Лорейн Заго Розенталь - И снова о любви
Теперь же они стали союзниками. Несколько раз отец бурчал на нее, просил не совать нос не в свое дело, но мать и слушать не желала: у Эвелин двое детей, что, если Патрик не выдержит ее дурного характера и уйдет? Развод погубит Эвелин, ведь у нее ни образования, ни работы…
— Ты зря беспокоишься, Нэнси, — сказал отец, сидя за рулем маминой машины. Мы ехали в Куинс, окна нараспашку — в середине сентября погода стояла теплая, — и мамины курчавые волосы развевались. — По-моему, Патрик без ума от нее.
Я тоже так думала. Надо очень любить, чтобы терпеть ее выходки.
Маму, похоже, этот довод не убедил: с недовольным лицом она выпустила через нос струю сигаретного дыма.
— Послушай, Том. Эвелин набрала лишний вес — и я ни разу ее не упрекнула. Мне и самой не мешало бы немного сбросить. Однако это сущая ерунда по сравнению с перепадами ее настроения… — Она покачала головой, затянулась и выпустила в окно серое облако. — Я считаю, у Патрика куча причин сбежать от нее.
Отец бросил взгляд на маму. Та, подставив лицо ветру, наслаждалась сигаретой. Я ждала, что он начнет спорить, но он не стал. Он никогда ей не перечил. Сейчас он сделал погромче радио — шла трансляция бейсбольного матча, — и пока мы не позвонили в дверь в доме Эвелин, родители больше не проронили ни звука.
У Эвелин явно выдался один из хороших дней. Она встретила нас в прихожей в сарафане, который все лишнее скрадывал, а что нужно — подчеркивал: удлинял ноги и делал тоньше талию. Бусики затерялись в ее роскошном декольте. Уложенные феном гладкие волосы удачно обрамляли лицо и оттеняли редкий цвет глаз.
В гостиной она накрыла для нас стол: чипсы и соус, запеченные в духовке фаршированные «ракушки», печенье из кондитерской «Миссис Филдз» и неаполитанское мороженое на бумажных тарелках.
— Знаю, ты любишь три вкуса сразу, папа, — сказала Эвелин, зачерпывая круглой ложкой ванильный, шоколадный и клубничный слой.
Она положила трехцветный шарик ему на тарелку и уселась, взяв Шейна на колени. Непонятно, откуда все эти мамины тревоги — вроде Эвелин в полном порядке. Она взглянула на меня, спросила, как дела в новой школе, и поинтересовалась:
— Мальчики симпатичные есть?
Не успела я и рта раскрыть, как мать, торопливо проглотив кусок шоколадного мороженого, ответила:
— Какие еще мальчики! Ариадна перешла в Холлистер, чтобы потом поступить в хороший колледж и чего-нибудь добиться в жизни.
Стало слышно, как тикают в кухне часы. Мать не моргнув глазом вновь принялась за мороженое. Она даже не заметила, что Эвелин переменилась в лице: подбородок напрягся, губы крепко сжались. Колледж, добиться чего-нибудь в жизни — все это, по мнению мамы, ее первая дочь упустила. «Какие еще мальчики!» — эту фразу мать твердила, когда Эвелин была подростком. Сейчас она наверняка думала: «Ты, Эвелин, меня не слушала. Посмотри теперь, во что ты превратилась. Двадцатитрехлетняя толстуха со свидетельством об окончании средней школы и двумя детьми, весь день толчешься в убогой кухне, на ремонт которой твой муж никак не скопит денег».
— Классное платье, Эвелин, — ляпнула я в надежде, что комплимент поможет разрядить обстановку.
Не тут-то было. Эвелин вяло улыбнулась, промямлила, что ей надо сменить Шейну подгузник, ушла наверх и больше не показывалась, пока не подошло время прощаться с родителями.
— Не раскисай, — поучала у порога мать. — Патрика от тебя скоро стошнит.
Потом они с папой уехали. Эвелин со всего маху захлопнула дверь, сходила к холодильнику и плюхнулась на диван с бутылкой пива в руках.
— Охренеть — не встать! — взревела она, открывая бутылку.
Сделав большой глоток, она закинула ноги на кофейный столик. Я смотрела на нее из прихожей. Приветливость Эвелин вмиг исчезла, и мне было страшно даже приблизиться к сестре.
— Не слушай, что наша дорогая мамочка говорит про мальчиков, Ари. — Она показала средний палец маминому изображению на висящей в рамке на стене фотографии. Это был снимок со свадьбы Эвелин и Патрика, все смотрели в камеру со счастливыми улыбками на лицах. — Будь ее воля, она посадила бы тебя под замок и заставила плясать под свою дудку.
Я взглянула на фотографию. Тот солнечный день я прекрасно запомнила. Накануне вечером мама подшивала Эвелин платье. Родителей Патрика она пригласила переночевать в нашем доме — гостиница им оказалась не по карману. А потом мама возила Эвелин к десяти разным флористам, чтобы та выбрала самый красивый букет. И уступила ей жемчужное ожерелье, папин подарок, — по традиции невеста должна надеть «что-нибудь старое».
— Мама хочет как лучше, — сказала я.
Эвелин рассмеялась:
— А ты в курсе, что она посылала меня на аборт, когда я носила Кирана?
Я, хоть и была в курсе, отрицательно покачала головой. Не хотелось, чтобы Эвелин узнала, как шесть лет назад я через стенку, разделявшую наши комнаты, подслушала разговор. Они с матерью кричали друг на друга, Эвелин рыдала, а мать заявила, что аборт — лучший способ избавиться от неприятностей. Тогда у Эвелин будет шанс куда-нибудь поступить, пусть даже и в общественный колледж Кингсборо или на курсы секретарей в школе Катарины Гиббс — все лучше, чем родить, когда тебе не исполнилось и восемнадцати.
— Католичка называется! — возмущенно сказала Эвелин. — В церковь ходит только по праздникам и уговаривает собственную дочь убить ребенка. Лицемерка — вот она кто.
Мне так не казалось. Мама желала Эвелин добра. За оклеенной сиреневыми обоями стеной она говорила, что Эвелин, такая молодая и красивая, не думает о своем будущем. Мама не хотела, чтобы она превратилась в домохозяйку, которая не может и пары носков купить без разрешения мужа.
— Не думаю, что это правда, Эвелин, — только и ответила я, больше на ум ничего не шло.
— Так и есть! — не отступала Эвелин.
Она включила телевизор и допила пиво, а я пошла наверх в ванную и проглотила две таблетки от мигрени. Хорошо, что на этот раз я их не забыла, — светящаяся сетка уже начала проступать перед левым глазом.
Спать мне пришлось в гостиной, потому что гостевой комнаты в доме больше не было. В понедельник утром я проснулась на диване и услышала, как на кухне Эвелин спрашивала Кирана, какие хлопья он будет на завтрак: «Фростед флейкс», «Эппл Джекс» или «Кап-н-кранч». Потом что-то лепетал Шейн, внизу в подвале Патрик гремел штангой, вскоре Эвелин с детьми пронеслась мимо меня и сказала, что Киран опаздывает в детский сад, а мне надо напомнить Патрику, чтобы он отвез меня в школу. Я вовсе не прочь была туда отправиться — больше мне не придется обедать в туалете, ведь сегодня возвращается Саммер.
