Бандитский подкидыш (СИ) - Шайлина Ирина

Ребёнок хочет спать, но отказывается засыпать. Он хочет растянуть это время, ему так хорошо в тепле материнских рук. Но глаза закрываются. Улыбается сквозь сон. Потом сон побеждает, сосок выскальзывает изо рта. Катя легонько касается пальцем младенческой щеки. Улыбается. Укладывает ребёнка спать в кроватку, что стоит в специально созданной ниши. Возвращается в постель. Совсем замёрзла, сержусь я, хотя в комнате не холодно. Подтягиваю её к себе ближе, под одеяло, в свое тепло. Обнимаю руками и ногами.

– Нужно завести няню, – шепчу я ей в ухо. – Катя, сколько можно?

Это самое ухо такое сладкое, что хочется то ли лизнуть его, то ли укусить, то ли и вовсе все сразу.

– Я же не для няни рожала, – сердито ответит она.

Улыбнусь куда-то в её затылок. Катю хочется съесть. Всю, целиком. Я хочу её, моё возбуждение она явственно чувствует. Но…она так устала. Третий раз за ночь к ребёнку встает. И я ничего не могу сделать – малыш требует маму и мамину сисю.

– Спи, – шепчу я.

И это видение так живо, что я снова думаю – судьба. Всё так и должно было быть. Главное не упустить нитей жизни из рук и сделать все так, как должно. И сейчас по отношению к девушке, которая меня и не знает, я чувствую такое тепло, что это удивляет меня самого.

– Уснул? – шепотом спрашиваю я.

Тихо, но Катя все равно вздрагивает от неожиданности. Здесь, в реальности, на ней не сорочка. Футболка, криво обрезанные из джинс шорты. Но мне нравится.

– Да, – так же тихо отвечает она.

Медленно встаёт, устраивает Льва в импровизированном гнездышке в кресле. Идёт к себе – в такое же кресло. Наверняка неудобное.

– Иди сюда, – Катя снова вздрагивает. – Да не бойся, я же слаб, как котенок, ты меня одной левой побьешь.

Лукавлю. Вспоминаю, как податливо гнулся металл под моими руками. Я слаб, да. Но за тех, кого люблю, я готов убивать. И буду делать это, да. Но сейчас мне хочется быть слабым для неё, так она чувствует себя увереннее. И шагает ко мне.

Садится. Подтягиваю её к себе, как во сне, преодолевая лёгкое сопротивление. Сдаётся. Ложится рядом осторожно, чтобы не задеть рану. Накрываю одеялом. Своей рукой. Вдыхаю запах её волос, на нежной коже затылка они пахнут особенно сладко, чуть пряно. И да, она чувствует, что я возбужден.

– Спи, – говорю я. – Просто спи и все.

Она долго не может уснуть. Она боится меня, эта невозможно храбрая девочка. Я словно приучаю её к себе. Медленно. Осторожно. День за днём, из каждых этих трех дней передышки, что я нам выделил. Катя смеётся. Кормит меня мясом. Извиняется, если сожгла. Я смеюсь тоже, и все равно ем.

– Мне все вкусно, что ты готовишь.

Катя краснеет. Лев сидит на троне из подушек и смотрит на нас. В его руках деревянная, расписанная под хохлому ложка и ребёнка бесит, что она не лезет в его маленький рот. Кричит рассерженно. Иногда смеётся, самым неожиданным вещам. Его смех заразителен. Его смех лекарство. И мне мучительно не хочется, чтобы эти дни заканчивались. Так хорошо, как здесь, в этой обшарпанной квартире на окраине города, в ванной которой я точно таракана видел, мне наверное никогда не было. Несмотря на все, что происходит. Несмотря на рану, которая снова принялась неохотно заживать. Но я не могу прятаться всегда. Это не в моих правилах.

Утром следующего дня я просыпаюсь от тишины. Она такая мирная, что неправильно. Такая спокойная. Катя спит. Лев улыбается во сне. Уверен, ему снится Катя. По сути, Катя это лучшее, что было в его маленькой жизни.

Принимаю душ. Пью горький растворимый кофе. Запиваю им круглую таблетку. Антибиотики, которые я все ещё принимаю – я не хочу слечь с заражением крови. Чувствую себя значительно лучше, возможно по тому, что все эти дни Катя кормила меня лошадиными дозами лекарств, а я милостиво позволял ей играть в доктора. Да что там, мне нравилась её забота.

– Ты уходишь? – спросила Катя в мою спину.

Я напрягся. Я не ушёл бы не прощаясь, но сейчас чувствовал себя вором. Тем, кто собрался украсть у нас эти дни.

