Пари - Айя Субботина
Собираюсь сказать «уехать прямо сейчас», но Лекс снова громко шипит, когда прикладываю палец с мазью к самой крупной царапине, из которой до сих пор идет кровь.
И понимаю, что сказала это не для красного словца, а потому что так будет правильно.
Господи, да что у меня вообще в голове было, когда я планировала за три дня увести Лекса из отношений длиною в год? Зачем? Чтобы что?
— Мы расстались, — говорит Лекс, вставая, как только я сворачиваю разложенный на журнальном столике «медицинский пункт». — Точнее, я сказал, что отношения закончены. Тупо, по телефону. Так получилось. Знаю, что звучит по-гондонски, но хуйня уже случилась. Поэтому я решил ничего не говорить — хотел сначала поговорить с ней глаза в глаза, обсудить все и договориться как взрослые люди.
— Расстались? Почему? Зачем?
— Блин, Вик. — Лекс стоит спиной, но я вижу, как нервно он ерошит пятерней и без того растрепанные волосы. — Ты реально не понимаешь? Вообще? Серьезно?!
Я не знаю, как сказать ему, что боюсь предполагать. Боюсь признаться, что больше всего на свете хочу услышать то, что он сказать не может. После всего, что я сделала, даже мои розовые слоники в голове не настолько наивны, чтобы верить во всепрощение. А тем более в то, что Лекс может разорвать длительные счастливые отношения ради возвращения к женщине, которая однажды уже… предала его.
Гораздо проще поверить в то, что где-то здесь, на пахнущих пирогами пражских улицах он встретил свою Идеальную женщину. Роковуху. А щенок и цветы… просто потому что теперь это другой Лекс. И я его почти не знаю, даже если иногда он ведет себя совсем как тот, который однажды подарил мне те чертовы акции вместо кольца. Сейчас из рук того Лекса я согласилась бы даже на ободок из проволоки. Только, как иронично говорят в таких случаях, теперь никто не предлагает.
— Вик, я… Черт! — Лекс разворачивается на пятках, водит рассеянным взглядом по разбросанным по комнате корзинам с цветами, по пакетам со щенячьими игрушками, а потом снова смотрит на меня. — Я думал, что никогда не смогу тебя простить. Правда. Реально так думал и первый год, который учился заново ходить и подтирать себе задницу, каждый день засыпал и просыпался с мыслью, что однажды столкнусь с тобой на улице и ни хрена к тебе не почувствую. Потом я однажды проснулся и понял, что эти мысли заебали меня самого и решил от них избавляться. Просто потихоньку, кусок за куском, вырезал тебя из своего сердца. И знаешь…
Он снова скребет затылок, снова становясь похожим на того Алексея Яновского, которого я однажды не хотела пускать дальше порога своего подъезда, и который, приложил двести процентов усилий, чтобы сломать мое сопротивление. Этот новый Лекс с первого дня нашей встречи просто набрасывался на меня как на мясо. И хоть это будоражило во мне некоторые грязные мыслишки, я все равно не хотела верить, что стала для него просто «мяском».
— Знаешь, я думал, что больнее всего было пережить твое предательство, — с горечью продолжает Лекс, с каждым новым словом подталкивая меня просто заткнуть ему рот поцелуем, потому что слушать его исповедь просто невыносимо. — Но на самом деле тяжелее всего было тебя разлюбить. Идти по улице и не видеть тебя в каждой телке с рыжими волосами. Случайно не назвать свою новую девочку твоим именем. Просто перестать жить с мыслями: «Что будет, если мы когда-нибудь встретимся?» или «Я же могу поехать к ней в любую минуту!»
— Лекс, я очень сожалею о том, что…
— Нет! — грубо перебивает он. — А потом был третий год, Вик. Целый гребаный год, когда я, клянусь, почти не думал о тебе. По крайней мере не делал этого нарочно. Я нашел хорошую девушку — умную, красивую, с такой же, как и у меня, преданной кем-то близким душой. Я чертовски сильно боялся снова вляпаться в кого-то вроде тебя, но она оказалась полной твоей противоположностью. И все как будто наладилось. Все было… блядь, просто хорошо. Без искр из жопы, без фокусов и кренделей. Хочешь правду?
Я изо всех сил отрицательно качаю головой.
Мне не нужна правда. Мне нужен этот день. День, когда я выиграла золотой билет путешествия на машине времени, и все снова было как тогда — тот же Лекс, те же его слова и поступки. Только я стала другим человеком. Стала Викой, способной понять, что у нее на самом деле было. И этой Вике не хочется знать, какой офигенно счастливой была его жизнь с женщиной, которая умеет делать красивые фото булок и салфеток!
— Если бы ты не вернулась в мою жизнь — я был бы счастлив с этой женщиной. Скорее всего, она уже носила бы на пальце красивое кольцо с ебучим бриллиантом, потому что это логично вытекало из наших отношений. И я забывал бы тебя, с каждым прожитым днем счастливой жизни, твой образ все больше превращался бы в пыль.
Орео, все это время самозабвенно жующий игрушку в уголке, бросает свое занятии подбирается к ноге Лекса, приноравливаясь к его кроссовкам. Лекс садится на корточки, чешет его за ухом, а потом снова поднимает на меня взгляд.
— Но я вряд ли чувствовал то, что чувствую всегда, когда ты рядом.
Я хочу сказать, что чувствую то же самое, но слова становятся поперек горла и единственное, на что мне хватает сил — промычать что-то вроде: «И мне». Но и это получается настолько тихо, что Лекс даже не обращает внимания.
— Я крепко виноват перед ней, но притворятся влюбленным мужиком — вряд ли хорошее решение, чтобы исправить ситуацию. Поэтому. — Лекс берет щенка, относит его обратно в угол, грозит пальцем, чтобы сидел на месте и снова подходит ко мне. Снова так близко, что его дыхание щекочет мне щеку. — Я решил, что мы должны попробовать снова
— Повтори, — рефлекторно прошу я, жмурясь от удовольствия и поднимая лицо вверх, как будто к солнышку. — Скажи это еще раз.
— Какую часть? Где про то, какой я придурок? — издевается Лекс, конечно прекрасно зная, что я хочу услышать.
— Последнюю, Яновский! Я хочу сто раз услышать самую последнюю часть, а потом ты еще сто раз скажешь, как не мог без меня
