Подсолнух - Ирина Воробей
Татьяна слушала и внимала, кивала головой, поджала подбородок. Колени прижала к груди и обхватила их руками.
— Тебе холодно? — заметил, наконец, Вадим. — Че молчишь? Я бы давно печку включил.
Он повысил уровень температуры в настройках кондиционера отдельно для нее и снова уставился на дорогу.
— Так что, выбрось эту привитую тебе отцом спесь, — сказал он серьезно. — У всех есть будущее независимо от рода деятельности и уровня образования.
Задумавшись, девушка опустила голову и подняла плечи, обняв себя крепче. Из бокового радиатора над бардачком повеяло теплыми воздушными потоками, ласково обволакивающими ноги и руки. По коже пробежали приятные мурашки. Татьяна немного расслабилась.
— Вряд ли я смогу стать арт-директором, — сказала она подавленно спустя несколько долгих минут размышлений. — И вряд ли хочу этого. Мне нравится просто танцевать. Но это не серьезно. Арина тому доказательство.
Вадим посмотрел на нее со смягчительной улыбкой, как смотрит взрослый на оплошавшего ребенка, качнул головой и снова отвернулся.
— Не надо ни на кого ориентироваться. Делай, что нравится.
— Трясти попой перед пьяными мужиками? — невесело усмехнулась девушка, чувствуя, как становится жалко себя.
— Если это красиво выходит, почему нет?
Вадим попытался поймать ее взгляд, но она смотрела на дорогу, которую не видела, даже освещенную часть.
— Как по мне, получается у тебя виртуозно, — парень выдавил смущенный смешок. — Уверен, я не единственный поклонник твоего творчества.
— Творчества? — рассмеялась ему в лицо Татьяна.
— А что? Искусство может принимать разные формы. Круглые формы твоих ягодиц — далеко не самое худшее его проявление.
Он пожал плечами, широко улыбаясь. Девушка сначала залилась задорным смехом, а потом посмотрела на него с улыбкой, благодарностью и любовью. На душе посветлело от одной его шутки или от улыбки. Она не знала наверняка, что на нее действовало сильнее. Работало все и сразу. Впрочем, одного его добродушного взгляда уже было достаточно, чтобы испытывать счастье.
Они снова притихли. Монотонность движения и тишина усыпляли. Темень за окном автомобиля незаметно превратилась в сон. Проснулась Татьяна от инерционного толчка при торможении. Вадим заглушил мотор. Она протерла глаза и потянулась, зевнув.
— Приехали, — на удивление бодро произнес парень, отстегивая ремень безопасности.
Девушка огляделась вокруг, не понимая, куда они приехали, и не помня зачем. Она вгляделась в фигурность окружающей обстановки: шуршащие кусты, низкий металлический забор, ограждающий насаждения управляющей компании от нерадивых жильцов, наклонный тротуар, многоквартирный дом. Смутные очертания постепенно становились более четкими и узнаваемыми.
Она помнила эту железную дверь, белые решетки первых этажей, скол облицовочной штукатурки справа от входа. Она помнила деревянную скамейку с протертым сиденьем. Помнила, как каждый вечер, возвращаясь из академии, здоровалась с пожилой соседкой, что любила на ночь глядя посидеть у подъезда и подышать свежим воздухом. Ее охватил ужас.
Татьяна засуетилась в поисках кнопки открывания окна. Опустив стекло, она выглянула и посмотрела наверх. В ее детской комнате горел свет. На подоконнике, как и раньше, лежали первые пуанты. Она видела их нечетко, но мозг достроил по памяти цельную картину. Вадим самодовольно улыбался, встав напротив с рюкзаком за плечом.
— Ах, ты!.. — вскрикнула девушка в бешенстве, но не смогла подобрать самое оскорбительное слово и замолкла.
В груди бесновались обида и злость. Даже не злость, а ярость. Девушка рассвирепела. Такого предательства она от него не ожидала.
— Че сидишь? — спросил парень как ни в чем не бывало. — Пойдем спать, я устал.
Он махнул головой в сторону подъезда.
— Как ты мог?! Ты с ним сговорился, да? Ты все это специально подстроил!
— Тань, ночь на дворе, давай завтра обсудим, — устало проговорил Вадим, опустив плечи. — Пошли.
— Никуда я с тобой больше не пойду!
Она резко отвернулась от него корпусом, закрыла окно и, скрестив руки на груди, плотно вжалась в сиденье. Парень постучал костяшкой указательного пальца по окну. Татьяна, надувшись, не реагировала.
— Ну, хочешь, оставайся здесь на ночь, — пробурчал приглушенный голос снаружи. — Только двери не открывай. От всяких подонков.
Он нажал на пульт управления. Раздался короткий сигнал и звук блокировки дверей. В машине сразу стало темно и холодно. Татьяна испугалась и вжалась в сиденье еще сильнее. Вадим уже отошел к подъезду. Она переводила тревожный взгляд с парня на лобовое стекло, сквозь которое пыталась разглядеть в ночи этих самых подонков. От домофона послышались глухие гудки. Тягучие, тревожные. Парень спокойно ждал. Наконец, устройство пропищало, и он распахнул железную дверь. Татьяна в панике застучала по стеклу, пытаясь вырваться из автомобиля. Вадим уже было захлопнул дверь полностью, но на последних сантиметрах остановился, как будто специально, чтобы дать ей совсем отчаяться. Девушка была готова разрыдаться от всего и сразу.
Вернувшись за ней, он с ухмылкой произнес:
— Нельзя отказываться от такого великодушного гостеприимства. Твой отец любезно предложил нам погостить у него пару деньков.
Как только дверь открылась, Татьяна вылетела из машины, как боевой снаряд из пушки, и грозно посмотрела на парня. Тот только усмехался. Нахально, как всегда.
— А с твоей квартирой что? — с язвительной претензией спросила девушка, когда они поднимались на лифте.
— Сдаю, — просто ответил Вадим, а потом развернулся к ней с добродушной улыбкой. — Да всего пара деньков. Чего ты?
— Почему нельзя было в каком-нибудь хостеле, на худой конец, остановиться?
— Хочешь, чтобы я в родном городе по хостелам шарахался?
Лифт открылся. Они вышли в светлый чистый коридор.
— Хотя бы поговори с отцом. И я прощу тебе царапину, — сказал он серьезно, нажимая на круглый звонок.
«Неужели секс не лучше?» — досадовала в уме Татьяна и посмотрела на дверь, с волнением ожидая появления отца. От тревоги и напряжения она не слышала, как стучит сердце, хотя оно металось с бешеной скоростью от одной стенки ребер к другой. Зато чувствовала, как ломит всю грудную клетку. В животе все свернулось в тягучий узел. В коленях ощущалась слабость. Тело дрожало то ли от взбудораженной ненависти, то ли от забытого страха. Она гипнотизировала дверь взглядом, пытаясь заварить мысленно, чтобы отец больше никогда не смог ее открыть, а она никогда не смогла его увидеть, но
