Дерзкая (СИ) - Акула Ксения
— Какого хрена ты здесь делаешь? — повернулся ко мне Андрей, отпуская Алену, которая тут же скользнула мимо и побежала в дом. Я снова остался один на один с ее бывшим и горький смех рвался наружу. Спасла ситуацию Настя, которая бежала от крыльца.
— Андрюша! — звала она взволнованным голосом, — а, котик, вот ты где, — девушка оступилась и замерла, переводя вопросительный взгляд с моего лица на Андрея. — Что-то случилось? — спросила она, теребя края летнего сарафана, — мне позвонила мама и попросила срочно приехать, — в ее глазах появились слезы, и Андрей дернулся навстречу девчонке. — У папы случился сердечный приступ! — и Настя разрыдалась, утыкаясь лицом в футболку парня, который тут же принялся ее успокаивать, поглаживая по подрагивающим плечам. Я развернулся и пошел в самый темный угол сада, чтобы забыть то, что только что увидел, но под веками так ярко стоял образ Алены с запрокинутыми вверх руками, выгнутой спиной и кромкой кружевного бюстгальтера, что от этой картины не удавалось скрыться нигде.
Вокруг бассейна устроили такую движуху, что только брызги летели в разные стороны, и невообразимый шум, казалось, способен поднять из могил мертвецов, но ребята не обращали внимания ни на что вокруг. Ромка танцевал с двумя девчонками, обнимая то одну, то другую, и я не стал беспокоить друга, чтобы попрощаться. Завтра спишемся, и я придумаю какой-нибудь разумный предлог, потому чо сейчас в голову лезли кровожадные мыли, от которых хотелось быстрее избавиться. Я не любитель размахивать кулаками, не мастер доказывать свою точку зрения битьем чьей-то физиономии, но боль и обида не проходили, а желание уничтожить Андрея свербело между лопатками и буквально толкало в спину.
Комната оказалась пуста, но в ванной горел свет, и я в нерешительности замер посреди помещения с сумкой в руке. Мне хватило пары минут, чтобы покидать туда свои вещи, и теперь я не знал, что сказать Алене. Это я привез ее сюда, поэтому оставлять девчонку одну не камильфо, но позвать ее с собой значило бы терпеть присутствие рядом еще как минимум часа два.
В этот момент Алена вышла из ванной, шмыгая носом и кутаясь в мою белую рубашку. Ее вещей в комнате я не заметил, решив сначала, что она перебралась к кому-то другому, и ее заплаканное лицо и дрожащие плечи в моей рубашке выворачивали мне жилы.
— Какого хрена? — мне впервые захотелось выругаться и накричать на девушку. — Своих вещей мало?
Желание сорвать с Алены рубашку отдавалось зудом в ладонях, но ее затравленный вид и слезы поумерили мой пыл.
— Жалко что ли? — в голосе Алены прозвучало столько яда, что я невольно усмехнулся. А чего от нее ждать: объяснений, извинений, понимания? — Забирай! — она резко стянула с себя вещь, оставась в одном белье, и кинула прямо мне в лицо. Я на автомате поймал рубашку, опуская руки и глядя на то, как девушка падает в кровать и с головой укрывается одеялом. И все это при неярком свете из ванной, в полной темноте спального помещения.
— Я хотел уехать, — нарушил я тишину, чувсвуя себя полнейшим идиотом. Стою напротив кровати, не решаясь подойти или уйти.
— Я хочу спать, — раздался из-под одеяла гнусавый голос Алены. — Только попробуй уехать без меня, Жуков, я тебе этого никогда не прощу.
Мне снова захотелось рассмеяться. Странно, но я только что мечтал оторвать ей голову за ту боль, которую она мне причинила, а сейчас садился рядом на кровать, мечтая найти слова утешения.
— Что мне делать? — спросил я девушку, впервые ощущая бессилие. Если раньше я хотел бороться за внимание Алены, добиться ее ответных чувств, то сейчас мечтал только о том, чтобы побыстрее забыть. И ее, и все эти годы, проведенные и рядом с ней, и вдали от нее.
— Если сможешь заснуть под эти крики, то ложись рядом, — Алена дернулась и отползла на край, продолжая скрываться полностью под толстым одеялом. — Не оставляй меня, пожалуйста, одну, — и снова не просьба, а в голосе ни жалость, а нотки недовольства и оскорбленной гордости, но волшебное слово решило все.
