Мариус Габриэль - Первородный грех. Книга первая
Улыбка Джерарда испарилась. Его черные глаза буравили кузнеца. В этом взгляде было что-то звериное, какая-то бешеная страсть.
– Что ж, по крайней мере, теперь мы знаем, кто чего хочет, не правда ли? – почти мягко сказал он.
Франческ кивнул.
– Мы знаем, кто чего хочет.
Какое-то время оба мужчины молча смотрели друг на друга, затем Джерард рассмеялся.
– Педро, забрось-ка этого придурка на его лошадь, – приказал он, указывая на все еще валявшегося на дороге Хосе.
Франческ снова забрался в телегу и взялся за вожжи. Щека и ребра болели. Лицо распухло.
Джерард Массагуэр развернул коня.
– До встречи, кузнец! – крикнул он, и все трое поскакали прочь.
Спрашивая себя, правильно ли он поступил, Франческ с минуту смотрел им вслед, затем повернулся и со злостью хлестнул свою кобылу. А-а, пошли они все к черту! Пусть братцы сами перегрызают друг другу глотки. Он уже и так хлебнул горя. Единственное, о чем он мечтал, это чтобы ему дали спокойно жить, ему и его жене.
Но смысл сверливших его мозг мыслей дошел до Франческа, только когда он подъехал к кузнице. Его жене.
Весна, 1918
В день свадьбы элегантная фигурка Кончиты уже явно указывала на ее положение. Рождение ребенка ожидали к маю.
Франческ стоял перед алтарем. Бога он то ли ненавидел, то ли не верил в него – он и сам точно не знал. Его металлический голос гулким эхом отдавался под сводами церкви.
В руках Кончита держала веточку цветущего миндаля. Белоснежное платье доходило ей до середины икр, оставляя открытыми изящные щиколотки в белых чулках и серебряные туфельки. По моде тех лет на ней была надета шляпка, прикрывавшая уши, и длинная искусно вышитая вуаль. На руках – тонкие кружевные перчатки, когда-то принадлежавшие ее матери.
Она вся просто светилась. Беременность только усилила красоту. За вышитыми на вуали белыми розами сияли ее огромные глаза. На традиционные вопросы священника она отвечала чистым и спокойным голосом, и, когда в заключение церемонии Франческ повернулся к ней для поцелуя, она, коснувшись рукой его буйной бороды, бросила на него такой нежный взгляд, словно они были страстными любовниками, а не едва знакомыми чужими людьми.
Когда они выходили из церкви, Кончита так крепко прижималась к его руке, что кузнец едва держался на ногах. Ветер крепчал, небо было затянуто свинцовыми тучами. Кончита откинула вуаль, чтобы фотограф мог запечатлеть их на церковных ступенях. Порывы ветра отчаянно трепали одежду новобрачных и гостей. Упали первые капли дождя. Франческ, который все утро выглядел хмурым и напряженным, теперь блаженно улыбался, не уверенный, правда, насколько успешно ему удалось пройти это тяжелое испытание.
Праздновали свадьбу в ближайшем ресторане. За время обеда, да и в течение всего оставшегося вечера, Кончита почти все время молчала. Но не потому что стеснялась. Всем своим видом она излучала решительность женщины, сделавшей окончательный выбор.
«Бедняжка, – восклицал про себя Баррантес. – Милая моя бедняжка!» Правильно ли он поступил с ней? Но задавать подобные вопросы было уже поздно. Она вышла замуж за Франческа и связана супружескими узами, словно кандалами, в которые кузнец заковал ее тонкие руки.
Франческу было тридцать два года, девять из них он прожил одиноким калекой. У него не укладывалось в голове, что теперь его жизнь изменилась и что сидящая рядом с ним чудесная женщина – это его жена. Но еще более странным казалось то, что через несколько месяцев она должна была одарить его чужим ребенком.
Он взглянул на нее, на это фарфоровое личико с сияющими изумрудными глазами, и ощутил, как его охватывает какое-то смешанное чувство возбуждения и боли. Она была его. Изящная и милая, она была его. Этой ночью она будет спать в его постели. И все последующие ночи тоже.
– Думаю продать магазин, – во всеуслышание заявил Баррантес. Он выпил изрядное количество шампанского, и его грубоватое лицо раскраснелось, седые усы обвисли. – Нужно идти в ногу со временем.
– Пить нужно меньше, – поддела его сестра.
– У меня грандиозные планы. – Марсель засунул большие пальцы в карманы жилетки. – Хочу построить кинотеатр.
– Что?
Он одарил сидящих за столом лучезарной улыбкой.
– А еще я собираюсь купить автомобиль.
– Кинотеатр и автомобиль! Ты что, миллионер?
– Я человек из народа! – провозгласил Баррантес, грохнув кулаком по столу. – Будущее Испании принадлежит техническому прогрессу. Автомобилям, кинотеатрам, радиоприемникам. И мой зять может это подтвердить. А, Франческ?
Вместо ответа Франческ поднял бокал.
– Я хочу предложить тост, – сказал он. – За мою жену Кончиту. – Он немного помедлил, в ожидании, пока гости наполнят бокалы. – Моя жена… – Его голос дрогнул. – Он повернулся к Кончите, которая тихонько сидела рядом с ним. – Я не оратор, Кончита. Но я готов отдать за тебя жизнь. Никто больше на заставит тебя страдать, – проникновенно закончил он. – Никто.
Их взгляды встретились; в ее глазах стояли слезы. Вечер прошел в оживленных беседах подвыпивших гостей.
К половине седьмого совсем стемнело, и пошел проливной дождь. Раскаты грома, доносившиеся с Пиренеев, обещали дальнейшее ухудшение погоды. Перепивший Марсель сделался таким сентиментальным, что, расчувствовавшись, даже пустил слезу.
Уж прощаясь под нещадно поливающим дождем, он совсем раскис и, повиснув на Кончите, разрыдался, называя ее своей маленькой заблудшей овечкой.
– Ради Бога, Франческ, не обижай ее, – покачиваясь, бормотал лавочник. – Не обижай ее!
Франческ нетерпеливо обнял своего новоиспеченного тестя и, взяв Кончиту под руку, поспешил усадить ее в крытый экипаж, еще утром украшенный гирляндами цветов, которые к этому времени ветер и дождь уже порядком истрепали.
Из-за неуместного взрыва эмоций Марселя Баррантеса они промокли до нитки. Кончита съежилась рядом с Франческом, безуспешно пытаясь защитить от порывов ветра свой букет из цветов миндаля. Франческ взялся за вожжи и, стегнув лошадь, рысью пустил ее по грязной улице, оставив позади захмелевших родственников и гостей. Вот все и кончилось – свадьба, застолье, день.
Дождь еще усилился, разразилась настоящая гроза, и крытый верх экипажа уже не спасал их ни от хлеставших по лицу ледяных струй, ни от летевших из-под копыт лошади комьев грязи.
Когда они подъехали к кузнице, небо на севере расколола вспышка молнии и артиллерийской канонадой зловеще загрохотал гром. Они продрогли до костей. Кончиту била безудержная дрожь.
– Ступай наверх! – крикнул Франческ. – Я позабочусь о лошади!
Прижимая к себе букет и придерживая вуаль, она побежала в дом. Он поставил лошадь в стойло и положил в ясли охапку сена. Когда он поднялся наверх, Кончита разжигала в камине огонь. Франческ наклонился, чтобы подбросить еще несколько поленьев, которые, неохотно разгораясь, свирепо зашипели. Он слышал, как от холода стучат ее зубы.
