Джордж Эмили - Неукротимая Джо
— Если я расскажу, ты будешь смеяться.
— Не буду.
— Ну, значит, будешь считать еще более ненормальной, чем я была в детстве.
— Ты не была ненормальной. Обычный ребенок, вырвавшийся на свободу. Так что случилось?
— В день своего восемнадцатилетия я на спор пошла через мост. На пуантах.
— И что?
— По перилам.
— Понятно.
— Нет, непонятно. Надо было падать в сторону реки. Там всего десять метров, не убилась бы. А я испугалась и попыталась спрыгнуть на мостовую. В результате заработала перелом ступни и навсегда попрощалась с балетом. Это было давно, я больше не расстраиваюсь и не комплексую. А хромаю не всегда, а только изредка.
— И не жалеешь?
— Нет. В каком-то смысле падение меня освободило. Я смогла заниматься тем, чем хочу. А еще поняла, что жизнь — очень хрупкая штука. В один миг все может кончиться. Смерть тети Лукреции и твоего отца это только подтвердила.
— Ты стала мудрой, Солнышко.
— Тебя это удивляет?
— Нет. Это даже трогательно. А туристический бизнес? С ним покончено?
— Я же сказала, буду работать отсюда.
— Джо, это ерунда какая-то, а не бизнес. Ты не сможешь заниматься всеми проблемами по телефону…
Джованна с загадочной улыбкой отвернулась и стала смотреть в окно. Потом невинным голосом сообщила:
— Кстати, Дейрдре приезжает.
— Ого! Труднопроизносимая рыжая ведьма из Макбета? Последний раз я видел ее года четыре назад. Лу притащила ее на Рождество. Вдвоем они составляли чудесную пару. Представляю, как трепетали фашисты.
— О чем это ты?
— Ты что, не знала? Дейрдре во время войны сражалась в Сопротивлении, во Франции. Она ведь приехала учиться в Сорбонну перед самой войной. Лукреция познакомилась с ней в сорок втором.
— Мне стыдно, но я ничего не знала… Мне даже казалось, тетя Лу моложе…
— Они обе достаточно хорошо выглядят всю свою жизнь. Лу уверяла, что это из-за вина, Дейрдре валила все на английский туман. Зачем она приезжает?
— Она собирается преподавать в одной из художественных школ в Кампобассо. Академия художеств ее пригласила. До начала занятий есть время, и она поживет у меня. Ты не против?
— Что ты! Я рад ее видеть. Вот если бы и мама согласилась выйти на свет Божий…
— Она выйдет, Франко. Боль утихнет, она найдет в себе силы, в жизни появится новая цель — и она станет прежней.
— Хорошо бы.
Франко сдержал свое слово. Присланные им люди работали с рассвета до темноты, и Пикколиньо становился все лучше и лучше. Сам граф Аверсано исчез. Точнее, уехал по делам, так сообщила синьора Баллиоли ежедневно присылавшая Джованне огромную корзину вкуснейшей снеди. Счастье, что рабочие не очень долго стеснялись и стали обедать вместе с Джованной, иначе вся эта уйма продуктов просто пропала бы, потому что одна маленькая Джованна была не в силах съесть такую прорву пищи.
Да, Франко уехал, и девушка совершенно неожиданно поняла, что скучает без него. За несколько дней, пока граф Аверсано заботился о ней, Джованна привыкла к широкой спине, за которой можно укрыться в случае невзгод. Она с головой погрузилась в ремонт, чтобы не думать о Франко.
Сроки неумолимо надвигались. Первые гости из Англии прибудут через пару недель, даже меньше, а Дейрдре обещала помочь с оформлением дома. Ну и новоселье тоже. Прием состоится через десять дней, и к нему надо готовиться.
Джованна сунула ноги в шлепанцы, прошла через просторный и чистый холл к лестнице и рассмеялась от счастья. Все вокруг сияло чистотой. Отшлифованные ступеньки лестницы были заново покрыты бесцветным лаком. Окна блестели. Цветы в глиняных горшках, ящиках и кадках наполняли дом свежестью и благоуханием.
Как ни странно было об этом думать, пожар пошел дому на пользу. Именно благодаря ему Джованна получила возможность усовершенствовать планировку, поменять электропроводку и проверить все коммуникации. Это, конечно, сильно сказано. Вообще-то всем занимался Гвидо со своими товарищами, но и Джованна участвовала по мере сил.
Вот и сейчас Гвидо возник на верхней ступеньке, широко улыбаясь Джованне и приветственно размахивая малярной кистью.
— Салют, синьорина Джои. Любуешься?
— Да. Благо есть чем. Это сказка, а не дом.
— Он всегда был таким. Старая синьора была настоящей колдуньей. Мы любили к ней забегать. Теперь ты будешь колдуньей. В новом дом.
— Ты ее хорошо помнишь, Гвидо?
— Ее тут все помнят. Веселая, словно птица чудная, яркая, ни секунды на месте не сидит. Ребятишек зазывала к себе на обед и кормила мороженым и газировкой. Варила фруктовый суп. С птицами разговаривала. Гадала на картах всей деревне. Обожала сватать. Научила мою мать на старости лет вышивать бисером и золотой нитью. Про войну нам рассказывала.
Джованна ощутила легкую зависть и досаду. Она сама понятия не имела, что ее родная (почти) тетка сражалась с фашистами в Сопротивлении.
— Представляешь, Гвидо, а я об этом узнала совсем недавно.
— Она не очень любила вспоминать. Просто мы, мальчишки, ее разозлили однажды, убили из ружья белку. Она выбежала из дома, отобрала у нас ружье и сказала, что таким дуракам оно ни к чему. Расставила банки и устроила нам экзамен, а потом сама выбила десять из десяти. Так мы и узнали. Она ведь совсем девчонкой попала в отряд. Для нее это было приключение, только очень страшное. Поэтому и вспоминать не любила.
Они помолчали, потом Гвидо провел Джованну по всему дому и продемонстрировал свою работу. Основным трудом последних дней являлась большая печь с котлом для горячей воды и отопления. В здешних местах частенько случались грозы, и электричество отключалось и днем, и ночью, так что почти во всех здешних домах были такие печи, позволявшие не обращать внимания на отсутствие света, Эта же печь снабжала горячей водой и ванную, так что Гвидо с полным основанием мог гордиться собой.
— Когда синьор Франко вернется, скажите ему насчет света, и он прикрикнет на энергетиков. Как только они узнают, что синьор Франко ваш друг, они враз перестанут отключать свет.
— Друг-то он друг, Гвидо, только вот когда он вернется…
— Он уже вернулся! Поцелуи? Цветы? Хотя бы приветственные возгласы! Неужели друзьям уже не рады в этом доме?
Франко Аверсано стоял в дверях, высокий, широкоплечий, надежный и до невозможности прекрасный. В грешную голову Джованны Кроу немедленно заползли самые бесстыжие мысли, причем в большинстве из них они с Франко целовались…
— Я рада. И… я скучала. Как это ни странно.
— Действительно. И как это ни странно, чувства взаимны. Я тоже скучал. Чего-то не хватало. Пожаров, наводнений, стихийных бедствий… Пораненных ног и рук. Как нога?
