Томас Уайсман - Царь Голливуда
Встреча с Генри Кейбом произошла в его нью-йоркской квартире через неделю. Все время, пока Вилли разглагольствовал, Александр следил за глазами Кейба. Они были похожи на глаза крокодила, утопавшие в складках жесткой кожи. Временами его глаза так прятались в складках, что можно было видеть только зрачки. Кейб был таким старым! Череп его казался не толще яичной скорлупы. Его жизнь висела на волоске. Временами Александру казалось, что Кейб уже на том свете и смотрит на живых людей через перископ из того места, куда он должен был попасть по его убеждению. Почему такой человек, которому восемьдесят восемь лет, хочет получить еще двадцать миллионов, которых хватит на большее количество дней, чем ему осталось жить? Почему его беспокоит борьба за власть между компаниями? Возможно, он еще успеет посмотреть два-три фильма в своей жизни, учитывая, что последние двадцать лет он прожил очень уединенно, почти не выходя из дома. Пока Вилли так разглагольствовал, глаза Кейба, хотя и плохо были видны, но все же заметно было, вспыхивали огнем распутника с того света. Когда Вилли кончил говорить, Кейб спросил своим удивительно твердым и сильным голосом:
— Где вы собираетесь достать шестьдесят миллионов, чтобы заплатить мне?
— Я надеялся, — сказал Вилли, — что понадобится только двадцать миллионов долларов, а остальное вы возьмете акциями новой компании.
— Меня интересует только наличность, — ответил Кейб.
— Шестьдесят миллионов — это куча денег! Их не собрать быстро, — сказал Вилли.
— Это так, — подтвердил Кейб.
— Я думаю, что, может быть, смогу сделать это, — сказал Вилли, — если это ваше последнее слово.
— Это так, м-р Сейерман.
— Тогда я должен пойти и посмотреть, что я могу собрать.
— Я помогу вам, м-р Сейерман. Ваши компании — это хорошие, солидные компании. Вы стоите шестьдесят миллионов долларов. Я скажу вам, где вы можете найти деньги. Позвоните завтра моему главному управляющему, м-ру Стеффану Димсу, он даст вам список банков и инвестиционных компаний, на чью дружбу я полагаюсь. Они вам предоставят шестьдесят миллионов, которые вам нужны.
— Это шикарное предложение с вашей стороны. Я принимаю его.
— Это в моих интересах, — сказал Кейб, улыбаясь. И когда он улыбался, черты его лица преображались разительным и неожиданным образом. — Как Сьюзен? — спросил он, когда они уходили.
— Очень хорошо, — сказал Александр.
— Мне приятно это слышать, — сказал Кейб. — Я люблю эту девочку.
* * *В следующие дни, пока Вилли обзванивал различные банки, инвестиционные компании и корпорации, которые предлагал Кейб, Александр все время размышлял, почему Генри Кейб настаивал, чтобы получить шестьдесят миллионов наличными? И потом направил Вилли собирать деньги в банках и компаниях, которыми Кейб фактически управлял или контролировал, то есть мог оказывать на них давление? С одной стороны, он собирался взять шестьдесят миллионов за свои акции, а с другой — давал в долг Вилли эти же шестьдесят миллионов. "Может быть, — думал Александр, — когда человек получает в собственность и в управление столько, сколько Генри Кейб, это единственный возможный способ вести дела?" Александр не мог придумать никакого другого объяснения, которое имело бы какой-нибудь смысл. Но, в сущности, это имело очень большой смысл. Кейб не только получил шестьдесят миллионов, но — через компании, которые давали деньги, — он так же получит проценты по этому займу. Такая сделка, казалась Александру, характерна для Кейба. Проценты по займу должны составлять примерно три миллиона шестьсот тысяч в год. Сумма намного большая, чем та, которую он мог выручить за дивиденды в течение нескольких следующих лет, если бы он сохранил сорок миллионов, вложив их в акции объединенных компаний. Более того, поскольку дивиденды повержены колебаниям в зависимости от доходов, проценты по займу гарантированы. И оба — и капитал и выплаты — были гарантированы активами компании. Таким образом, Кейб, как обычно, провел дело так, чтобы извлечь для себя максимальную выгоду, ничем не рискуя, что бы ни случилось.
Глава четвертая
Передача акций Хесслена от Кейба к Сейерману произошла в июле 1929 года. Это вызвало большой шум, и многие газеты поместили статьи, вопрошающие, что намерено предпринять правительство, чтобы принудить Сейермана лишиться этих акций, которые, как они утверждали, делали Вилли монополистом в области киноиндустрии. В это же время появились статьи, касающиеся личности Вилли, обвинявшие его в том, что он человек сомнительной морали, и настаивающие на том, что ему нельзя пользоваться такой потрясающей властью. В противовес этой неблагоприятной известности собственная рекламная машина Вилли совместно с той частью прессы, которая дружески к нему относилась, переключились на восхваление Александра, представляя его, как самого просвещенного и дальновидного руководителя студии, как человека, который сделал больше, чем кто-нибудь другой, чтобы внести в кинематографию вкус, культуру и артистизм, и как администратора безупречной честности и справедливости. Некоторые из этих публикаций смущали Александра, но он понимал их необходимость. Вилли предусмотрительно держался в тени, не давал интервью и позволил выплеснуть всю славу на Александра.
В конце сентября "Нью-Йорк грэфик" анонсировала серию статей своей голливудской корреспондентки Мерфи Хилл, пересказывающих скандалы начала 20-х годов, такие, как знаменитое дело Фэтти Арбакл, в них предлагалось с пристрастием взглянуть на "Голливуд после Хейза". (Вилл Хейз был человеком, который был призван самой киноиндустрией, чтобы ввести кодекс цензуры, чтобы смягчить религиозные и другие организации, нападавшие на Голливуд за низкие моральные стандарты, поставляемые в фильмах Голливуда и практикуемые его обитателями.) После скандалов в начале 20-х годов Голливуд сделал великое шоу по приведению своего дома в порядок, и теперь, предлагала "Дейли грэфик", можно было проверить, до какой степени это было сделано. Аршинные заголовки гласили: "Является ли Голливуд все еще городом греха в Соединенных Штатах?" Первая статья дала совершенно ясно понять, что ответ может быть только утвердительным. Это было ясно из вводной части и из довольно смутных намеков, без упоминания имен, об агентах талантов, которые на самом деле прикрывают рэкет "девушек по вызову". Или о продюсерах с привычками "бросать на диван", об "актрисах", которые были осуждены в судах за проституцию. Любая девушка, хоть немного причастная к кино, чувствовала, что это дает ей право называть себя актрисой. Нетрудно найти множество таких девушек (которые были и всегда останутся проститутками), желающих потолковать о диких оргиях, в которых они принимали участие в домах "великих". Имена "великих" не назывались. Первые три статьи были такого характера, и хотя вызвали определенную досаду, они были достаточно смутные и неопределенные для того, чтобы представители киноиндустрии были способны опровергнуть их как "обычные скандальные сплетни "Грэфика". Чтобы противодействовать влиянию этих статей, распространились сведения о многочисленных счастливых браках в Голливуде, о количестве церквей в этой местности и о хороших качествах большинства его жителей — серьезных и работящих. Голливуд был не лучше и не хуже, чем любой другой город такого же размера.
