Джулия Стоун - Леди Генри
– Добрый вечер, миссис Уиллис. Чудная погода, настоящая весна, – сказал Джон.
– Вы правы, мистер Готфрид, – ответила она, надув подкрашенные губки. – Но, признаться, мне дела нет до этих красот. У меня обострились мигрени, и я бы преспокойно лежала с компрессом, если бы не Трейси. Бедной девочке необходим простор.
– Вы были у графа Ричарда? Чем он занимается?
Она передернула плечами.
– Валяется в кресле и читает Стивенсона. Носки заляпаны грязью. Уж не знаю, по болотам он скакал что ли. К обеду выйти не захотел, в столовой, видите ли, слишком тесно. Интересно, на что это он намекает, – сказала она, хитро взглянув на Джона. – Как хотите, мистер Готфрид, но этот ваш хваленый граф просто вздорный мальчишка!
Кажется, у этой дамы накипело на сердце, подумал Джон. Он хотел было подняться к себе, но передумал и направился в бильярдную. Эта комната в стиле ампир вызывала у Джона торжественное настроение, странное, почти необъяснимое умиротворение. Он прошел по темному мозаичному полу, прикоснулся пальцами к сине-зеленому сукну бильярда; минуту он боролся с искушением скатать партию в одиночку, потом вынул из гнезда кий с ореховой рукояткой, взял наизготовку, будто примеривался для удара, гладкое золотисто-желтое дерево скользнуло по руке. Мысли его разбегались.
Да, это правда, говорил себе Джон, все складывается наилучшим образом, и ему не о чем беспокоиться. И все-таки по загадочной причине он испытывал странную тревогу, ни с чем не связанную во внешнем пространстве, скорее это были дурные предчувствия. И где же в данном случае здравый смысл? В прошлое воскресенье они вдвоем с Анри отправились на автомобиле по изумрудно-бурым отрогам Ленинских гор. Люди молодые, здоровые, насыщенные адреналином, они с необычной для этих мест небрежностью игнорировали опасность и ехали чрезмерно быстро. Встречный ветер трепал волосы и холодил лица. На них были грубые теплые костюмы горцев, руки Анри в шерстяных перчатках твердо лежали на руле. Дорога почти высохла, кое-где автомобиль подбрасывало на камнях. Потянулось длинное горное озеро, по глади которого заскользило отражение автомобиля, ненадолго пропадавшее, когда дорога стекала по скату. Был яркий облачный день, солнце победно изливало на землю живительное тепло. Дорога вдруг завернула резко влево и круто пошла вверх. Анри вывернул руль и рассмеялся, Джон засвистел. В сущности, они фасонили друг перед другом. Держали марку. Наполненность жизнью, с избытком, щедро, возможности, которые давало их положение, весна – все придавало неповторимую окраску этому дню. Машина, урча, выскочила на узкую площадку, за которой следовал резкий спуск. Здесь Анри затормозил. Со скалистой кручи им открылась торжественная картина: там и тут поднимались вершины, очертания которых были четки и рельефны, а далее повсюду, куда доставал взгляд, простиралась равнина с резкими пятнами селений, у самой границы земли и неба струился приглушенный блеск реки. Хотелось дышать полной грудью, петь медленный и красивый христианский гимн и думать, что никогда не умрешь…
* * *Они сидели в баре. Непроницаемый туман заполнил город, стерев очертания улиц. Бар был полон, за круглыми столиками с нарядными голубыми скатертями сидела публика, слышался смех, обрывки разговоров. Вики обеими руками держала чашку, полную чаем с лимоном, ее тонкие озябшие пальцы покраснели. Маленькие коричневые перчатки лежали рядом с его черными. Этот холод, эта промозглая сырость и способствовали одному замечательному событию. Хозяин заведения, добродушный и полный мистер Флеминг пригласил уличного скрипача, месье Парпена, украсить вечер. Публика, увидев музыканта, оживилась, многие в этом районе знали его. И скрипач, прихрамывая и улыбаясь всеми своими морщинами, пошел вдоль столиков со своей поющей скрипкой. Этот деклассированный француз был магом, и люди с любовью смотрели на его тонкую фигуру, движение острых локтей, на его сутулые плечи и спину, согбенную под бременем таланта. Не имели значения ни стоптанные башмаки, ни старое кашне на шее, ни сюртук, лопнувший под мышкой. Это был магистр от музыки. Какая-то дама потребовала погасить лампы; шустрые мальчики вынесли зажженные свечи. Вики долгими глотками пила чай, глядя поверх чашки на Джона, а он умирал от любви. Скрипка пела. По распоряжению мистера Флеминга, мальчик с большой пивной кружкой стал обходить публику. Со звоном посыпались монеты. Джон чувствовал, что сердце его не выдержит, он поднялся и направился к бару, чтобы купить сигарет. Ему казалось, что Вики идет с ним. Он обернулся, но она была далеко и зеркало повторяло изгибы ее фигуры.
Музыка постепенно затихала, пока не умолкла совсем, скрипач гортанно прикрикнул: «Гарсон!», мальчик принес ему виски. Зал разразился овациями, музыкант вежливо приподнял шляпу и потащил свое длинное тело сквозь рукоплескания, сквозь холл, прямо в цепкий туман. Какое это было счастье и какая тоска! Джон только встал, чтобы купить сигарет, и вот уже нет ни вечера, ни музыки, ни Вики…
* * *Джон тряхнул головой и поставил кий на место. Да, ему нравилась эта комната. Красно-коричневые стены, египетский орнамент в белых медальонах, мраморная статуя полуобнаженной жрицы. Он любил эту статую, часто подолгу простаивал возле нее, вглядываясь в детские черты лица, маленький нос, красиво очерченные губы, тонкие руки, сложенные под прелестной, еще не до конца развитой грудью. Глядя на эту красоту, он часто думал о бытие, религии, о бессмертии в искусстве. Внезапно пошел дождь и тысячами кулачков застучал в стекло. Джон тряхнул головой и решительно вышел из бильярдной. Ему пришло в голову проведать Ричарда. Если мальчик решил не выходить к обеду, значит, так оно и будет. Ему пришлось пройти мимо столовой, где уже собралось веселое общество, играл патефон, раздавались голоса. Джон услышал восклицание старого графа, с кем-то оживленно спорившего. В обществе присутствовали дамы: их меховые накидки небрежное уроненные в кресло Джон видел в вестибюле. К счастью, дверь столовой оказалась полуприкрыта, и Джона не заметили. Он миновал узкий коридор, соединяющий главное строение с восточной башней и вошел в игровую комнату Ричарда. Мальчик полулежал в кресле, перекинув ноги через подлокотник, и держал на коленях книгу.
– Ричард, – позвал Джон.
Мальчик неохотно обратил на него взгляд.
– Чем обязан, учитель? – негромко спросил он. Джон опустился в кресло напротив.
– Вы не желаете выйти в столовую, граф? – спросил он.
– Что я там не видел, – фыркнул Ричард. – Они же все круглые дураки! Стоит мне только появится, как они начинают отпускать шуточки и пичкать меня сластями, будто я девчонка.
