Елена Чалова - Кредо содержанки
Кира и Дуська поддерживали ее как могли, и в результате на свадьбу Машка поехала в сопровождении матери и двух ее подружек.
Какой должна быть идеальная свадьба?
С дракой и похищением невесты? С лимузином и кортежем иномарок? Дорогим рестораном?
Или все можно сделать по-другому, и даже белое и красивое платье не является залогом семейного счастья. У Рины свадьба была организована на деньги родителей, а потому вполне традиционно, ну разве что без драки обошлись. И она была вполне счастлива и довольна и сама удивилась, что в какой-то момент остро позавидовала одной девчонке с курса, которая рассказывала, как праздновала свою свадьбу в каком-то городке на Дальнем Востоке. И она, и муж работали там по контракту, и белое платье купить было негде. Вместо подарков по списку: постельное белье, тостер, кофеварка и прочее небогатые, но веселые друзья взялись организовать застолье, а подружки связали молодым обновки. Невеста была в пушистом белом свитере, а молодой муж – в черном, с вывязанными белыми снежинками на груди. И праздновали они свадьбу на берегу Амура, у костра, с гитарами и танцами до рассвета.
Немцы к празднику подготовились серьезно и устроили настоящее действо: дом украшен был гирляндами цветов, жених и невеста венчались в местной церкви (что повергло Рину в шок, но Машка не моргнув глазом заявила, что это же не мусульманство, а просто лютеране они и потому ее православие тут просто как родное). Платье Машка выбирала сама, и потому было оно, на взгляд Рины, простовато, но у нее язык не повернулся что-то сказать, и на Машкин тревожный вопрос: «Как?» – она уверенно кивнула и заявила, что и сама бы лучше ничего не нашла.
Рине все происходящее казалось немножко нереальным, словно она вдруг стала действующим лицом фильма. Не успела прилететь, оглянуться: и вот она уже ведет дочь под руку по проходу меж скамеек в темноватой и не вместившей всех желающих церковке.
Потом гуляли за большими столами, вынесенными во двор фермы. Многие гости, даже приехавшие из Мюнхена, одеты были в традиционные костюмы: мужчины в коротких кожаных штанах с помочами, рубашки с воротничком-стойкой и расшитые куртки. Шляпы с небольшим пером или украшенные витыми шнурами. Женщины в красных или зеленых юбках, с корсажами на шнуровке, откуда белой пеной выплескивались кружева сорочек.
Симпатичные гостьи из России не могли пожаловаться на недостаток внимания. Их потчевали национальными блюдами, и нельзя было отказаться и не попробовать приготовленное собственноручно мамой Гельмута свиное жаркое с хрустящей корочкой. А ведь еще были колбаски: каждый гость привез с собой разные, и все были выставлены на столе и источали ароматы сказочные. А запивалось все это – ах, если бы только пивом. Баварцы умудрялись делать из него что-то вроде пивного лимонада, называлось это градла. А еще был апфельшорле – яблочный сок наполовину с содовой и, как уверял Гельмут, совершенно безалкогольный. С чего же это тогда Дуську так развезло? – удивлялись Рина и Кира, глядя, как их по дружка лихо отплясывает народные танцы, поддерживаемая крепкими руками кавалеров. Но, как оказалось, баварская земля богата не только на пи во. На столах были рейнские и мозельские вина, а также домашние наливки, которые тоже полагалось попробовать, чтобы не обидеть тех, кто их с любовью делал по старинным семейным рецептам.
– Офигеть, – сказала Кира, без сил падая на лавку рядом с подругой. – Кто говорил, что немцы скучные и жадные? Я сейчас тресну! И знаешь, я сто лет так не танцевала: в хороводе, да потом эту… что это было-то? Типа кадрили.
– Национальные танцы. Машка говорит, они на этом помешаны. И, будешь смеяться, немцами себя не считают. Мы, говорят, не немцы, а баварцы. О, смотри, опять зовут танцевать. Идем?
– А что делать-то? Идем. Ты Дуську не видела?
– Видела. Один из этих белобрысых парней – двоюродных братьев моего зятя – повлек ее куда-то за дом.
– Думаешь, на сеновал?
– Да хоть бы и на сеновал, – фыркнула Рина. – Я бы сейчас не отказалась куда-нибудь лечь, даже на стожок. По крайней мере, отдохнет немножко.
На этом разговоры кончились, потому что их уже тянули в круг для очередного танца, и негоже было ударить в грязь лицом, и Кира с Риной отплясывали не хуже местных баварцев.
По российским меркам разошлись рано – в десять вечера. А потом Рина проснулась и, сонно хлопая глазами, села на постели. Спала она под самой настоящей периной и теперь была вся мокрая. Кира, которую уложили в этой же комнате на надувной матрас, стояла у окна.
– Ты чего?
– Обалдеть, они все пошли на работу.
Рина вылезла из кровати и тоже выглянула на улицу. Негромко урча моторами, разъезжались машины гостей, которые оставались ночевать. А хозяева уже сновали в коровнике, и бидоны с молоком грузились на машины, и кто-то кормил птицу, и удалялся в сторону поля трактор.
– Погода так себе, – поежилась Рина.
– Погода еще неизвестно какая будет. Просто сейчас пять утра.
– Да ты что? Кошмар какой…
– Вот он, здоровый сельский труд, – пробормотала Кира, решительно натягивая спортивный костюм.
– Ты куда? – испуганно спросила Рина.
– Да уж не коров доить! Даже если бы хотела – не умею. Пойду побегаю. Все равно не засну больше.
Рина, пожав плечами, забралась обратно в кровать и с чистой совестью доспала до половины девятого.
Потом они с подружками поехали по магазинам, а через два дня улетели в Москву, распрощавшись с Машкой, которая собиралась через неделю в свадебное путешествие в Италию, а потому маминому отъезду была только рада.
Теперь Рина жила одна, скучая без Машки, но та была так очевидно счастлива со своим Гельмутом, что Рина не позволяла себе показывать дочери, до чего ей порой бывает одиноко. Впрочем, одиночество быстро приобрело оттенок свободы, Рина привыкла к этому и ценила свой тихий и уютный дом, где все было для нее и так, как хотелось ей.
В этот вечер в популярном московском ресторане все столики оказались заняты. Но на улице шел дождь, и тащиться куда-то еще не хотелось, а потому друзья, выбравшие этот вечер для застольного общения, присели на диванчик ожидания и не спеша разглядывали публику, ожидая, пока освободится столик.
Один из мужчин – Николай Станиславович – был постарше и вращался в мире искусств. Он писал талантливые стихи и рассказы, читал лекции, и ведущие журналы и телеканалы щедро платили ему за амплуа литературного и кинокритика. Тот, что моложе, – Вадим – был хорош собой, как породистый скакун: то есть имел в активе несколько поколений предков, среди которых были и военные, и дипломаты, и художники, а также прекрасное образование. Но суть его натуры составляли лень и полное нежелание брать на себя какую-либо ответственность. А потому он писал картины, которые ему самому не нравились, и делал вид, что руководит папиным бизнесом.
