Когда не все дома (СИ) - Болдина Мария

— А кто тебе подарил ядовитые помидоры? — прозвучал роковой вопрос, который надо было как-то незаметно обойти.

— Знакомый, — ответ получился правдивым и обтекаемым.

Но любознательная девочка продолжила допрашивать маму:

— Он хотел тебя отравить?

Вывод был неожиданным и Виктория, отрицательно замотав головой, рассмеялась. Представить Половцова в роли коварного отравителя она не могла.

Дочь деловито прошла на кухню, Виктория — за ней и с умилением стала наблюдать, как маленькая хозяйка достаёт вазу, наполняет её водой, потом подрезает стебли и обстругивает кочерыжки. Кристина унаследовала от мамы умение ценить и создавать прекрасное. Расправляя листочки-веточки и явно любуясь композицией, дочь всё-таки недовольно заметила:

— Надо же, извините, подвиньтесь, ядовитая красота! Всё-таки не бери больше у него ничего! — в голосе слышались надрыв и сдерживаемые слёзы.

— Не возьму — пообещала Вика, решив, что сегодня устами первоклашки глаголет истина.

Вечер был тихим. Вика продолжала перебирать в уме все неприятности суматошного дня, Кристина ушла в себя и тоже что-то обдумывала, явно волновалась.

Телефон зазвонил поздно ночью, когда дочь уже спала в своей комнате. Взглянув на экран, Вика расстроенно поджала губы — не Он. Какой-то незнакомый номер.

— Здравствуйте, — голос был женским. — Вы Вика?

Вика задумалась над ответом: когда ей звонят по работе, то называют по имени отчеству, а чтобы вот так запросто по имени… Да таких родных и близких всего-навсего полтора десятка, и каждого из них она узнает по голосу.

Поэтому Вика ответила вопросом на вопрос:

— Простите, а с кем я разговариваю?

— Вика, это Дина. А вы Вадима Тимофеева хорошо знаете? Он вам кто? Тоже муж?

О капустном букете и яблочном пироге — 3

Вадима Виктория знала хорошо, называла его мужем, растила их общую дочь. И что это за слово знала!? Виктория ждала, скучала, любила, ценила на вес золота каждый день, проведённый с этим мужчиной под одной крышей, а ночи с ним в одной постели становились счастьем и праздником. Вот и надо было бы сбросить звонок, а номер поместить в чёрный список. Но Виктория не решилась нажать отбой, а выслушала сбивчивый рассказ до конца.

Дина была Вадиму второй женой. Или первой? Дочки у них оказались ровесницами. Дина давно что-то предчувствовала, всматривалась, примечала, ловила на оговорках и молчала. Полгода назад она подобрала пароль к телефону, посмотрела фото в папке с именем «Дина», вполне себе приличные фотографии самой Дины и их с Вадимом дочери. Вот только родная сестра папки «Дина» называлась «Вика», и в ней тоже были чудесные кадры милой женщины и хорошенькой девочки. И снова Дина никому ничего не стала говорить, думала, сопоставляла, во время редких свиданий с мужем тайком изучала его телефон в поисках компромата и гадала, под каким кодовым именем скрывается телефон Вики, второй жены их общего мужа. Или первой?

— И под каким? — спросила свою собеседницу Виктория.

— Что под каким?

— Под каким именем у Вадима записан мой номер?

Это был контрольный вопрос, Вика знала, как она обозначена в списке контактов Вадима.

— Ох, всего две буквы: «о» и «хэ», — отчитались ей. — А что это значит?

Это означало крах всех надежд, конец счастливой семейной жизни. Задачка сошлась с ответом. Нолик и крестик — их с Вадимом шифр. 0 — обнимаю, X — целую.

— А я — Динь! Как фея, тут такая интересная история… — с какой-то детской хвастливой наивностью поделилась Дина.

«Простота — хуже воровства», — зло подумала Вика и тут же одёрнула себя, там, в приморском городе, тоже обманулись в своём счастье.

Но не такой уж простодушной была Дина, какой хотела казаться. Вика слушала, удивлялась чужой подозрительности, въедливости и находчивости. Самой ей претило рыться в вещах и файлах любимого человека, подбирать пароли, подозревать, ревновать и готовить разоблачение.

