Научи меня любить - Каролина Шторм
А Юля продолжала:
– Вчера я ночевала одна. Мои соседки разъехались по домам. Фауст привёл меня в комнату и,… как-то всё само собой произошло. Я даже не поняла толком.
– Замечательно! – я вскинула руки. – То есть твой первый раз прошёл почти бесследно? А как же «особые ощущения» и всё такое?
– Да никаких особых ощущений не было. И боли тоже я не почувствовала. Как и удовольствия. В общем, ничего особенного, – заключила она.
Я слушала свою подругу и не знала, могу ли я что-то ей ответить. Мои принципы не пошатнулись ни разу. И я убеждена в том, что такой ответственный шаг надо делать осознанно. И уж точно не с первым встречным, а с человеком любящим и любимым. Иначе зачем? Чтобы похвастаться перед подругами: поглядите, я стала взрослой? Чушь! Взрослость – это совсем о другом. И такими способами она не достигается. Думаю, что Юля и сама это понимает, только признаваться не хочет. Она хорошая девчонка, мне с ней очень легко и приятно. Да, и росли мы и воспитывались по-разному. А это очень важно. Я никогда бы не позволила себе поступить так, как она. Нет, это вовсе не означает, что я останусь чиста вплоть до бракосочетания. Но… есть принципы, через которые я не переступлю.
– У меня никогда и ни с кем ничего не было, – призналась я Юле. Наверное, она сама это поняла. – Ко мне никто ни разу не прикасался.
– Но ты хотя бы целовалась с кем-то?
– Пару раз, – нехотя сказала я. – И то мне не понравилось.
Действительно, что мне могло понравиться в этих неловких попытках малознакомого парня соблазнить тогда ещё пятнадцатилетнюю школьницу? Он приезжал к нам на лето во время каникул. И водил знакомство с моей школьной приятельницей. Вернее, с её парнем. А случилось всё во время празднования его (этого парня) Дня Рождения. Мой новоиспечённый ухажёр отвёл меня в дальнюю комнату, чтобы, как он выразился «поговорить по душам». А там долго тянуть не стал.
Целоваться с ним мне не понравилось. Да я и не ответила ему по-настоящему. Но мне было интересно попробовать. Не более того. Как и Юле, вероятно. Только я бы никогда не зашла так далеко.
– Значит, Фауст… – протянула я. – И как он? Хорош?
– Пока не с кем сравнить, – к Юле вернулась её обычная беспечность. – Вот будет следующий, тогда скажу.
– Ты уже о следующем думаешь?
– Присматриваюсь. Например, к Евгению, – и она хитро посмотрела на меня.
– Как – к Евгению? Почему именно к нему? – мне совершенно не понравилась эта затея.
Но Юля, похоже, и это знала. Поэтому, обняв меня за плечи и притянув к себе, сказала:
– Не бойся, я шучу. Евгений, конечно, хорош, но я-то знаю, что кое-кто к нему не равнодушен.
– О ком ты? – я постаралась изобразить удивление.
– Не притворяйся, Ксюш. У тебя на лице всё написано. В тот самый первый день, когда вы познакомились. Ты так смотрела на него!.. Думаю, он тоже это понял.
– Неужели? – но ведь он на самом деле мне понравился. Разве можно скрыть очевидное?
– Это очень заметно, Ксюш. Но, я думаю, тебе нечего стесняться. Он очень неплохой парень. Жаль только, несвободен…
Я встрепенулась.
– Что это значит? – хотя ответ был очевиден.
– У твоего Евгения есть подруга. Я видела её вчера на Дне Рождения Фауста.
Юля смотрела на меня с сочувствием. Но я не видела этого. Мой взгляд был направлен сквозь неё – туда, где от меня быстрыми шагами уходило призрачное счастье, ещё несколько секунд назад жившее в моём воображении.
Евгений
Наутро после празднования Дня Рождения Фауста я с трудом разлепил глаза. Спать было ужасно неудобно. Эти маленькие кровати не предназначены для двоих. Здесь и одному бывает тесно. Сколько раз я летал со второго яруса!.. Хорошо, что приземлялся удачно. Надо какие-нибудь бортики придумать. Мало ли что…
Лиза спала рядом, отвернувшись к стене. Она не стала снимать одежду, так как в комнате мы были не одни. Неподалёку храпел Толян. А прямо подо мной на первом ярусе – Юрец. Где ночевал Пашка, я понятия не имею. Про Фауста знаю точно, что он ушёл со своей новоиспечённой подругой.
Я сделал попытку пошевелиться. Шея ужасно затекла и теперь болела. Онемела рука, которую я подложил Лизе под голову. Ненавижу эти общажные кровати! Как будто специально сделаны для того, чтобы убить всякое желание спать. И ещё это правило – размещать по несколько человек в комнате! После такой бурной ночи, как вчера, здесь просто дышать нечем. И какой-то… нехороший человек закрыл окно – единственное отверстие, связывающее нас с внешним миром.
В комнате стоит перегар. Табачного дыма я не ощущаю, потому что сам курю. Но если кто сейчас зайдёт, рискует отравиться этими парами. Боже мой, в какой клоаке я живу! Я – человек, воспитанный в условиях строгой военной дисциплины, где даже пылинки не допускалось обнаружить на полке, не говоря уже о невыглаженных брюках и рубашках с пятнами от еды, вот уже четвёртый год в этом зловонном месте разлагаюсь, словно гниль, и тону в этом болоте смрада и порока! Как же мне противно чувствовать себя таким дерьмом!..
Я ничего здесь не могу изменить. Когда я вселился, уже было так, как сейчас. Меняются только лица. Суть остаётся неизменной. Кто бы сюда ни попал, все в скором времени начинают тонуть. И я давно бы ушёл на дно, если бы не крепкая рука отца, держащая меня за волосы и не позволяющая захлебнуться окончательно. Я не люблю это место, но я живу здесь вопреки всему – своим убеждениям, ценностям, идеям. Мне хочется бежать всякий раз, как я вижу, к чему приводят наши ежедневные пьяные посиделки. Но когда стакан оказывается в руке, рассуждать уже поздно. Обратно не вернёшь, на стол не поставишь. Пей, душа, заливай всё, что есть!..
Мои родные не знают и половины того, что происходит здесь. Но я всё время ощущаю себя как на иголках, ожидая, что в любой момент сюда может войти отец. И тогда… позора мне точно
