Если бы - Оксана Фокс
Она поддела вилкой оливку, пожевала, пялясь на Старкова, чтобы не смотреть на Олсена, чей взгляд жёг профиль.
Ян откинулся на спинку, неторопливо раскурил сигару.
– Сколько вам лет?
– Двадцать три, – немного опешила Лина.
– В вашем возрасте, я считал – могу всё. Стоит захотеть. У вас есть цель, Лина?
– Цель? Не знаю... – она чиркнула ложечкой по сливочной поверхности десерта. – Возможно, мечта...
– С мечтами нужно быть осторожной. Они сбываются.
– Бывают несбыточные.
– Всё зависит, насколько сильно хотеть.
– И, если сильно?
– Тогда они отравят жизнь. Незаметно. По капле.
– А если без неё не жизнь, а выживание?
– У вас именно такая мечта? – пустив струю дыма, Олсен просверлил взглядом туманную завесу.
– Не важно. Как тогда?
– Тогда выживание покажется раем.
– Пусть так.
– Она может убить.
– А если, и это не важно?
– Дорога к мечте состоит из жертв. Вы готовы пожертвовать ради нее идеалами, убеждениями, людьми? – почти сердито спросил Олсен.
– Не знаю. Если понадобиться... – Лина поёжилась, не понимая, как разговор принял такой напряженный оборот.
– Обязательно понадобиться. Такие мечты кровожадны. Чем ещё, Лина? Ну же, отвечайте!
– Всем, – медленно проговорила она, с трудом держа испытующий взгляд.
– И лишитесь всего, – Олсен раздавил о пепельницу сигару. – На то они и мечты, чтобы вдохновлять несбыточностью. Им нельзя сбываться. Вы мне можете поверить, что только тщательно продуманная цель имеет смысл?
Полуприкрыв тяжёлые веки, он крутил в пальцах ножку бокала с портвейном, задумчиво поглядывая на Лину.
– Знаете, как я стал промышленником? Думаете, об этом мечтал в вашем возрасте? Нет. Результат несбывшейся мечты. Мне повезло, что она не сбылась, иначе не сидел бы перед вами. Остерегайтесь желаний, Лина, они возьмут что-то взамен. Запомните, хорошенечко.
– Я запомню, – пообещала она.
– Эндрю сказал, вы рисуете. – он резко сменил тему. – Надеюсь, вы подумали, захватить что-то из своих работ? Хочу взглянуть.
– Что? Нет. Возможно, есть несколько фото в телефоне…
Нетерпеливо кивнув, Олсен протянул руку. Перерыв рюкзак, она опустила в раскрытую ладонь старую «нокию». Несколько минут мужчина с мрачным лицом листал фотографии.
Лина вопросительно взглянула на Андрея: за последние полчаса он ни проронил ни звука. Старков слегка пожал плечами.
Олсен поднял голову, вскинул руку, подзывая официанта. Развернулся на стуле и насупил брови:
– Вижу перспективы. Надумаете продвигаться, свяжитесь с моим помощником. Вот, телефон в Лондоне. К сожалению, мне пора. Спасибо, Лина, за приятный вечер, надеюсь мы ещё увидимся. Забери меня завтра в девять, – он кивнул Андрею и широким шагом покинул ресторан.
Лина проводила взглядом энергичную фигуру.
– Что я ему сделала?
– Ничего, – вздохнул Андрей и перешёл на русский: – Всего лишь наступила на больную мозоль.
– Как это?
– Длинная история. Давай я отвезу тебя домой. Здесь задерживаться чересчур дорого.
– И ты расскажешь, в чём дело?
– Возможно, – уклончиво ответил Андрей.
Обратный путь Лина молчала. Она разглядывала скелеты деревьев, проплывающие вдоль трассы и пыталась понять Олсена. Его слова отчего-то холодили кончики пальцев.
Уверенно ведя серебристый Фольксваген "Пассат" с запахом новой кожи, Андрей не мешал. Так же молча проводил по темным ступеням подъезда до дверей.
Откровенно зевая, Лина обернулась:
– Мне завтра рано на пары. Постелить на полу?
– Нет, спасибо. Лучше я воспользуюсь кроватью в номере, – усмехнулся Старков и коротко обнял: – Рад был повидаться, Василек. Приятно знать, что у тебя все хорошо, – он поцеловал в макушку и отпустил. – Спокойной ночи.
Лина повернула ключ в замке, прислонилась спиной к дверям. Лоб покрылся испариной. Сердце неровно и отчётливо стучало в тишине пустой квартиры. Безотчётный страх пустился по венам. Протянув неловкую, будто парализованную руку, она вынула из кармана наушники и воткнула в уши.
Глава 8
Александр Викторович Новицкий причесал буйную шевелюру. Дунул на черепаховый гребень и сунул в оттопыренный нагрудный карман мешковатого пиджака; одобрительно оглядел помощников вдоль длинного стола.
– Мы славненько потрудились. Выставка вышла не дурнее прошлогодней и несравненно лучше той, что устроили в прошлом месяце маляры из технологического университета. Спонсоры довольны, а наш обменный фонд пополнился средствами.
Лина рассеянно грызла карандаш, ожидая, когда Новицкий приступит к главному. Со вчерашнего вечера ассистенты знали, что мероприятие превзошло самые смелые упования руководителя. Кроме хорошей выручки от продаж, Александр Викторович продлил и заключил новые договора с иностранными коллегами, возобновляя угасающую программу обмена студентами.
Пятнадцать человек, собравшихся за столом, внимательно слушали, каждый старался первым уловить в словесной околесице, намёк.
Лоснящееся, бледно-розовое лицо Александра Викторовича расплылось в улыбке, на щеках собрались бульдожьи складки.
– Вы ладненько трудились, дорогие мои. Многие отлично проявили себя и бесспорно заслужили награду, – он сделал театральную паузу.
Мучаясь головной болью, Лина ёрзала на стуле. Как и все в кабинете, она прекрасно понимала, к чему ведёт Новицкий: слухи вторую неделю не просто витали университетскими коридорами, они звенели и громко обсуждались в аудиториях, в лабораторных, в курилках, на каждой лавочке – все спорили, азартно вычисляли шансы как заядлые игроки казино, просчитывая вероятность выпадения "флэш рояля".
Она не участвовала в подобных обсуждениях. У неё был самый высокий бал.
– И позволю сказать без преувеличения, – продолжал Новицкий, – мои ученики, лучшие студенты университета! И за своё усердие, заслужили возможность продолжить обучение в уважаемой мной школе старой закалки, где, как и мы чтут традиции и дух, сопротивляясь всяческим новомодным попыткам исказить, измельчить, принизить, великое искусство, поставив служению масс! Я заявляю – этому не быть! МГУД – последнее прибежище святости русской живописи станет плечом к плечу с ментальным заокеанским собратом для защиты и сохранности нашего всеобщего мирового наследия классики! – он слегка откашлялся и стукнул ладонями о стол: – Дорогие мои, я говорю об Институте Пратт, в Нью-Йорке!
Юноши и девушки сорвались с мест, зааплодировали. Лина неохотно поднялась за всеми, отвернулась от одинаковых лиц, выражающих восторг столь интенсивно, словно речь Новицкого явилась откровением, и об Институте Пратт не знал и первокурсник.
Вяло хлопая, Лина сдержала зевок. Она плохо спала уже вторую неделю, иногда полночи мучилась неясными страхами, противно сосущими под ложечкой. Вернулась детская боязнь
