Стилист (СИ) - Лось Наталья

Юрик ухватился за прутья и сквозь них жалобно смотрел на дежурного. Ему очень не нравились эти двое. Стилист переместился в угол камеры и сел на пол. Он со страхом смотрел на своих соседей, — `слова грубые, лица злые, штаны с полосками, грязная обувь… Юрика как-то по-особому дёрнуло. Он узнал эти туфли. Английский «Баркер», сорок третий размер, нежного песочного цвета… были. На заднике левой туфли он сам выжег свой фирменный знак — букву Ю, лежащую на боку. Вон она отчётливо виднеется из-под грязного пятна. В левом «Баркере» под стелькой сделано специальное углубление для ключика от сейфа, где Стилист держал свои особые принадлежности для стрижки: французские ножницы с золотыми кольцами, узкую длинную расчёску с автографом Криса МакМиллана, парочку безделушек на счастье… Не то чтобы тайник такой особый, а так, для понта, вроде, любимая работа — основа его жизненных целей.

Юрик поднялся и переместился поближе к туфлям. Он хотел погладить эти грязные баркеровские носы, чтобы они дали шанс ещё что-то вспомнить, и в голове закружились новые и новые отгаданные загадки: лица, имена…

Чужая нога в родной обуви пнула Юрика в плечо:

— Счас бебики твои потушу…

Неожиданно Юрик засмеялся и позвал дежурного.

— Я вспомнил. Я хочу написать заявление.

Он долго трудился над первой строчкой, но потом как-то дело сдвинулось, и Юрик рассказал про свои туфли, которые он узнал, и про дачу, где его нашли, и больницу, куда он попал, не зная своего имени.

Дежурный заставил носатого снять обувь, протянул туфли Юрику, и тот, ловко подцепив стельку, показал милиционеру хитрый тайничок, в котором уютно лежал маленький стальной ключик. Это доказательство разбоя, нападения и грабежа удивило всех, кто находился в помещении дежурного. Юрик был счастлив, благодарил дежурного, милицейский патруль, который задержал его для уточнения личности, и даже нового владельца его обуви. Осталось совсем немного — вспомнить своё имя и адрес. Но здесь мозг не отзывался.

Маруся сделала два круга вокруг дома, вышла на проспект и растерялась — Юрика нигде не было.

Совсем рядом находилось районное отделение милиции. Там формировались патрули для города, и они вполне могли столкнуться на улице с потерявшимся Стилистом. Так, распахнув дверь в отделение милиции, бухгалтерша безошибочно нашла место, где отфильтровался Юрик. Он стоял возле стола дежурного и счастливо улыбался!

Маруся молча показала свой паспорт, справку из больницы на Альберта Шияна, оставила свой контактный телефон, потом бережно подхватила Юрика под руку и хотела увести его домой. Но Стилист крепко уцепился в ограждение возле дежурного стола.

— Я узнал свои туфли. Я вспомнил их! Там в подошве есть маленький тайничок, я сам его сделал, — громко рассказывал он воспитательнице.

От волнения он почти не делал пауз между словами, и речь его выглядела как длинное шаманское заклинание.

— Так это те уроды, которые напали на тебя! — ахнула Маруся.

— Ну, это ещё доказать надо, — донеслось из обезьянника. — Туфли куплены на рынке в шмацярне.

— Знаете, у этого парня идёт тяжёлый период восстановления нервной системы. Вы тут сами разбирайтесь, а нам надо домой. Надеюсь, личность его установлена, и нет причины для задержания, — объясняла Маруся, пытаясь поскорее покинуть помещение дежурки.

Милиционер с удивлением смотрел, как Маруся разжимает побелевшие пальцы Алика-Юрика, которыми он заякорился возле дежурного.

— Гражданка Шиян, а вы ничего не хотите нам рассказать?

— Весь мой рассказ — в этой справке. «Альберт Иванович Шиян находился на излечении… Страдает амнезией», то есть потерей памяти. Он на реабилитации, с ним надо осторожно.

— Гражданин Шиян, это ваша настоящая фамилия?

— А вы подозреваете, что это его партийная кличка? — неосторожно шутила Маруся.

В её планы не входило делиться секретной информацией о настоящем имени своего подопечного. Он должен был забыть его.

Юрик не сводил глаз с грязных мужских туфель с подпаленным задником.

