Кэти Эванс - Мой (ЛП)
Мясник снова размахивается, но Ремингтон блокирует удар, и около минуты они обмениваются джебами, пока не объявляют перерыв, тогда они направляются по своим углам. Райли кладет что-то на раны, а тренер кричит на Реми. Он кивает, встряхивает руками, сгибает пальцы и возвращается, теперь сердито занимая позицию лицом к лицу с этим здоровенным ужасным зверем с острыми костяшками пальцев.
Они снова начинают размахиваться и наносить удары.
Ремингтон проводит отвлекающий маневр и Мясник наносит удар в воздухе, где должен был быть Реми. Ремингтон возвращается и наносит апперкот ему в лицо так сильно, что Мясника заносит в сторону.
Мяснику требуется немного времени для восстановления почвы под ногами. Он размахивается рукой, но Реми уклоняется и с совершенной точностью и скоростью наносит ответные удары ему в ребра, в живот и в лицо. Бух, бух, бух!
Мясник снова размахивается кулаком, целясь в лицо Реми, но Реми блокирует удар и вновь отвечает попаданием собственных костяшек пальцев прямо в уродливое жирное лицо Мясника. Мясник падает на колени.
Рядом со мной продолжает возрастать волнение Пита, и я слышу его бормотание:
— Давай, Рем. Почему ты позволяешь ему доставать себя? Ты сделал это, — он поворачивается ко мне и шепчет, — Ты можешь научить скорости и ловкости, но никогда не сможешь научить человека быть сильным нокаутером, каким является Рем. Как только он начинает бить, как хочет, это конец, — он улыбается, но я нет.
У Реми все еще идет кровь, и в процессе боя его тело получает несколько ударов.
Я ненавижу, ненавижу, ненавижу, когда он получает травмы, не смотря на то, что это моя работа - помогать ему восстановиться. Он смеется, сплевывая, почти наслаждаясь этим.
Кошмар боя прошлого сезона что-то со мной сделал, и наблюдать за этим - убивает меня снова и снова.
Мой страх вырос и воспалился, а сегодня он подавляющий. На мгновение, моя голова чуть-чуть кружится, но в то же время я уверена, что адреналин держит меня в сознании, держит мое тело готовым к тому, чтобы защитить его.
Мясник снова встает, наносит еще один удар в лицо, и у Ремингтона откидывается голова, но его тело прочно остается на месте. Мое дерево всегда прочно стоит. Он размахивается, и наносит в ответ более сильный удар. Оба мужчины сцепляются, затем отталкиваются друг от друга и Ремингтон снова нападает, сейчас кровь на его лице идет ручьями, когда он снова начинает – бух, бух, бух!
Его быстрые, последовательные удары заставляют Мясника отступать. Толстяк опирается на веревки позади него, но отказывается падать. Реми заводит его в угол, его грудь блестит от пота, а мышцы пульсируют, когда он наносит очень сильные удары Мяснику в живот, а затем в лицо.
Мое дыхание ослабело. Страх разъедает мои внутренности вместе с другими противоречивыми ощущениями, такими, как невероятное возбуждение, всегда охватывающее меня, когда я наблюдаю, как он сражается. Он такой зрелищный. Мощность его тела, пульсация его мышц, идеальные изгибы, когда мышцы напрягаются и расслабляются. Ремингтон использует одновременно ум и интуицию в борьбе. Кажется, будто он планирует сюжет и затем просто действует соответственно ему. Но больше всего кажется, будто он живет моментом. Любит это.
Сейчас он с сосредоточенным лицом избивает Мясника, пока мужчина не грохается в красную лужу возле его ног. В буквальном смысле - у его ног. Его лицо плюхается на ботинки Реми.
Губы Реми изгибаются в удовольствии от увиденного, и он отступает, поворачиваясь всем телом в мою сторону.
— РАЗРЫВНОЙ! — кричит комментатор, и когда руку Реми поднимают вверх, его взгляд, наконец, направляется на меня.
У меня останавливается пульс. Исчезает шум. Даже не чувствуется сердцебиение. Это глупо, насколько сильно мне это нужно, но когда он, наконец, поднимает руку, поворачивая голову ко мне, и его отчаянные, злые, голубые глаза останавливаются на мне, я вздрагиваю на сидении.
Его взгляд отчетливо собственнический и яростный, капля крови стекает на веко с пореза на брови, кровь капает с его носа и губ.
И когда рефери его о чем-то спрашивает, он кивает, и они зовут к нему другого бойца.
— Да, теперь ему нужно истратить свою ярость, - бормочет Пит себе под нос.
Когда я это слышу, сквозь меня проносится новый ураган нервов. Клянусь, если бы я не знала Реми лучше, я бы подумала, что он делал это только для того, чтобы помучить и наказать меня.
Эндорфины не дадут ему почувствовать боль. На самом деле, он так горд и энергичен из-за того, что неустанно учил свое тело принимать их. Он постоянно доводит тело до предела, и думаю, что его болевой порог может быть выше, чем у любого другого спортсмена, которого я встречала. Но мои собственные ограничения выходили за пределы до наступления вечера.
Ремингтон делает несколько попаданий по новому парню, используя отличные комбинации ударов, но хоть Райли и попытался подлечить его в углу, кровь продолжает стекать у него по лицу.
Оба бойца обмениваются сильными ударами, и вдруг, ринг становится водоворотом перемещающейся плоти и твердеющих мышц. Я отслеживаю Реми по чернильным браслетам на его бицепсах, когда он наносит то, что Райли называет "удары пачками". Один он наносит под ребра, один в челюсть, и затем наносит правый хук, его самый мощный удар.
Его противник раскачивается, спотыкается и падает, распластавшись.
Толпа кричит.
— РРРРРРРАЗРЫЫЫВНОООООЙ! Дамы и господа, ваш победитель, еще раз! Раааазрыывнооооооой!
Я так измучена. Я превратилась в желе, “Джелло”[7], такое же мягкое и глупое.
— РАЗРЫЫЫВНОООЙ!
Такое чувство, что это длится вечность, но на самом деле, дорога в лимузине из “Андерграунда” в отель длится около двадцати минут, и мои ноги трясутся, когда мы забираемся в машину. Все мои чувства кричат, чтобы я позаботилась о своем мужчине, когда он плюхается в сиденье напротив моего, в то время, как злая часть меня все еще хочет ударить его, потому что . . . какого черта там происходило?
— Чувак, какого черта ты делал? — начинает Райли, звуча так же озадаченно, как я себя чувствую.
— Вот, держи, Рем, — Пит передает ему пакет геля для его челюсти. — Думаю, на порез на брови нужно наложить шов.
— Как ты себя чувствуешь, парень? Хорошо чувствовать, когда из тебя выбивают дерьмо? — спрашивает тренер в полном негодовании, выпрямляясь на своем месте. — Где, черт возьми, была твоя игра?
