Джудит Майкл - Обманы
— Я всегда любил ее. Я просто не был с ней так близок, как с тобой. Ты это понимаешь?
— Не надо, — тихо сказала Сабрина. — Пожалуйста, не надо…
Щеки ее пылали, ей хотелось убежать.
— Мне с ней было неловко, потому что я всегда чувствовал, что она вот-вот вскочит со стула и бросится куда-то… сделает что-то. Побежит наперегонки, или залезет в какие-нибудь пещеры, или застрелит лисицу, или станет первой красавицей бала. Я любил ее, другой такой не было, но я не мог при ней расслабиться, потому что никогда не мог предсказать, что она сделает в следующую минуту.
Голос его звучал все громче. Сабрина заставила себя сидеть тихо.
— Я всегда беспокоился, как она повлияет на репутацию посольства. Мы пытались сказать вам обеим, что мы символизируем Америку, и что моя карьера зависит от того, какой образ мы представляем миру. Мне никогда не надо было беспокоиться о тебе, но Сабрина с ее живой натурой казалась неуправляемой.
Ты понимаешь, почему я иногда был суров с ней, боясь, что она сделает что-нибудь глупое или опасное? Почему мы решили отправить вас обеих к «Джульеттам»? Почему я мог казаться не всегда… по-отцовски нежен?
Сабрина молчала.
— Но я любил ее. Она была огонь, и свет, и любовь. Столько энергии и любопытства. Столько жизнелюбия. Я жалею, что ни разу не сказал ей об этом. — Голос Гордона начал затихать. — Даже когда мы переехали в Вашингтон, я не сказал ей. Она бегала столько же, сколько всегда. Вышла замуж и развелась, создавала свой магазин, ездила на верховые охоты и в круизы. Она даже сошлась с каким-то бразильцем. Но я любил ее не меньше, чем тебя. И я жалею, что не сказал ей этого.
Лаура плакала отвернувшись. Глаза Гордона были закрыты, под белым покрывалом его грудь поднималась, и опускались с неглубоким дыханием. В тишине Сабрина слышала шаги и негромкие голоса других посетителей больницы в воскресный вечер…
«Родители, — думала она. — Ей уже тридцать два, а они по-прежнему могут заставить ее чувствовать себя виноватой из-за того, что она их разочаровала. Гордон пытался объяснить и извинить пренебрежение, равное целой жизни, и в то же время сказать ей, что он не хочет, чтобы она походила на Сабрину. А Лаура, которая была ближе к Сабрине, старалась не показать, как ее возмущает предпочтение Стефании».
— Она знала, что ты любишь ее, — сказала Сабрина обращаясь к закрытым глазам Гордона, жалея, что не может найти способа убедить отца. — Даже когда поняла, что разочаровала тебя.
Гордон кивнул. Поглощенный собственным здоровьем, он легко поддался убеждениям, что все хорошо.
— Я теперь подремлю, — сказал он. Когда они выходили из больницы, Лаура взяла Сабрину за руку.
— Мне кажется, я должна извиниться за только что сказанные твоим отцом слова.
— Что он сделал?
— Отослал нас, как только сказал то, что собирался, и добился, что с ним согласились. Он всегда поступает так. Это оказывается очень эффективным в дипломатии, но в обычной жизни помогает не всегда.
— Но разве не успокаивает то, что он последователен даже в горе?
Лаура пристально посмотрела на дочь.
— Вот такое двусмысленное замечание могла бы сделать Сабрина. Это не по-доброму по отношению к твоему отцу.
Сабрина вздохнула:
— Мама, с тобой иметь дело не легче, чем с ним.
«Родители, — подумала она снова. — Но мы продолжаем их любить и жаждать их одобрения, сколько бы лет нам ни было. Как она найдет в себе мужество сказать им правду, когда Гордон поправится? Радуйся, мама, Сабрина не умерла. Горюй сильнее, отец: умерла твоя любимая Стефания». Они оба никогда ее не простят.