— Туфли отдадите?

— Нет, это улика. Дело заведём. Вызовем вас.

15. Мама возвращается

Мать возвращалась на следующей неделе. До её приезда следовало поклеить обои в спальне, чтобы знакомство с Аликом-Юриком не началось со скандала. Собираясь в магазин, Маруся в десятый раз слушала историю про неожиданно опознанные туфли, маленький ключик в подошве (зачем это?), какой-то специально выжженный знак на них (ну не дурь — дорогую обувь портить?). А ещё она думала о том, что за Алика-Юрика зацепился крючок. И леску уже не обрезать. Закрутится делопроизводство. Будут следственные эксперименты. Найдётся и настоящее его имя. А Маруся станет главной виноватой, что скрыла, утаила, обманула. Конечно, всё когда-нибудь вылезет наружу, но, может, ей удастся успеть сочинить для него другую жизнь, ради которой ему захочется сжечь все мосты.

— Алик, мы с тобой вместе сходим за обоями. Надо стенку обновить. Ты ведь поможешь мне принести тяжёлые трубки?

Стилист молча кивнул головой. Идти на улицу означало надевать на себя чужую одежду, против которой протестовал весь его организм, но он не мог отказать воспитательнице. Он долго возился в прихожей, вздыхал и что-то бормотал себе под нос, тихонько смеялся и наконец обречённо предстал перед Марусей в своём неповторимом прикиде, показывая, что готов идти туда, куда она захочет. Она взяла его под локоть. Рука у Стилиста была вялая, безразличная, а он, как кукла на батарейках, послушно шёл туда, куда его вели.

В магазине Юрик оживился и стал внимательно изучать образцы обоев. Больше задерживался возле широкоформатных, дорогих — на ткани и флизелине. А она нашла что-то такое же рыжее и простое, чтобы мать не заметила перемен, и потащила своего помощника к кассе. Он пошёл нехотя, всё время оборачивался, смотрел на прекрасные акварельные цветы на дорогущих шпалерах из Германии. Такие он выбрал для своей квартиры.

Маруся разводила в эмалированной миске клей, тщательно вымешивала его большой деревянной ложкой. Стилист наблюдал, как движется её рука. С любопытством ребёнка смотрел на завихрения белой густеющей массы. Увидев такую заинтересованность, воспитательница пододвинула к нему миску с клейстером.

И вот Юрик медленно и с наслаждением ворочает ложкой густую студенистую массу. Закрыл глаза, а руки вспоминают такие же движения: в белой фаянсовой чаше он разводит смесь для мелирования или тонировки прядей.

«У Маши этот цвет — никакой, мышиный, неинтересный — надо поменять. Ей пошёл бы рыжеватый к её зелёным глазам. И шею открыть, поднять волосы выше».

Маруся застыла от неожиданности. Стилист погружался в свою профессию.

— То, что она носит… Как это называется? «Сарафан», она говорит. Что-то такое бесформенное, которое скрывает живот, но увеличивает фигуру, укорачивает ноги. Бегемот на задних ногах.

— Бегемот? Так меня ещё никто не называл, — возмутилась Маруся. — Где же мне одеться по-человечески, если в наших магазинах большие размеры шьются как на бегемотов? Это только на рынке можно найти, среди турецких привозов у продавщиц, которые сами весят за сто. С моей зарплатой не потянуть эту красоту.

— И что ж там красивого? — удивился Стилист. — На огромном платье масенькие закруглённые карманчики, какие-то блискучки дешёвые и обязательно пуговицы с блюдце, как у клоунов.

— Конечно, на худых шить легче, чем на бегемотов. А люди бывают не только худые и толстые, бывают добрые и злые. Ты вот добрый или злой? Мне не важно, какие деньги ты умеешь зарабатывать, есть ли у тебя квартира, машина. Ты мне нравишься такой: маленький, худой, в огромных рубашках, с пробитой головой и некоторыми странностями. А когда я тебя нашла, ты ещё страшнее был! После тебя специальная уборка полагалась!

Стилист с трудом выбрался из своего мира навстречу Марусе.

— Я не хотел тебя обидеть.

Когда Валентина Петровна вошла в квартиру, в проёме открытой двери в спальню она увидела две мосластые босые ноги явно не дочкиного размера. Из спальни доносился какой-то скулёж.