Всё начинается со лжи (СИ) - Лабрус Елена

— Что?! — потрясла я головой, не веря своим ушам. По спине пополз холодок. — Генетическое заболевание? У Верейского?!

— Я же сказала, что не хочу называть его имя! — недовольно пискнула она. — Это неважно.

Неважно?! Нет, девочка моя, это теперь охренеть как важно. Это теперь касается не только тебя и твоего ребёнка, но и меня, и моего…

От ужаса, что моя Матрёшка может быть больна, по коже побежали мурашки. Ладно, хрен с тобой, молчи, я и так выясню кто автор твоей беременности. Сравню образцы, это не сложно. И глаз с тебя не спущу.

«Вот же кобель, а! Вот же кобель!» — выдохнула я.  

— Но вы правы, я думаю, мне хорошо заплатят за этот секрет. Только одна проблема, — вздохнула она. — За осмотр я внесла оплату, но на все эти дорогостоящие анализы у меня пока нет денег.

«Ушлая коза! Конечно, я права», — горько усмехнулась я на это её «пока».

— Раздевайся за ширмой, ложись на кресло, а там посмотрим. Может, что-нибудь и придумаем, — показала я рукой.

И уже даже придумала. Я могу провести её по программе поддержки постдипломной подготовки специалистов при университете, которую учредил фонд Пашутина. Пусть господа платят.

Проблема в том, что бесплатно генетическую экспертизу ей можно будет пройти только в одной лаборатории — при университете. И мне придётся очень постараться, чтобы её включили в эту программу.

Но теперь я была лично в этом заинтересована.

Давно уже я не выписывала такую пачку направлений. И датчик аппарата УЗИ никогда так не дрожал у меня в руке. Хотя никаких нарушения внутриутробного развития я не увидела, но, возможно, и не должна была. Не все отклонения видны при обычном ультразвуковом обследовании. А я всё же гинеколог, а не генетик, и то заболевание, что она назвала, даже я слышала первый раз.

Зато оно убедило меня в правдивости её истории — такое просто так не выдумаешь, не найдёшь от нечего делать в интернетике.

И у меня не дрогнула рука лично набрать Верейского, чего до её визита, я бы ни за что не сделала.   

— Привет! — обрадовался чёртов кобель, услышав мой голос, а потом явно расстроился, когда я сказала, что приглашаю его на свидание… с лабораторией. Сдать кровь и другие анализы. Как будущего отца. — Я сейчас в Нью-Йорке. Буду не раньше, чем через три дня, — улыбнулся он, не слыша, как я скрипнула зубами. — Но я обязательно буду… на этом свидании.

Глава 13. Павел

Она позвонила. Сама! Чёрт побери, она позвонила! Пусть по делу. Пусть как обычно была строга и профессиональна. Но она — позвонила.

Я и не пытался скрыть улыбку, убирая в карман телефон.

— Хорошие новости? — взяла меня под руку моя глубоко беременная сестра.

— Ещё не знаю. Когда назначают личную встречу такого плана, трудно сказать чем она закончится, — сжал я её тёплую сухую ладошку.

— Как всегда темнишь? А по твоему лицу и не скажешь, что ты сомневаешься.

— А что скажешь по моему лицу?

— Что это женщина. И далеко не безразличная тебе, — она понимающе толкнула меня плечом и не стала мучить расспросами. Знала: бесполезно. Хотя иногда мне казалось, что она моя старшая сестра, а не младшая, столько мудрости бывало в её словах.

— Спасибо тебе, Паш, за работу.

Тяжело переваливаясь с ноги на ногу, она медленно шла рядом.

Центральный парк Нью-Йорка. Кареты с лошадьми. Велосипедисты. Бегуны. Сегодня здесь было особенно людно и шумно. Какой-то апрельский марафон.

Распускающиеся цветы. Воздух, пропитанный весной. А на катке Уолмана ещё лежит лёд. Машина, что его чистит, заглушила последние слова сестры, но я услышал.

— Тань, это только твоя заслуга, что именно твой логотип выбрали для ребрендинга. Ты над ним работала, не я.

Она посмотрела на меня осуждающе и покачала головой.

— А мне кажется твоя. Я же помню наш прошлый разговор, полгода назад. Когда я была в панике, что опять беременна. Нам пришлось перебраться в квартирку подешевле.