– Девочка, – улыбнулся натянуто я. – Я не могу прятаться. Проблемы надо решить.

Шагнула ко мне. Обнял. Острый подбородок ткнулся мне в грудь. Я щекой прижался к её волосам. Поцеловал. Затем вынудил приподнять лицо и легко поцеловал в сухие губы.

– Ты вернись только.

– Ночью, – обещал я. – Ночью вернусь. Только не глупи, девочка. Если не приду бери Льва и уходи.

– А ты?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– А я вас найду.

Глава 16. Катя

Казалось, Львенок просто ждал, когда за его отцом закроется дверь. Дождался и сразу зарыдал. Громко и надрывно.

– Я тебе что, совсем не нравлюсь? – обиженно спросила я. – А как же все, что между нами было?

Лев посмотрел на меня, как на дурочку. Свёл на переносице тонкие бровки, вздохнул протяжно, казалось даже, удручающе покачал головой. И снова заплакал. Да так громко, что нас слышали не только все соседи. Я боялась, что нас услышат даже наши преследовали.

– Тише, – просила я. – Тише.

Брала на руки, такого маленького. Тёплого. Ходила с ним по комнате. Он забывался сном, потом вздрагивая просыпался, словно его что-то мучило. Я померила температуру – нормальная. Горло посмотрела, носик. Погуглила. Потрогала животик – мягкий. Чего ревёт, непонятно.

Наконец он уснул. Просто устал орать и вырубился, чуть свесив набок голову в кенгуру. Я потянула ремешки, чтобы голова не болталась, а была прижата ко мне щекой. Наконец налила себе кофе – такие вот будни мамы, пусть и чужого, но такого любимого уже ребёнка.

Осторожно, чтобы не разбудить села в кресло. Кофе горчит. Ещё бы немного сахару, разбавить кипятком – молока нет. Или допустить крамольство и сыпнуть немного детской смеси… Но на груди спит ребёнок. Остаюсь на месте. Осторожно, чтобы не облить, пью. Смотрю на свое жилище.

Когда здесь был Давид, казалось, что безопасно. И квартира эта страшная представлялась уютным гнездышком. И я понимала вдруг, что и правда, бывает так, что рай с милым в шалаше. Давид не был просто милым. Он сильным был. Опасным. А когда улыбался чуть лукаво, когда дышал по ночам в мой затылок – у меня буквально сжимались все внутренности. Я не могла поверить в то, что такой мужчина может быть моим. Но с ним…с ним наверное везде рай.

Но он ушёл, а я обещала ждать его до ночи. Квартирой хозяйке, неопрятной женщине средних лет с бегающими глазами и усталым лицом я заплатила много. Так много, что пару недель она точно не придёт. Она осталась довольна. И я правда, могу оставаться здесь. Но иллюзия безопасности развеялась сразу, как ушёл мой бандит. Он ушёл и унёс покой с собой.

Теперь стены давили и так сбежать хотелось. Смешно, но я уже привыкла сбегать. Где-то там осталась спокойная жизнь, Виталик, Анька. Работа. Шоколадки к чаю по акции. Теперь главное – Лев. И чтобы те противные люди до него не добрались. И ради него я готова бежать долго, так долго, что ноги сотрутся. Не жаль.

– Ты просто взял меня в рабство, – нежно прошептала я спящему ребёнку. – Но уходить нельзя, нам не велел твой папа.

Решение пришло спонтанно. Находиться здесь дальше просто невозможно. Только пытаюсь расслабиться и слышатся шаги. Не Давида, нет, если бы. Шаги тех, кто нас ищет.

Осторожно поднялась с кресла. Самое необходимое в рюкзак. О, я уже знаю, что нужнее всего и собираю быстро. Теперь спереди у меня Лев, сзади рюкзак. На ноги кеды. Ветровку прихватить, а ребёнку шапочку и тёплые носочки.

Я никуда не уйду. Я буду ждать Давида, только не в квартире, а рядом. Дом старый. В подъезде, на лестничной площадке, массивный мусоропровод. Им не пользуются – заварен. А за ним есть уголок, откуда меня и Льва не будет видно. Даже есть, на что сесть – облезлая табуретка, а рядом с ней стоит банка от кофе полная окурков. Что же, почти уютно. Я услышу, если кто-то будет входить в мою квартиру. Тогда не буду спускаться – небезопасно. Я умная уже, сколько в бегах. Я поднимусь наверх и там пережду. Может даже на чердак, если открыто. А если будет нужно, постучусь к кому нибудь на верхнем этаже. Я теперь ничего не боюсь.