Почувствуй (СИ) - Севимли Алейна

— Может, он просто разозлился, подумал, что у того парня планы на тебя, растерялся и ушел. Но он часто приходит, если ты ему понравилась, то возьмет себя в руки и…

Больше подруга не нашла слов. Она и сама понимала, что всё это глупость, и если он хотел беседовать, то сделал бы это раньше, без моих подсказок.

— Сильнее меня волнует только этот выскочка. Зачем он так поступает? Ведет себя так, будто я пыль с его ботинок, и он делает мне одолжение, разговаривая со мной. Так зачем тогда это начинает? Он мне сразу не понравился, и взгляд у него, как у барана.

— Успокойся, просто ты ему понравилась.

— Так разве себя ведут парни, которым нравится девушка? Он даже не пытается делать вид, что я ему интересна, просто очередной трофей, вдруг решивший сопротивляться, поэтому он и пристал. А то и хуже, может, он со своими друзьями пари заключил. От таких как он всего можно ожидать.

— Красавица моя, — Нихан села рядом со мной на деревянную скамью, и приобняла за плечи. — Ты ведь никому довериться не можешь, тебе всегда кажется, что всё временно, знакомства, друзья, любовь, что в любой момент тебя могут оставить. Так ты решила в детстве, когда лишилась матери. Не смотри на меня так, я знаю, о чем говорю. Не зря я полтора года училась на психолога. Зря, конечно, так оно мне нигде и не пригодилось, поэтому я и бросила.

— И к чему ты это ведешь?

— Довериться и открыться кому-то придеться. Никогда не угадаешь, ждет тебя жемчужина или кишки моллюска, — Нихан проговорила это с таким серьезным видом, что я не выдержала и рассмеялась.

— Откуда ты только эти выражения берешь.

— Отец Ышика рыбак, он так и говорит, на самом деле так оно и есть. Не узнаешь, если не попробуешь, — а вот так говорят у вас.

— Может быть, — задумчиво протянула я. — Кому-то и доверюсь, но точно не этому выскочке. По нему сразу видно, что ничем кроме себя любимого и крутых тачек, он не интересуется.

— Не суди по внешнему виду.

— Я по поступкам сужу. Нормальные люди ведь иначе начинают общение. Хотя ты права, я и в этом не специалист, но с ним я точно никаких дел иметь не хочу.

К дому я подошла, еще до того, как на моем изувеченном царапинами телефоне цифра 18, не сменилась на 19, что гораздо раньше моего обычного возвращения. Солнце ещё не село, а вот моё настроение осело ещё ниже, когда я заметила рядом с домом огромную черную машину. Первой мыслью было, что это тот выскочка из кафе, каким-то образом нашел меня и теперь терроризирует меня из дома, а прознав про ситуацию с отцом, сразу решит, что мне, в подобном положении, нужно на первого встречного броситься, а не строить из себя зазнобу.

Но эту мысль я сразу же отмела, так как это излишне самовлюбленно, чтобы кто-то вычислял мой адрес и заявился в гости, это уже слишком. Да и из дома вышло несколько мужчин.

Все такие высокие, в костюмах, крепкого телосложения, а на лицо — настоящие бандиты.

Пока я не рассмотрела их лиц, а увидела людей выходящих из дверей, то испугалась, что с отцом что-то случилось, и быстро подбежала к косому зеленому забору. Но разглядев мужчин, поняла, что проблемы могут быть куда крупнее, чем проблемы со здоровьем или разбитое по пьяни стекло.

Мужчины, в ответ, разглядывали меня, весьма бесцеремонно и даже неприлично. Внутри меня вспыхнула злость, мне хотелось повысить голос и угрожающе спросить кто они, и что здесь забыли, но к подобному тону с незнакомыми людьми я никогда не наберусь смелости. Поэтому испуганно зыркнув на них, я обошла их и забежала в дом.

— Отец, что здесь происходит?

— Не пугайся, это мой старый приятель наведался в гости, решили чаю попить, — отец сразу же улыбнулся, и на секунду мои подозрения стихли, но здравый смысл вновь пробудил тревогу.

— И много у тебя приятелей не джипах разъезжающих?

— А по-твоему, все мои друзья должны быть алкашами или бомжами? — Отец тоже разозлился. — Ты меня за кого держишь? Считаешь, ниже меня и пасть невозможно?

