеялся.
Ужасной. Трагической. Несвоевременной.
Это были лишь некоторые из слов, которыми люди описывали смерть моей матери.
Жестокая. Шокирующая. Жуткая.
Бесполезные слова. Их небрежно бросали, пока я сидел перед гробом матери, оставленный и брошенный. Вот во что люди превратили смерть моей матери. В сплетни и пустые слова сожаления.
Слова. Это были просто слова, которые они говорили, чтобы просто что-то сказать. В то время как моя мать лежала на всеобщее обозрение в открытом гробу.
Чертовы слова…
Вернувшись в реальность, мой взгляд метнулся к Назаровой, заставившей меня мысленно нырнуть в губительное прошлое.
— Если не сказала тогда, то зачем говорить об этом сейчас? — тихо спросил я, стараясь говорить ровным голосом.
— Я просто хотела, чтобы ты знал, что я на твоей стороне, — ответила она. — Ты меня не помнил, но ты все равно помог мне. Мир тесен, не правда ли? — она попыталась разрядить обстановку, но я был не в настроении для этого. Ее улыбка исчезла и она добавила: — И за это я всегда буду тебе благодарна. И… я сделаю для тебя все что угодно. Тебе нужно только попросить.
— Ты сделаешь для меня все что угодно? — повторил я.
— Да… ну, кроме сексуальных услуг, — осторожно добавила она. — Я больше не та девушка.
— Назарова, мне ничего от тебя не нужно, — я наклонился вперед и она вздрогнула. — Кроме того, чтобы ты оставила меня, блять, в покое!
Она уставилась на меня, перестав дышать, а затем сказала:
— Хорошо. Я так и сделаю, Леша.
Опустив голову, она вернулась к дереву, чтобы подобрать свои вещи с земли.
Я смотрел ей вслед, не в силах пошевелиться. В груди все еще болело, а ладони ныли от глубоко впившихся в них ногтей. Она начала уходить, но потом остановилась и повернулась ко мне лицом.
— Вопреки распространенному мнению, я живу дальше, — сказала она мне, высоко подняв голову. — Я получаю помощь и поддержку от своей семьи и от тех немногих настоящих друзей, которые у меня есть. У меня было время подумать, время исправиться, и я стала лучше, чем была раньше. Я больше не зацикливаюсь на том, что со мной случилось. Но я вижу, что ты все еще держишься за свое прошлое, Леша.
— Я думал, ты закончила, — огрызнулся я.
