Разлучница. В плену прошлого - Татьяна Семакова
— Ты опять говоришь загадками, — ворчу тихонько.
— Потому что я запланировал разговор на ужин, — отвечает недовольно. — При свидетелях, где ты не стала бы швыряться посудой и орать.
— Хватит уже надо мной измываться. Выкладывай свой большой темный секрет.
— У меня был идеальный план, — начинает через полминуты, собравшись. — Беру взаймы, поднимаю дело, снимаю со своей шеи поводок и оставляю только твою задницу. Непросто, тебе пришлось бы пострадать-поплакать, пока я пашу, как проклятый, но это меньшее из зол. А Школьников поставил свое условие. Денег дам, но только если я оставлю тебя. От этой девки у тебя мозги в кашу, не потянешь, — цитирует зло. — И я знаю даже, что за птичка ему это напела, теперь знаю, но тогда делать было нечего. Окей, но я занимаюсь только этим. Зачем распаляться? — хмыкает. — Херовый, но компромисс. Не учел только, что ты можешь обидеться настолько, что просто уедешь. Думал, расплачусь с долгами, расскажу, простишь, куда ты денешься… не вышло. Хотел найти, много раз порывался, но останавливала мысль — ты уехала, чтобы жить. Кто я такой, чтобы выламывать дверь с ноги и топтать то, что ты успела создать?
— Ты меня бросил, чтобы вернуть мой же долг? — уточняю через дрожащие губы. — Смолин, ты дебил? Ты совсем дебил?! — ору и толкаю его в грудь.
— Понеслась, — вздыхает и сует руки в карманы.
— Ты… ты… да зачем ты вообще на себя это повесил?! Что бы он мне сделал?! Что взял?! Квартиру? Да черт с ней!
— Тебя, Вик, — отвечает хмуро. — Он бы взял тебя. И продал бы как кусок мяса какому-нибудь ублюдку.
— Что за бред ты несешь, — нервно смеюсь.
— Звучит дико, согласен. Но ты понятия не имеешь, что это за человек. Он бы взял свое. И каким именно образом тебе бы точно не понравилось. Мне и подавно. Так что можешь орать на меня сколько угодно, но из всех возможных альтернатив расстаться на время — самая безопасная.
— А мне ты рассказать не мог? Как сейчас, Кость. Не мог, да?
— Мог, — грустно улыбается. — И что бы из этого вышло? Рано или поздно мы бы начали встречаться тайно. И все мои мысли были бы направлены не на дело, а на то, как безопасно для здоровья тебя трахнуть. Итог — провал с рестораном и долг, от которого можно только зарыться в самую глубокую нору. Выплатить нереально. Такую мне тебе жизнь надо было предложить? Ну, нахер, малыш.
— Почему мы просто не уехали? Ничего же не было. Никого не осталось. У меня был только ты… — снова начинаю плакать.
— Бесконечные переезды, всю жизнь на чемоданах, без денег, — перечисляет сдержанно, но видно, что это спокойствие дается ему с трудом. — Мы бы даже на работу официально не смогли устроиться, чуть только мелькнул паспорт, все, хана. Чем бы я начал заниматься, чтобы обеспечить нас, тебе бы тоже не понравилось.
— И что? И что?! Зато вместе! Вместе, бесчувственный ты чурбан! Ты меня растоптал! Уничтожил, сволочь! Ты во мне жизнь убил! — Смолин закрывает глаза, а я ладонью себе рот, приказывая остановиться.
— Все-таки ненавидишь, — констатирует печально и стоит, опустив голову. Чертов манипулятор! Но такой трогательный…
— Нет, — моментально теряю запал и злюсь от того, с какой легкостью он меня осадил. — Но с твоим решением не согласна.
— Я так и понял, — хмыкает. — Но я бы своего зайца бегать никогда не вынудил. Что хочешь говори. Никогда. Ни за что.
«Знал бы ты…», — вздыхаю мысленно.
Смолин медленно подходит.
— Даже не думай, — выставляю ладонь. — Я так зла на тебя, не подходи.
— И что ты сделаешь? — надменно хмыкает и продолжает наступать.
— Не успею переварить и это аукнется в самый неподходящий момент.
— Моя малышка повзрослела?
— Заразилась мудростью, — иезуитски улыбаюсь, — половым путем.
Смолин прячет ухмылку и начинает закипать.
— Еще хоть раз, — шипит с угрозой, — я за себя не отвечаю.
— Только тронь его. И ты меня больше вообще никогда не увидишь, — отвечаю спокойно.
— Вот как?
— Вот так.
— Интересно. Ты же не думаешь, что я буду делить тебя с ним?
— Ты же не думаешь, что, если нашел оправдание своему мудачеству, я резко вернусь к тебе? — приподнимаю брови. — Хочешь обратно? Придется попыхтеть.
Костя не выдерживает и широко улыбается, но быстро справляется с собой.
— Это понятно, — медленно моргает, стирая озорство из взгляда. — Но и ты меня, надеюсь, поняла.
— Я никогда не спала с женатым, — сдаю позиции и отмахиваюсь от него. — Открой уже чертов гараж.
— Как это понимать? — хмурится и остается стоять на месте.
— Кость, открой гараж. Я замерзла. Хочу забрать Андрюшкины вещи и поехать домой.
— Я — открываю, ты — поясняешь.
— Чтоб тебя твои компромиссы слопали, — бубню раздраженно. — Ладно! Мы были любовниками в промежутке между его браками. Конец рассказа.
— Почему его овца уверена в обратном?
— Потому что овца, — отрезаю.
— Детали. Она уверяла меня лично и была абсолютно уверена сама. И я видел, как он тебя лапает. Своими собственными глазами.
— Не лапает, а обнимает. Безо всякого там… мы друзья, Кость. И именно он вытащил меня из той выгребной ямы, в которую столкнул ты. Так что знаешь, что? Буду обниматься с ним столько, сколько захочу. А ты — открывай.
— Я подумаю над твоими словами, — произносит высокомерно, садясь на корточки спиной ко мне, — но совершенно точно приду к выводу, что хрен тебе на постном масле. Можешь начать переваривать и это.
Закутываюсь в его пиджак и прокручиваю в голове разговор. Так странно… и жутко. Я совсем юной была, ничего не видела, ничего не замечала. Столько всего от меня скрывали, оберегали, заботились. Столько глупостей делали. Нашли легкий способ зарабатывать, вместо того чтобы подумать о будущем. Все от этой чертовой нищеты. Все от нее. А ему так идет рубашка. Брюки, стрижка, часы, дорогая тачка и парфюм, от которого у меня кружится голова.
— Значит, ты решил, что я его люблю? — утрясаю в голове нюансы.
— Да. Любовь или бабки. Всегда и во всем, — отвечает сдержанно.
— Как видишь, нет.
— Ты его любишь. Просто не так, как я предполагал. Иначе, по-своему, но любишь. И мне с этим придется жить.
— Я не буду за это извиняться.
— Я этого не жду. Тебе извиняться не за что.
— Сейчас обижал, чтобы не показывать, как больно самому?
— Красиво, но нет. Я хотел причинить тебе боль, потому что больно было мне. Потому что я отпустил, но не смирился. И, наверное, все это время на что-то надеялся. Так что я просто мудак, тут
