Глафира Душа - Привет, Ангел
– Обстановку доложить разрешаю. Но только за столом. На этот раз отказ не принимается.
– Так и быть! Приглашайте!
Они уселись пить чай.
…Когда спустя какое-то время Рита, открыв дверь своим ключом, вошла в квартиру, первое, что ее поразило, это довольно оживленный разговор мамы с каким-то мужчиной. Она еще никого не увидела, поскольку звуки доносились из кухни, но беседа ее заинтересовала. Нет, она вовсе не собиралась подслушивать, однако пока снимала пальто, переобувалась, разбирала покупки, невольно стала свидетельницей довольно странного диалога.
Речь на кухне шла о музыке. Причем произносились имена таких исполнителей, о которых Рита, естественно, слышала, но интереса к которым никак не подозревала у своей матери. Имена Сары Брайтман, Хосе Карераса, Эммы Шаплин из уст Марины Владимировны казались ей чем-то нереальным.
Потом мужчина заговорил о скором концерте Сезарии Эворе в Москве. И на этом моменте Рита вошла на кухню. Картина перед ней открылась весьма приятная: на столе было все, что можно было изъять из холодильника. Откуда-то взялся даже коньяк. Мама сидела расслабленная, мужчина скинул пиджак, ослабил галстук. Они выпивали, закусывали, беседовали… Но не это было главное. Рита почувствовала в их разговоре нечто… Не светский диалог, не элементарный акт вежливости, не обычное гостеприимство, нет. Что-то иное.
Мамин взгляд… Рита никогда не видела у нее таких глаз. Так смотрят не на собеседника. Так на мужчину смотрят. А у мужчины Риту поразила поза: как-то по-домашнему очень, почти по-хозяйски чувствовал он себя здесь.
Рита поздоровалась. Ей вроде бы обрадовались. Как будто бы предложили присоединиться… Но она, почувствовав себя лишней, благоразумно ушла в свою комнату.
Спустя еще полчаса, наверное, мама, проводив гостя, зашла к Рите и со счастливейшим выражением лица принялась рассказывать о том, как перед ней извинился Виталий Петрович, как Максимов принес ей деньги.
– Какие деньги? – удивилась Рита.
– Да я и сама не поняла сначала. А потом, когда поняла, стала сопротивляться. Но Максимов смог убедить меня взять две тысячи долларов.
– Сколько?!
– Вот и я говорю, почему так много? За что?
– Ну?
– А оказалось, что всем досталось: мне две, а им – пять.
– Кому им-то?
– Ну самому Максимову и тем, кто с ним работает.
– А тебе-то за что? – по-прежнему недоумевала Рита.
– Говорит, моральная компенсация…
– Вот это да!
– Нам с тобой как раз не хватало на кухню в новой квартире. Вот повезло-то! И вообще, знаешь, этот Максимов оказался таким интересным мужчиной. На концерт меня пригласил. Общие взгляды на мир у нас с ним обнаружились…
И что-то еще, что-то еще говорила мама. Рита прекрасно понимала, что мать сейчас нуждается не столько в собеседнике, сколько в слушателе. Ей надо выговорить свое счастливое ощущение момента, ей надо выплеснуть то радостное состояние, которое случается с ней так редко и которое сейчас так переполняет ее…
Они ехали с Алексеем к нему на квартиру. Предаваться любви, или заниматься любовью. Они никак интимный процесс между собой не определяли, не давали ему названия. Просто им обоим было ясно, что если они едут в ту квартиру, то понятно зачем.
Но что-то в этот раз настроение было совсем неромантическое. Алексей сам был за рулем, постоянно ведя при этом телефонные переговоры. Опять же в резком тоне, на повышенных нотах…
Рита сникла, погрустнела. Она так соскучилась по нему, так хотела прижаться, отдохнуть в его объятиях… Представляла, какое удовольствие может им обоим доставить эта встреча. Она везла с собой какое-то новое ароматическое масло для ванны. Аннотация обещала эротическое настроение и интимное блаженство… Кроме этого Рита задумала еще один сюрприз. Купила в секс-салоне возбуждающее средство, которое при правильном нанесении на определенные места должно помочь в достижении небывалого наслаждения… Ей хотелось испытать новые ощущения. Ей хотелось порадовать своего любимого эротическими новинками. Ей хотелось расслабить его, расслабиться самой… Но что-то не стыковалось в их настроении. Бесконечные звонки нервировали ее, раздражали, убивали все ее сексуальные порывы. Он, похоже, не замечая ее расстроенного состояния, резко вел автомобиль, постоянно орал в трубку, позволял себе нецензурные высказывания и никак не мог закончить эти напряженные переговоры.
На светофоре к машине подошли цыганские дети, и Рита содрогнулась при виде босых ног, грязных лиц и, как ей показалось, синяков на сгибах рук. Их что, наркотиками накачивают? Не может быть! Дети бегали от одной машины к другой, протягивали руки, сопели носами, произносили какие-то заученные фразы про хлебушек, про копеечку, а Рита все пыталась рассмотреть руки, вены, но окна были затемнены, а дети не стояли на месте…
«Да нет, наверное, показалось», – успокаивала она сама себя и, достав из сумки какие-то деньги, положила их в чью-то грязную ладонь. Тут же подбежали другие дети, что-то гомоня, протягивая руки… Но машина уже тронулась.
Алексей наконец-то закончил разговор. Рита уже было вздохнула с облегчением, но он заорал опять. Теперь уже на нее:
– Ты что, совсем обалдела? Ты кому подаешь?!
– Так дети же!
– Дети! – голос его звучал с издевкой. – Да эти дети богаче тебя! Дурят народ, как хотят, разводят, как нечего делать, а ты: «дети»!
– Леш! Ты почему кричишь на меня?
– Да потому что хватит быть дурой! Хватит быть лохом! Ты что, правда, не понимаешь?!
– Леш, тебе что, десяти рублей жалко?
– Дура ты, дура! Мне тебя жалко, что ты такая глупая!
У Риты навернулись слезы. Она полезла в сумку за платком. Алексей слезы ненавидел. Он давно запретил себе реагировать на проявление человеческой слабости. При его работе, если он будет на это реагировать, никакого успеха не достичь. Тут пожалеешь, там пощадишь, здесь дашь слабину, там хватку ослабишь – и что получится? Какая работа?! Поэтому слезы его нисколько не трогали, а только раздражали и еще больше выводили из себя.
Рита знала это. Но она же не робот, не машина какая. Она не может себе запретить чувствовать. Она живая и поэтому реагирует на жизнь так, как реагирует. Смеется, грустит, плачет, волнуется, скучает, улыбается…
Вот и сейчас не сдержалась, захлюпала носом. Алексей понял, что перегнул с этими дурацкими цыганами. И дались они ему! Понятное дело, что психовал он по своим причинам, но вылилась эта нервность на Риту. Как обычно, впрочем. Он ведь себя особенно не сдерживал. Еще чего не хватало! Если бы он постоянно держался ровно, то его давно бы уже разорвало изнутри!
Он вспомнил, как несколько лет назад они с женой отдыхали в санатории. И потащила его супруга тогда к психоневрологу или к невропатологу. Он вечно в этих врачах путается. Но не важно, как врач назывался, важно, что сказал. А сказал он следующее. На жалобу супруги, мол, совсем Алексей Георгиевич разболтался, не дает себе никакого труда следить за своим настроением, речью, поведением, врач ответил:
