Роман… С Ольгой - Леля Иголкина
— Очень глубокие раны, — покачивая головой, сокрушается ветеринарный врач. — Пройдите в смотровую, пожалуйста. Вам обработают руки и проведут профилактические меры.
— Что это значит? — Оля задает вопрос, но при этом с опаской, немного искоса посматривает на меня.
«М?» — кивком даю понять, что тоже ни черта не понимаю.
— Возможная инфекция на кошачьих когтях и зубах крайне опасна для человека. Кроме того, бешенство…
Этого нам только не хватало.
— Мы согласны на всё, — я становлюсь за Олиной спиной. — Не упрямься, пожалуйста, — спокойно говорю в затылок. — Ни хрена с Пашкой не произойдет, — кот, сидящий на смотровом столе и прижавший сильно уши, как будто понимает, о ком ведётся разговор. Зрачки расширены, а кончик шустрого хвоста гуляет в чётком ритме. — У него из анального отверстия идёт кровь, — указываю пальцем на пушистый зад. — Что это может быть?
— Я сейчас посмотрю, — спохватывается юный врач. — Иди сюда, Паштет. Давай-ка посмотрим. Тихо-тихо. Где болит? Вот здесь? Но…
Она визжит, по-моему, полчаса о том, что я безмозглый идиот, который приведя в квартиру кошака, не удосужился последнему заглянуть под хвост, чтобы удостовериться в наличии небольших бубенчиков, свидетельствующих о принадлежности к мужскому полу.
— Оль, согласись, это было очень смешно, — сверяюсь через зеркало с ней взглядом.
— Смешно? Нам по сорок лет, а мы выглядели перед молодым врачом, почти подростком, как два кретина, которые не могут определить, где у кота промежность, а где дырка для опорожнения кишечника. Это течка, Юрьев! Месячные, понимаешь? А он не Пашка. Теперь это она и она… Господи, Павлина!
Так и подмывает у взбудораженной спросить:
«Зачем же так орать. А что течёт? А можно краник прикрутить?»,
но я предусмотрительно воздерживаюсь.
— Эти мерзкие коты изнасиловали Пашку, — хрипит, приставив кулаки к губам.
— Не думаю, — насупив брови, отвечаю. — Она искала приключений, Лёль. У животных это называется инстинктом размножения. Хотя, если честно, для людей исключений тоже нет. Я думаю, что рыжий обязан выплатить «надруганной» Павлине большие алименты за шестьдесят два дня беременности и будущие роды в нашей, черт возьми, квартире.
— Может ничего там нет, — она посматривает на мяукающую клетку. — Плачет и плачет. Что делать?
Жена сорвала половую вакханалию. Теперь переживает, не знает, как тут быть.
— Поехали домой?
Там кое о чем существенном поговорим…
Глава 35
Три месяца спустя
— Здорово, капитан, — мужская сильная рука сжимает правое плечо. — Давно сидишь? Кого-то ждёшь?
Вообще-то полчаса, но кому какая разница.
— Нет. Тебя, — похлопываю по цепким пальцам, царапающим ткань на рукаве рабочего пиджака, и грубо задевающим лопатку.
Наш Ростов никогда не отличался особой пунктуальностью. Предустановленная норма опоздания у служивого козла — всё те же полчаса и ни минутой позже. В казарме парень часто залетал, за что и получал наряд вне очереди, затем лишался еженедельной увольнительной, но огорчения не проявлял, зато, как идиот, хихикал, взъерошивая щётку, на под ноль-пять обритой тыкве:
«Напугали ежа голой жопой. Подумаешь, уборка территории. Дерьмо-вопрос. Работы, как говорится, на неполный срок, зато почёта сколько. Короче, ребзя, оставьте папе сигареты и к чертям валите».
— Как дела? — обойдя меня и круглый стол, со всего размаху плюхается в кресло, стоящее напротив.
