Открытая дверь - Вера Александровна Колочкова

– Но ты ж там прописана! Ты имеешь право!

– Да она меня давно уже выписала, ты что! Как я уехала, как в институт поступила, так и выписала. Уж не знаю, как ей это удалось… Наверное, по блату как-то. У нее везде блат есть, я знаю.

– Ну… Тогда хоть родителям Ромы позвони… Пусть они тебе комнату снимут… Ну не знаю я, что тебе еще посоветовать, Ириш! Когда тебя выписывать собираются?

– Обещали через неделю.

– Ты скажи потом, ладно? Когда точно знать будешь. Мы с девчонками тебя встретим.

– Ладно, там видно будет…

Не стала она девчонок предупреждать о выписке. Им же надо, получается, все лекции в институте пропустить – зачем такие хлопоты? В день выписки вышла на больничное крыльцо со свертком на руках – аж голова закружилась от солнца и свежего воздуха. Доехала до общежития на трамвае, вошла в дверь…

– Климова! Ты куда идешь, стой! Тебя пускать не велено! – выскочила из-за перегородки вахтерша, преградила ей путь. – Комендант сказала тебя не пускать! Если хочешь сама с ней поговорить, иди, она сейчас у себя!

И, воровато обернувшись, добавила тихо:

– Иди, девонька, иди… Прямо с ребеночком и иди… Может, она сжалится, если хорошо попросишь…

Ирина кивнула, пошла медленно по коридору. Постучала в дверь, потом робко приоткрыла ее:

– Можно?

– Да, заходите! Кто там? – услышала довольно суровый голос и сглотнула тревожный комок, подступивший к горлу. Только бы не заплакать… Может, и лучше будет, если заплакать. Может, и впрямь новая комендантша над ней сжалится.

– Здравствуйте… Я Климова из двести пятнадцатой… Я хотела вас попросить… Вахтерша сказала, что вы не хотите меня пускать…

– А, Климова… Да-да, я в курсе. Да, это я велела тебя не пускать. Сама понимаешь, не положено. Здесь не дом матери и ребенка, здесь студенческое общежитие, между прочим. И вообще… Какой пример ты подаешь другим девушкам? А если все станут вслед за тобой рожать и тащить сюда детей? Детский сад устраивать будем? Нет, не уговаривай меня даже, все равно не пущу! Права такого не имею!

– Ну, может, в порядке исключения… Понимаете, мне просто идти совсем некуда…

– То есть как это – некуда? Домой с ребеночком поезжай, к родителям! Все уж, отучилась, если родить сподобилась! Преподнесла родителям вместо учебы подарочек, ага! И где только у тебя голова была, не понимаю? Мне говорили, ты даже на повышенную стипендию шла! Сама себе все испортила, выходит. Вот и поезжай… Хочешь, денег тебе на дорогу дам? Нету, поди, на билет денег-то?

– Мне некуда ехать… Так получилось, что некуда…

– Родителей боишься, что ли? Думаешь, ругать будут, не примут? Ну, может, и поругают сначала… А принять примут, куда ж они денутся.

– У меня нет родителей. Ни отца, ни матери нет.

– Детдомовская, что ли?

– Нет… Когда отец умер, я с мачехой жила.

– Ну, допустим… И что? Ведь не на улице ты с мачехой жила, правда? Ты должна быть где-то прописана?

– Так она меня давно уже из квартиры выписала…

– Ой, не сочиняй! Не могла она тебя без твоего заявления выписать, думаешь, я законов не знаю? Хватит мне тут… Нельзя! Не могу я тебя пустить, зачем мне из-за тебя неприятности? А вдруг кто-то из студентов в деканат нажалуется, что детский плач по ночам спать мешает? Я должна из-за тебя места лишиться? Нет, нет и еще раз нет… Поезжай к мачехе, отстаивай свое право на проживание, вот тебе мой совет! Так денег все же дать на дорогу иль нет?

– Не надо. Есть у меня деньги.

– Гордячка какая… Ну ладно, раз не надо… – уже ей в спину произнесла комендантша. – Сначала набедокурят, а потом жалости к себе требуют…

– Что, не пустила? – сочувственно спросила вахтерша, когда она проходила мимо нее. – Давай я хоть вещи твои соберу, что ль… Вынесу тебе…

– Нет, не надо. Я потом Катю попрошу, она соберет.

Быстро вышла на улицу, дошла до ближайшей скамьи, села, дала волю слезам, пряча лицо от прохожих. Ребенок внутри свертка закряхтел, сморщилось маленькое личико – пора скоро кормить… Но не на улице же его кормить, надо идти куда-то!

Быстро поднялась со скамьи, увидев, как невдалеке остановилось такси, выпуская пассажира. Подбежала, спросила водителя:

– Вы на Зеленоградскую меня отвезете? Мне очень нужно…

– Садись! – коротко приказал водитель, мотнув головой. – Давай быстрее, здесь нельзя долго стоять!

На Зеленоградской жили Ромочкины родители. Дом она запомнила, подъезд запомнила, хотя и была всего один раз на том злополучном обеде, когда Ромочка знакомил ее с родителями. И сейчас она робко вошла в подъезд, поднялась на пятый этаж, нажала на кнопку звонка…

Ребенок уже кряхтел вовсю, собираясь заплакать. И заплакал как раз в тот момент, когда дверь открыла Анна Николаевна. Увидела ее, слегка отпрянула, потом решительно вышла на лестничную клетку, плотно прикрыв за собой дверь. И потребовала:

– Успокойте ребенка, ну же! Мне совсем не хочется, чтобы соседи выглядывали на его плач! И вообще… Что вам от нас нужно, я не понимаю? Что за наглую настойчивость вы проявляете? Ведь мы уже с вами все решили – оставьте нас в покое! Зачем же вы снова пришли?

– Я… Мне просто больше некуда… Ребенка надо кормить, а мне… Даже покормить негде… – виновато лепетала она, прижимая к себе сверток. – У меня здесь нет никого… Из общежития выгнали… Я только покормлю его и сразу уйду! Я не знаю, что мне делать…

– А мне какое до этого дело? – стараясь смотреть в сторону, бросила через плечо Анна Николаевна. – Вы сейчас разжалобить меня хотите, да? Хотите, чтобы я вас в дом пустила, а потом вас и палкой не выгонишь? Ну уж нет, не надейтесь даже. Лучше сразу расставить все по местам, никаких компромиссов! Не на тех напали, милочка, знаем мы таких… Решили из своего захолустья сразу в дамки проскочить, да? Не получится у вас, не надейтесь. К тому же наш сын женится, у него скоро в Германии свадьба будет. На дочери своего босса женится. И вы с сыном уже в эту картину никак не вписываетесь!

– У меня дочка родилась, Анна Николаевна…

– Да какая мне разница, господи? Я ж вам объясняю всю ситуацию, а вы будто не слышите!

– Да, я понимаю… Но мне только покормить ребенка… Идти совсем некуда… – отчаянно бубнила она, зациклившись на этой необходимости. – Только покормить… Только покормить…

Анна Николаевна развела руками, будто возмутилась ее непонятливостью. Повернулась, открыла дверь, шагнула в