— Вам пришлось перебраться в квартиру с пандусом, чтобы заезжала инвалидная коляска. А что подешевле, ты же знаешь, ни я, ни отец не оставим вас с Марком и Митькой на улице. Не бросим, не стесним в средствах. Никогда. И дело не в аварии и увечье. И не в твоей беременности. Это аксиома. Обычная рутинная обязанность семьи — помогать своим. И всё. Прими это как должное.

Она улыбнулась. Стиснутое её тёплой рукой плечо приятно заныло.

— Вот умеешь ты. Убеждать. Да я и принимаю. Если бы не проклятая гордость, — вздохнула она.

— Понимаю, — похлопал я её по руке.

Очень хорошо понимаю. Да, смену дизайна компании я только из-за неё и задумал. Чтобы она чувствовала себя независимой, успешной. Я устроил ребрендинг, и у Татьяны теперь есть хорошо оплачиваемый перспективный проект. Но, конечно, я никогда в этом не сознаюсь.

— А у Марка как дела?

Задрав голову, я время от времени следил за его инвалидной коляской, что катила перед собой Юлька. А Митька, шестилетний сорванец, носился от матери к отцу. Его яркая куртка то и дело мелькала между скелетов деревьев, ещё не покрывшихся листвой.

   — Не очень, — вздохнула Татьяна. — Знаешь, как бывает. Ты здоров, молод, талантлив, полон надежд и планов. Твои картины покупают. Ты востребован, популярен. И вдруг — раз и никому не нужен. И даже не потому, что вдруг лишился ног. Марк словно выгорел, когда его вдруг перестали покупать. Стали поносить даже те, кто раньше восхищались. Нашли себе других, молодых, борзых, смелых героев. А он словно разучился писать или стал невидимкой. И хуже всего, перестал верить в себя. Начнёт что-то и бросает. Закончит и рвёт. Всё ему кажется не то, не так.

— А что говорит психолог?

— Посттравматический синдром. И он за всю жизнь может не пройти.

— Я не знаю, как лечится этот синдром. Но я знаю, как создаётся популярность. Любая. Как легко покупаются все эти критики. Искусственно создаётся шумиха. Всё это и близко не стоит к таланту, дару, гениальности. Технологии, Тань. Реклама, продвижение, соцсети, хайп. Любая бездарная мазня дорастает до уровня пусть не высокого, но массово востребованного искусства с должной поддержкой и вложениями. Именно этим обычно и занимаются знающие люди — делают бабки на смазливых личиках моделек, звонких голосках певичек, или из куска холста и пары тюбиков с краской. И это суровая правда любого бизнеса. Я мог бы взяться, но не без его ведома.

— Не надо, Паш, — покачала она головой. — Если я попрошу тебя, он этого мне никогда не простит.

Я согласился.

— Уверен, Марк найдёт в себе силы смириться или собраться. Это очень тяжело после успеха. И, наверно, почти невозможно, став калекой. Но не зря же говорят, что талантливый человек талантлив во всём. И он ещё найдёт себя, вот увидишь. Так что не унывай. Тебе сейчас ни к чему. Но, поверь, рано или поздно всё наладится.

— Да я не унываю. В принципе, у нас всё неплохо. Просто ты спросил, и я что-то разнылась. Ох! — она остановилась, положив руки на живот. — Давай присядем?

Нагретая солнцем лавочка приятно упёрлась в спину.

— Ты то как? Как у вас с Юлькой?

— Боюсь, всё идёт к логичному финалу.

— Это к какому? — прищурилась сестра. Я так любил, когда в её глазах сверкали эти хитринки, как у мамы. — К свадьбе, наконец? Или всё же к расставанию?

— А тебе какой больше нравится? — я прикрыл глаза ладонью, сложенной козырьком.

— Тот, где ты счастлив, конечно, — улыбнулась она.

— Хитрюга. А я думал, дашь мне совет.

— Сомневаюсь, что он тебе нужен.

Но на самом деле, она его дала. Когда, накормив своими фирменными макаронами с сыром, вечером провожала у двери.

— Только не тяни с этим, что бы ты там себе ни надумал. Жизнь так коротка и непредсказуема, я теперь это точно знаю, — поцеловала она меня в щёку.

А я и не собирался тянуть.

Злющая и всем недовольная Юлька решила идти пешком — до гостиницы было недалеко, пару километров, через мост. И она упрямо вышагивала впереди меня в своих белых кроссовках в одиночестве.