— А ты считаешь, что мне до сих пор пять лет и я считать не умею? Самому старшему из них на вид лет тридцать, за всю мою жизнь я никого из них не видела, а из Турции ты уехал двадцать лет назад, и что же, с десятилетними детьми дружил?

— Так ты значит мне веришь… Так ты меня любишь, дочь, — в глазах его отразилась такая боль, нечто подобное всегда появляется, когда я расстраиваю его, и сразу же ощущаю всю его горечь. И после этого, как бы права я не была, и какую бы глупость ни нес отец, но я сразу же начинаю жалеть его, и просить прощения, сразу же соглашаясь со всем сказанным.

Кроме отца у меня никого нет, есть ещё тетя, но то другое, так же как у отца никого не осталось, единственным утешением для него считается алкоголь, не знаю, как это помогает ему, наверное, он просто забывается, и на пару мгновений чувствует себя обычно, а не самым несчастным на земле.

Мне жаль его, и сердце за него болит и душа, и как бы я не мечтала вновь увидеть крупицу радости в его глазах, но сделать этого не могу. С тех пор как на меня взвалилась ноша обеспечения семьи, а детство моё закончилось, и закончилось довольно рано, я больше не считаю отца своим защитником или опорой, не могу положиться на него, не могу поговорить о чем-то.

Для меня он не больше чем ребенок, побитый соседскими мальчишками, которые к тому же отобрали у него все игрушки. Я люблю его, но не могу довериться, не могу считать его серьезным, и не могу простить, что сейчас всё идет именно так.

Я стараюсь не так сильно отстраняться от него, не срывать на нем злость, ведь понимаю, что никого кроме меня у него нет, но не могу сдержаться. С каждым днем мне всё тяжелее разговаривать с ним, а стоит услышать его пьяный голос, начинающий заикаться, так мне хочется разрыдаться, разрыдаться от злости.

Почему он, прожив столько лет на этой земле так ничего и не понял? Вся его жизнь скатилась в бездну, а он продолжает топтать её, заталкивая всё дальше и дальше, откуда уже ни я, ни кто-то другой не сможет вытащить. Я ограничиваю его во всем, не хочу отправлять на работу, общаться с новыми людьми, потому что боюсь, боюсь, что всё станет ещё хуже.

Когда я была маленькой, мечтала только о том, чтобы выйти замуж, чтобы мой муж был похож на папу, и я всегда могла положиться на него, все трудности мы бы проходили вместе и ничего не боялись.

Мечтала о большом доме из красного кирпича, с большими окнами и балконом, и этот дом должен был находиться рядом с нашим с отцом домом, где я выросла.

Мечтала, что отец женится, заведет ещё детей, будет смеяться, а глаза его будут гореть от радости, а не от похмелья. Представляла, как мы ужинаем такой большой семьей, а потом возвращаемся в свои дома, минуя улицу, с таким прохладным, свежим ветром, под светом тусклых фонарей, с отвратительным желтым светом, которые совсем не освещают улицу, а горят высоко, сами себе и комарам, слетающимися на тепло.

Мечты рухнули в один момент, так неожиданно и больно, будто капля раскаленного металла текущая по горлу, эта боль возникала из-за слез, и я навсегда запомнила это чувство, ту безысходность и желание сбежать.

Спрятаться, просидеть в темноте пару лет, и потом выйти, когда всё закончится, будь, как будет, но я не хочу видеть, как рассыпаются мои песчаные замки, пусть я увижу только горстку песка, но не буду помнить и видеть их разрушения.

Теперь же я не мечтаю ни о чем, боюсь настоящего и будущего, но больше всего на свете боюсь встретить и влюбиться в человека, похожего на моего отца.

Потому ни разу за свои девятнадцать лет не подпустила к себе ни одного парня, заметив, или только испугавшись заметить там черту, подобную отцовской.

Для себя решила, что лучше буду медленно двигаться по течению одна, отвечая за себя и своих близких, но не взвалю на себя новую ответственность в лице мужа. Мой максимум любить кого-то со стороны, не приближаясь самой, и не подпуская к себе.

Собрав мысли в кучу и, отправив их куда подальше, я пошла к отцу в комнату, чтобы, как обычно, довольно холодно и скованно, будто разговариваю не с родным отцом, а с малознакомым человеком, попросить прощения. А потом буду корить себя за глупость и слабохарактерность.