Они с Вадимом не регистрировали отношения — сейчас многие не регистрируют. Как-то стыдным казалось просить визита в ЗАГС, печати в паспорте. Росли в одном дворе, знали друг друга с детства, мамы подругами не были, но здоровались. Когда Вадим поступил в областной университет на судовождение, Вика заканчивала школу. Прибыв домой на летние каникулы, Вадим вышел во двор в тельняшке и с гитарой. Для Виктории это была первая огромная настоящая любовь, а любовь подразумевает доверие, она верила ему во всём и всегда. Вадим был добрым, щедрым, весёлым. Хотя почему был, он и сейчас есть, и пусть дальше будет благополучен и здоров. А она сама — была дура доверчивая.

Наверное, это удобно — одна жена в портовом городе, другая — на родине. У них почти нет шанса встретиться.

— Что делать-то будем, Вик? — спросил женский голос из телефона.

— Не знаю, — бросила Вика, прервала разговор, заблокировала номер Дины, а заодно и номер Вадима. Всё, хватит, кончились крестики-нолики.

Она посидела немного и достала из шкафа пакет с мукой. На круглом поле пирога в самой сердцевине распустился шиповник, по краю разбежались резные листья и спящие бутоны. В жаркой духовке пирог должен был набрать пышность, зарумяниться.

Пока чистила яблоки, перебирала изюм, вымешивала тесто, закручивала пластичные его полоски жгутом и улитками, решение пришло само. Первое, что предстояло сделать, — купить новую симку. Как бы там ни было, но она не хочет больше обсуждать Вадима с неизвестной ей Диной. Даже если всё, что рассказала ей то ли первая, то ли вторая жена, правда, не о чем им говорить. А вот с Вадимом объясниться придётся, но не по телефону. Вика посчитала: муж (точно муж?) обещал приехать домой (интересно, он тоже про себя называет их общую съёмную квартиру домом?) в феврале.

— Что-то скрыть к тому времени будет уже сложно, — грустно сказала Вика самой себе и достала из духовки яблочный пирог, переложила его на блюдо, сбрызнула сиропом, накрыла полотенцем, постояла немного у кухонного окна, глядя в морозную ночь. Вьюга выла, словно плакал кто-то тоненько, со всхлипами. Удивительно, за хорошим пластиковым окном обычно не слышно ветра. Показалось? Нет, не показалось. В дальней комнате действительно рыдала дочка.

Вика тихонечко вошла к Кристине, включила ночник, подсела на кровать и обняла своё чадушко.

— Что такое, лапочка? Что случилось?

— Мама, я умру.

Что можно ответить на это неоспоримое утверждение взрослеющей девочки? Все мы когда-нибудь умрём, но разве это ответ.

— Всё будет хорошо, Кристина, солнышко! Мы будем жить долго-долго.

— Долго-долго я не смогу. Я, наверное, завтра умру… — возразила Кристина и созналась — Я оторвала и съела одну ядовитую помидорку, пока ехали.

— Ну, читали же про сливовую косточку*, — не удержалась от упрека Вика.

— Я умру! И в школу больше не пойду, зря только с бабушкой уроки делали! У-у-у!

Кристина снова завыла, обречённо готовясь к неизбежным последствиям необдуманного поступка. Виктория поспешила её успокоить:

— Нет, от одной маленькой помидорки, ничего не будет, — не удержалась и ехидно добавила, — в понедельник в школу.

Девочка облегченно вздохнула, вытерла лицо углом одеяла, повела носом и совсем другим тоном заметила:

— Пахнет вкусно. Ты пироги пекла?

— Пекла, — не стала отпираться Вика.

— Пойдём пить чай с пирогами.

Дочка не спрашивала, она утверждала. Да и какие могут быть вопросы в таком деле, как ночное чаепитие.

_________________________

*«Косточка» — рассказ Л. Н. Толстого о правде и лжи, мне он кажется сомнительным в плане воспитательной ценности для детей, но взрослым есть над чем подумать.

О семейном завтраке

Олег пришёл домой с дежурства в половине девятого утра. Была суббота, и он на законных основаниях рассчитывал, что семья всем составом встретит его весёлым визгом, горячим чаем и блинами, на худой конец, бутербродами с колбасой. Но его девочки открыли дверь тихо и встали перед ним насквозь виноватые с подозрительно покрасневшими глазами. Сын же держался чуть в стороне, был суров и собран, словно ему предстоял бой со смертельным врагом.