— Я надеялась, — сказала на следующее утро Лаура, когда Сабрина отпирала своим ключом «Амбассадор», — что ты не продашь магазин. Конечно, может быть, несправедливо просить тебя об этом. Я знаю, что вам с Гартом нужны деньги, но я надеялась, что ты его сохранишь.
Сабрина не ответила. Ее не было здесь так давно, и теперь, идя по сумеречному залу, она глубоко втягивала в себя воздух, прикасаясь к знакомым вещам, и чувствовала то же, что и когда вошла в дом на Кэдоган-сквер: она вернулась на свое место. Магазин, дом. Здесь каждый дюйм принадлежит ей, создан ею, удерживался на месте ее работой.
— Конечно, я сохраню его, — сказала она.
— Но что ты будешь с ним делать? Если ты не сможешь им управлять…
— Конечно, я буду им управлять, о чем ты говоришь, мама?
— Стефания, я спрашиваю, как ты собираешься управлять «Амбассадором» из Эванстона? Или… ты хочешь сказать, что, возможно, не будешь в Эванстоне? Что вы с Гартом…
— Нет. — Остановившись рядом с матерью у двери в свой кабинет, Сабрина вернулась на землю. — Я как-нибудь договорюсь с Николсом Блакфордом. Он заинтересован в партнерстве.
— Тогда ты будешь изредка приезжать. Ну что ж, это может получиться. Но, конечно, «Амбассадор» на самом деле был делом рук Сабрины. Нужен человек ее калибра, чтобы магазин не потерял своей репутации. Но ты можешь это сделать, если поучишься или поработаешь в каком-нибудь небольшом магазине в Чикаго, чтобы приобрести некоторый опыт. И я буду тебе помогать. — Она обняла Сабрину одной рукой. — О, я могла бы научить тебя очень многому! Ну не здорово ли это будет? Так вот, я предлагаю…
— Мама…
Холодность, прозвучавшая в голосе дочери, заставила Лауру отступить.
— Если ты сейчас не хочешь об этом говорить…
— Я не хочу сейчас об этом говорить.
Сабрина чувствовала, как в ней нарастает напряжение. Этой ночью она не спала, думая о Стефании, и, оказавшись в постели одна впервые за много недель, ощущала себя одинокой и ранимой без прибежища, которое ей давали руки Гарта. Но сильнее всего был гнев на мать: как она осмеливается оскорблять Стефанию, считая, что та не справится с «Амбассадором»? Всю жизнь она предпочитала Сабрину, и вот теперь делает это снова, ведя себя так, словно Стефания обязательно потерпит провал, если возьмет на себя магазин.
«Погоди, это бессмысленно, — сказала она сама себе. — Кто я — Сабрина, защищающая умершую Стефанию? Или Стефания, которая сердится из-за того, что мать в нее не верит?»
— Я не хочу сейчас об этом говорить, — сказала она Лауре. — Мне надо встретиться с Сидни Джонсом, и Николсом, и Брайаном, и через несколько дней я буду лучше знать, что я собираюсь делать.
Она уже шла к двери, увлекая за собой Лауру. Магазин закрыт на неделю. Завтра она придет сюда одна и подумает о будущем.
К следующему дню у нее появился еще один повод идти в «Амбассадор» — это было единственное место, где она могла быть одна. В ее доме жили Лаура и Габриэль, и обе хотели с ней разговаривать. Миссис Тиркелл придумывала какие-то мелкие дела на верхних этажах, чтобы найти кого-нибудь, с кем можно было бы поговорить о леди Лонгворт. Телефон звонил не умолкая: все хотели принять у себя американскую сестру Сабрины, прежде чем та уедет из Лондона, и хотя она просила миссис Тиркелл всем отказывать, приглашения продолжали поступать. Каждый день приносили цветы, письма и телеграммы. Сабрина бежала в сумеречное тихое прибежище «Амбассадора».