— Останусь, но спать рядом не лягу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Мне все равно, — вынесла свой вердикт Алена, выползая из-под толстого одеяла и укладываясь головой на подушку. На меня она не посмотрела, удобнее устраиваясь на краю кровати и ладошкой прикрывая ушко.
Отыгравшись на сумке, я с силой швырнул ее в угол комнаты и пошел в ванную, хлопая дверью так, что посыпалась штукатурка. Наверное, под керамической плиткой так сразу и не разглядишь.
По всей ванной валялись вещи Алены, разбросанные в таком беспорядке, как будто девушка их ногами топтала. Белоснежный топ и шорты послужили ей ковриком, о который она вытирала ноги, и я сгрудил мокрые и мятые вещи в стиральную машинку, закидывая туда и свои, и бессильно прислоняясь голой спиной к прохладной стене.
«Неужели Алена не понимает, какую боль причиняет мне своим поведением? Неужели за столько лет она не догадалась, как дорога мне? Что сделать или сказать, чтобы девушка начала воспринимать мои действия всерьез?»
— Похер, — я встал под душ и включил холодные струи, смывая с себя воспоминания этого дня: и плохие, и хорошие.
«Не хочет — не надо!»
Я дал себе обещание выкинуть Алену и Андрея из головы, и я это сделаю. Полечу в Питер и развеюсь, тем более брат настоятельно приглашал в гости уже несколько раз подряд, а я все отнекивался под предлогом великой занятости. Хватит! На Алене свет клином не сошелся, и я прекрасно видел, какое впечатление произвожу на девчонок. Только первый курс универа и у меня вся жизнь впереди!»
Я намыливался так, словно хотел стереть с себя не только запах Алены, но вытравить ее образ из-под кожи, навсегда вычеркивая ее из своей жизни, но стоило войти в комнату и увидеть спящую девушку, как желание навсегда остаться рядом снова скрутило внутренности. Я бессильно упал на кровать ногами к ее голове и замер, прислушиваясь к глубокому и медленному дыханию Алены. На улице выключили музыку, и голоса переместились куда-то за дом, поэтому вдохи и выдохи Алены я слышал, как свои собственные, желая перекатиться на бок и обнять ее, защитить от всего мира и от самого себя.
— Спокойной ночи, — прошептал я куда-то в потолок, закрывая глаза и оставаясь в такой же позе, в которой упал на кровать. Кажется, я заснул быстрее, чем успел подумать о чем-то еще.
Глава девятая
Решение сестры
(Аленушка)
— Зайдешь? — посмотрела я на Жукова, когда тот помог мне дотащить сумку до крыльца и собирался развернуться, не попрощавшись.
Костя медленно обернулся, так, словно я заставляла его сейчас принять самое важное решение в его жизни. Я хорошо знала парня, чтобы прочитать эмоции по его лицу: складка между бровей, плотно сжатые губы и прямой немигающий взгляд за стеклами очков. Теплота, излучаемая радужкой при взгляде на меня, исчезла, оcтавляя место холодному равнодушию. Так Жуков обычно смотрел на русичку, которая отрицала в нем любые творческие наклонности и способности в русском языке и литературе и упрекала в том, что Жуков — бездушный механизм, способный лишь на то, чтобы получать отличные оценки по точным наукам. Позже выяснилось, что русичка безнадежно влюбилась в отца Костика, который на тот момент частенько захаживал в школу к своему старому университетскому товарищу — директору. На сыне несостоявшегося любовника русичка отыгралась по полной программе, выставляя Жукова перед всем классом бездушной личностью. Костя ненавидел русичку всем сердцем, часто жалуясь именно мне на несправедливость ее суждений, а что я? Я тогда воспринимала Жукова, как мелкого надоедливого насекомого, который постоянно жужжит над ухом, поэтому поддерживала русичку во всех ее начинаниях. И вот я стою и упрашиваю того самого противного Жукова зайти к себе домой, а он смотрит на меня, как на ту самую русичку, и от обиды у меня больно сжимается сердце и на глаза чуть не слезы наворачиваются.
— Ты сама прекрасно понимаешь, что нет, — отрицательно качает головой Жуков и уходит, оставляя меня один на один с воспоминаниями прошедших дней и сегодняшнего утра и гаданиями насчет степени его обиды.