— Ты опоздал, Андрюха. Так и не понимаешь по часам? Или это твой природный шарм?
— Хм. А ты всё та же сука, которая подкалывает и тиражирует дебильные нравоучения? Ну-у-у, — подыскивает оправдание или нагло издевается, — извини, наверное, — плечами пожимает, а потом, как недоразвитый, хихикает. — Торопишься куда-то?
— Нет.
— Так улыбнись, товарищ капитан. Чего ты хмуришься?
— Принимается, старик, — довольно щурюсь, и вскинув руку, вызываю к столику услужливого официанта. — Что будешь есть, пить? Чем разговеешься за мой счёт, естественно?
— Стаканчик, но со льдом. Больше ничего.
— Водку или…
— Коньяк, братан, исключительно коньяк. Статус, возраст и избалованность размениваться на нечто недостойное уже не позволяют. Звёздочки считать не собираюсь, но цвет, букет и густоту, конечно, оценю. Ты уж постарайся, крутой начальник безопасности у Кости Красова.
— Я на машине, но прогиб зачту.
— Предлагаешь в одиночестве надраться? Какой ещё прогиб, Юрьев? Не мели ерунду. Ты многого достиг, а я оформил протокол и законспектировал.
— Учту. Пить не буду, но ментально поддержу. Андрюха, извини, на вечер есть небольшие планы.
— Когда имеются планы, тогда не приглашают друзей.
Еще раз, что ли, извиниться?
— Лимончик, сахарок, оливки? — подмигиваю другу. — Не заводись, гражданин начальник. По шашлыку?
— Обойдусь. Но ты отменная скотина. Заедать — не почувствовать приятное тепло. Я не понял, — он озирается по сторонам, — ты один? А где жена? Ты ей сказал, что я воспитанный, культурный, как правило, не злюсь, не гажу, где столуюсь, не кусаюсь, а также наизусть не помню все её правонарушения? Кстати, — он хлопает ладонью по столу, опуская пластиковую карточку на скатерть, — как ты просил. Пересдавать не надо, а отметки об изъятии прав в компьютерах дорожных цезарей не наблюдается. Она спокойный и уверенный водитель, который некоторое время автотранспортом не управлял. Причина…
— Не было у Лёльки настроения, — заканчиваю за него.
— Замечательное предложение, но овации, наверное, отложим на потом. Красит где-то губки? Поправляет волосы?
Она, как и Ростов, опаздывает. Впрочем, как всегда, но в последний месяц — слишком часто, нагло и, как правило, конкретно.
— А твоя? — не ответив на его вопрос, обращаюсь к другу, переводя ленивый взгляд на парня, подошедшего с подскоками к столу. — Сто пятьдесят коньяка и…
— И маленькую чашку кофе, — влезает «дяденька» Ростов с дебильной просьбой. — Сейчас подойдёт. Расстались в холле. Обязательное посещение дамской комнаты, сам понимаешь, никто не отменял. Девчонки любят метить территорию, куда бы ни попали. Итак…
Зачем я их позвал? Есть небольшое дело. А если откровенно, то пригласил я на короткое свидание Андрея, который настоял на обязательном двойном и, безусловно, с жёнами.
— Давай оговорим тот вопрос, чтобы при девчонках не отвлекаться на неприятное, — расстегнув пуговицы пиджака, барином откидывается на мягкую спинку кресла. — Посещение разрешено только ей, тебе, пардон, — нельзя.
Что за херня и неповоротливость системы?
— Почему?
— Смеёшься? — уголок его губы ползёт наверх. — Скажи «спасибо»…
— И поклониться до земли? — вскипаю моментально.
Не отпустило, видимо.
— Понизим градус нашего общения, старик, — Ростов спокойно подается на меня, перегибаясь через незаставленный огромный стол. — Ромка, тише. Чем ты недоволен?
— А ты как думаешь? По-твоему, я должен радоваться, — таинственно
