Подсолнух - Ирина Воробей
— Обожаю тебя, — сказала она, успокоившись, но все еще щурясь от широкой улыбки.
Вадим только хмыкнул и предложил прогуляться.
Спокойным шагом по набережной они достаточно быстро добрались до центра. Советская типовая застройка сменилась имперскими дворцами и особняками с арочными окнами и барельефами. Мосты становились все ажурней. Тротуары — уже. Дороги — более загруженными.
Вадим рассказывал про архитектуру старинных зданий из того, что узнал от отца. Поведал, как они гуляли по этим самым улицам и познавали красоту. Отец учил его находить искусное даже в заброшенном. Они останавливались буквально у каждого особняка, разглядывали лепнину, выпирающие из стен статуи, капители на колоннах и сами колонны. Лев Аркадьевич обожал всю эту старину. Любил дергать за грязные, давно покрытые зеленым налетом, латунные ручки увесистых деревянных дверей, раздувшихся и покосившихся от постоянной влаги, посеревших от вечной пыли, потрескавшихся под давлением времени. Он часто ходил с репликами старых схем города и показывал, что, где и как стояло, рассказывал байки петровских времен, передающихся архитекторами из поколения в поколение, мечтал, как можно лучше все это облагородить, какие новые здания здесь построить под стать тем, что стоят уже несколько веков. А маленький Вадя слушал отца с открытым ртом и поражался искусности старых мастеров, масштабности их замыслов и историчности их деятельности, даже если тогда они об этом не подозревали. А Татьяна сейчас слушала его с открытым ртом, стараясь приобщиться к прекрасному.
— Ты не скучаешь по Питеру? — спросил он вдруг, когда они шли вдоль витиеватого черного забора набережной.
Татьяна шагала по мраморным квадратным плитам, которыми был выложен узкий тротуар, стараясь не наступать на линии. Парень шел по краю дороги, сунув кулаки в карманы куртки, которую носил нараспашку. Было тепло. Девушка тоже расстегнула пальто.
— Мне не по чему здесь скучать, — ответила она, следя за ступнями, чтобы они попадали четко в центр каждой плиты.
Вадим закивал.
— И возвращаться незачем?
— Разумеется, — с легким раздражением произнесла Татьяна.
Парень затих и задумался. Они помолчали несколько минут. Вода успокоительно бултыхалась о мраморные стены канала.
— У меня там новая жизнь, в которой есть все, что нужно: жилье с классной соседкой, работа, за которую мне платят, настоящие друзья, с которыми весело, — девушка разглядывала противоположный берег.
— А здесь твой отец, — возразил Вадим неуверенно. — И твой родной дом.
Ее грудь высвободила тяжелый вздох.
— Если так, то отец у меня и там есть, просто в другом городе. Так даже лучше.
— А если бы я был здесь?
Парень ждал со слабой улыбкой, когда она повернется к нему, но Татьяна пыталась высмотреть в окнах зданий на том берегу мелькающие фигуры и ответила, пожав плечами:
— Но ты же тоже там.
— Ясно.
Помолчав минуту, Вадим начал рассказывать о строении, в окна которого Татьяна заглядывала. Она была рада, что он сменил тему, и слушала его со вниманием и улыбкой.
Глава 31. Пьеро
Домой они вернулись на автобусе. Отец с Дмитрием в гостиной смотрели американский боевик, сидя на диване вразвалочку. Отец положил голову на могучее плечо партнера. Тот обнимал его одной рукой. Татьяна только умилялась воцарившейся в комнате романтике несмотря на кровь и взрывы на фоне. Отец выглядел спокойным и беззаботным, как будто Дмитрий своей рукой отгородил его от всех невзгод. Татьяне стало тепло на душе, даже если сознательно она не хотела радоваться за отца. Разум быстро выбросил эту мысль.
Она прикрыла дверь и пошла за Вадимом на кухню. Парень предложил не мешать хозяевам, и разобраться с едой самостоятельно. В холодильнике они нашли все необходимое и быстро поужинали. Сразу после он отправился в ванную, а Татьяна — в комнату, где решила еще раз взглянуть на браслет перед тем, как дарить.
Вадим появился спустя минут тридцать, красный от жара, в белых боксерах. Мокрые рельефные мышцы, обтянутые влажной кожей, словно пленкой, поблескивали от света ламп. Татьяна помнила его тело более плотным, но худоба ему шла. Ребра выпирали сильнее, пресс стал казаться тверже и накаченнее. По рельефности его фигуры можно было изучать анатомию. Девушка не могла оторвать жадный взгляд, цеплявшийся за любое движение мышц, за любое напряжение жил, за любую выпирающую косточку.
Парень прошелся к окну, под которым валялся его рюкзак, и присел на корточки рядом, чтобы достать вещи. Она невольно поворачивала за ним голову. С мокрых волос на пол стекала вода. Он вытащил чистые белые джинсы и рубашку приятного серого цвета, что-то между сухим и мокрым асфальтом, и кинул их на кровать, попав на Татьянины ноги. Девушка была слишком увлечена голым торсом, поэтому даже не шелохнулась. Вадим вышел из комнаты на пару минут, затем вернулся с расческой и зеленой жидкостью в стеклянном флаконе. Подойдя к зеркалу, он пшикнул на себя пару раз и начал расчесывать волосы, чем шокировал Татьяну.
По комнате расплылся насыщенный аромат ментола и хвои. Девушка втянула его полной грудью с наслаждением. Вадим обернулся. Она покраснела, облизав губы, и сделала вид, будто изучает камешки на подвеске браслета, а в уме уже решила, что пока он будет спать, сфотографирует флакон, и купит такой же, чтобы дышать им, когда его не будет рядом. Еще больше залившись краской, девушка остановила себя осознанием, что сходит с ума, и решила все-таки отставить идею с фотографированием, подумав, что все равно запомнила вид и бренд.
Только отвлекшись от голого тела, Татьяна сообразила, что парень неспроста душится и причесывается. Уставившись ему в затылок,
