Голое свидание (СИ) - Саша Кей
Тихонько врубив музыку из ВК на телефоне, я пританцовывая организовываю себе завтрак из наличных продуктов. Я из тех, кто завтракает плотно, и сейчас у меня в силу привычки и ночной потери калорий разыгрывается нешуточный аппетит. Надеюсь, Сережа меня не убьет за трату четырех яиц. Поделим по-братски.
Дарю яичницу, и раз пошла такая пьянка крошу туда и найденный помидор, и колбасную попку, и шампиньоны-гриль, которые остались не съеденными нами вчера.
Обожаю яичницу. Прекраснейшее блюдо на земле. Пленяет своей простой и скоростью в готовке. Быстренько сервирую две порции. Сейчас сполосну сковородку, налью кофе и пойду будить Никитина. Заодно спрошу, какой тут транспорт рядом ходит. Такси в это время в центре города дождаться нереально, все стоят в пробке на выезде в промзону.
В целом, если не обращать внимания на записку холодильнике, где написано явно не рукой Никитина: «Забрать костюм из химчистки», то я прихожу в норму.
Поглядывая на красивую кофейную пару, уже предвкушаю, как сделаю первый глоток. Нам, кофезависимым, все не в радость до первого глотка.
За шумом льющейся воды даже музыку плохо слышно, поэтому появление на кухне Никитина становится для меня сюрпризом.
Обернувшись на его голос, вижу, что в отличие от меня он выглядит изрядно усталым, похоже, я вчера выпила из него все соки, но почему у него лицо такое невольное я понять не могу.
Выключаю воду, чтобы услышать, что он мне говорит, и Сергей повторяет свой вопрос:
— Это что еще за спектакль?
Глава четырнадцатая
— Настроение хорошее, — объясняю я свои танцы. — Да и бассейн пропустила, будем считать разминка…
— Я спрашиваю, к чему все эти игры в идеальную хозяйку? — резко прерывает меня Никитин. — Готовый завтрак, вымытая сковорода, еще б кофе в постель принесла. Что? Решила себя прорекламировать? Мол, не только в постели за*бись, но и готовлю отменно? Утренний отсос в пакет услуг входит?
У меня пропадает дар речи. До меня доходит, откуда такие претензии: мы же с ним вчера обсуждали женскую привычку примерять стереотипную женскую роль. Он решил, что я таким образом набиваю себе цену?
В груди все сжимается и от несправедливого упрека, и от слов, какими он был высказан, а также от осознания, что я Никитина интересую только в одной роли, совершенно определенной.
Оставляю в покое сковороду.
— Утренний минет полагается не всем, только постоянным клиентам компании. А ты, как я посмотрю, предпочитаешь разнообразие в обслуживании.
— Что за херню ты несешь? Все? Сказка кончилась? Начинаются суровые будни с их «Ой, все»? Честная и откровенная Даша скрылась за горизонтом? Или ее вообще не было?
Меня захлестывает волна гнева. Эта скотина вчера развела меня на секс, на разговоры о том, что я даже с подругой не обсуждаю, и обвиняет меня в притворстве?
Методично вытираю руки о банное полотенце на мне.
— Раз уж мы тут решили поговорить об откровенности, скажи мне, Сережа, — сказанное сквозь зубы, его имя словно вжиканье кнута. — Сколько баб ты трахаешь на неделе? Не думай, я не осуждаю. Но когда я вчера спросила, женат ли ты, зачем ты мне соврал? Побоялся, что п*зда не обломится?
— Я не женат! — рявкает он.
— А это не важно, — я срываю с себя полотенце и швыряю в него. — Ты прекрасно понимал, что я имею в виду. Меня интересовало свободен ты или нет. Тут-то, видимо, весь твой интерес ко всей этой правде и пропал, да?
— Не понимаю сути твоих претензий. Ты не догадывалась, что я до тебя не был девственником?
— Проблема не в том, что ты трахаешься. Столько презиков с собой носить, юбому понятно станет, что ты кобель! Кстати отчего ты на меня ни один не потратил? Проблема в том, что ты мне соврал и воспользовался!
— Я? Воспользовался? — повышает голос Сергей. — Да ты течешь, стоит тебя потрогать. Лучше было бы, если бы я тебя не отодрал? Готов поспорить, ты сейчас тут стоишь голая, а если тебя загнуть, окажется, что ты готовенькая!
— Иди в жопу! — кричу я, стараясь сдержать подступающие слезы. — Тебе я в жизни больше не позволю меня загнуть.
Выстреливаю из кухни. Врываюсь в спальню и начинаю одеваться. Ни на минуту не останусь в этом доме. Мерзавец!
Злобный Никитин не может оставить меня в покое и припирается за мной следом.
— Что, Даш? Правда глаза колет?
— Правдолюбец ты наш! — всплескиваю руками и возвращаюсь к расправлению резинки чулок. — Только какой-то однобокий!
— Скажи, я не прав? Ты и сейчас под меня ляжешь! У тебя соски как копья!
— Отсыпьте мозгов этому идиоту, это от холода!
Наклоняюсь поднять трусики, а меня за задницу хватают:
— А давай проверим? — шипит он.
Разворачиваюсь и хлещу его трусанами.
— Все. Время всех проверок кончилось! Не подходи ко мне!
Вот удивительное дело, я злющая как потревоженный шабаш ведьм, а все равно смотрю на Никитинское хозяйство, которое находится в полной боевой готовности. Проверять он меня собрался, придурок!
Отскакиваю от него и натягиваю белье. Тянусь за платьем и слышу:
— Не забудь своего парня.
— Себе оставь, сам-то не справляешься. Правду хочешь? А правда в том, что я вчера симулировала. Я ж тебе говорила, все стоны только для вашего самолюбия, — радую я Сергея, вынырнув из выреза платья. Черт, лифак забыла! Быстро сгребаю его и часики в сумку, скручиваю волосы на затылке.
— Хрен там, Даша! Уж я не перепутаю кончающую в слезах телочку с притворщицей!
— Продолжай так думать и дальше, — задевая его плечом, выхожу из спальни. — Запри за мной, когда я уйду.
Но Никитину все неймется, он догоняет меня в прихожей, когда я уже натянула сапожки и набросила пальто. Он молча обхватывает меня, впечатывает в свое голое тело, упираясь в меня стояком, и зло целует.
Офигев от этого произвола, я кусаю его за губу, но он не останавливается, а начинает щипать соски, выпирающие из-под ткани. Сергей удерживает меня всего одной рукой, но вырваться мне удается, только пнув его по ноге, хотя очень хочется по яйцам.
— Ненавижу тебя, — выплевываю я.
— Врешь, — злится Никитин. — Иначе не устроила бы мне это представление. Хочешь со мной, под меня и бесишься, что все не по-твоему будет!
— Но и по-твоему тоже!
— Сама прибежишь!
Глава пятнадцатая
— Оху… кхе… Офигеть! А ты чего? — Катюха подбирает отвисшую челюсть.
— А чего я? Хлопнула дверью и ушла гонимая ветрами, — кривлюсь я
