Предать, чтобы спасти - Нина Резун
– Шандор, тебе лучше полежать.
– Что это за мокрое пятно? – игнорируя мое предложение, спросил Слобода, указывая на ковер. Он угодил в него ногой и замочил свой носок.
– Ты пролил воду. Когда я поила тебя ночью.
Почему я солгала? Наверное, потому что не хотела, чтобы Шандор испытывал стыд за свое состояние. Не хотела, чтобы чувствовал передо мной вину.
На его болезненном лице отобразились тщетные попытки вспомнить, как это произошло.
– Как я добрался до дома?
– Ногами, – пожав плечами, сказала я. – Но не без моей помощи, конечно.
И как будто только сейчас увидел меня, прошелся по мне своим настороженным взглядом. Я все также была в его одежде с распущенными по плечам волосами. От середины бедра мои ноги были обнажены, и Шандор смущенно отвел глаза, доведя взор до этой точки. Или это было не смущение?
– Почему ты в моей футболке?
– Перед уходом с праздника мы пили на брудершафт и прилили вино на нашу одежду, – снова солгала я. – Пока вино не впиталось в ткань, я решила застирать вещи.
Шандор опустил глаза и только в этот момент заметил, что и сам не в рубашке.
– Что еще я натворил, чего не помню?
Он снова посмотрел на меня и стал выворачивать наизнанку своим взглядом. Машинально я потянулась к своим волосам, чтобы перебросить их через правое плечо. И скрыть два синяка, оставленных на шее. Но он их заметил прежде, чем я успела прикрыться. Шандор поднялся, что не могло не отобразиться на его лице, постоял на месте несколько секунд, видимо, проверяя свою способность удержаться на ногах, а потом подошел ко мне. Он подобрался к моей шее и с испугом в глазах спросил:
– Что я сделал?
– Ничего такого, за что тебе могло бы быть стыдно. Это… от поцелуев.
Его взгляд меняется. Он также смотрит на меня, но как будто бы сквозь меня. И думает, о чем-то напряженно думает. О чем? Что в его глазах? Все то, что я ожидала увидеть в них, если бы специально соблазнила его, чтобы заставить на себе жениться? Да, именно это я и вижу. Страх, отчаяние и презрение. К себе? Ко мне? Неважно, мы теперь одно целое.
Шандор разворачивается и обреченно возвращается на диван, а я наблюдаю за ним и думаю, что же будет дальше. Надо ли ему сказать, что между нами ничего не было? Почти ничего, но это ведь не считается? Он ведь не мог лишить меня девственности пальцами?
Что я вообще об этом знаю? Только то немногое, что рассказывали Юля и мама, а я слушала и краснела, боясь задать вопросы, чтобы не показаться чересчур любопытной и озабоченной. Мама говорила, что у нее после первого раза была кровь, а Юля удивлялась тому, что ее не было. Позднее врач ей сказала, что кровь может быть не всегда, девственная плева очень эластичная и иногда рвется только во время родов. Как тогда цыгане определяют девственница ли их невеста, если не имеют этому вещественных доказательств?
Шандор откидывается на диване и закрывает глаза. Он бледен и молчалив, и я не понимаю, связано это с его похмельем или с тем, о чем он думал. За окном громыхает гром, и все происходящее похоже на хорошо поставленную сцену какого-то фильма с аккомпанементом.
– Шандор, мне пора домой, – не выдерживаю я затянувшегося молчания. – Если тебе снова станет…
– Да, ты права, – перебивает он, открывая глаза и облокачиваясь на колени. – Иди переодевайся. Мы поедем к тебе… Твой отец сегодня дома?
Я не понимаю, о чем он говорит, но отвечаю:
– Да. У него выходной.
– Отлично. Я сейчас приду в себя, и мы поедем.
– Мы?
– Да.
– Зачем?
– Я буду просить у Андрея Александровича твоей руки, – спокойно ответил он, не отрывая взгляда от ковра. – Не думаешь же ты, что я сбегу, как последний трус и мерзавец после всего, что произошло?
– Ты делаешь мне предложение?
– А на что это похоже?
Где мои крылья? Почему я не лечу?
– А как же твоя семья, твоя невеста?
– Я должен отвечать за свои поступки. Может быть, у вас то, что произошло, не считается прегрешением, но у нас мужчина, лишивший девушку невинности, обязан на ней жениться.
– И что дальше?
– Ты соберешь свои вещи, и мы поедем в табор. Я расскажу отцу, что произошло.
– Мы останемся в таборе?
Шандор криво усмехнулся.
– Нет. Отец не позволит нам остаться. Мы поедем в Сочи. Снимем квартиру… -Шандор замолчал, над чем-то подумал, а потом продолжил: – Пойдем работать… В общем, как-нибудь будем выкручиваться. Это не то, к чему ты привыкла. Но я буду стараться сделать нашу жизнь достойной.
То, к чему привыкла? Что он имеет в виду? А в слух сказала:
– Мы можем вернуться в Краснодар, жить с моими родителями, пока…
– Нет! Я не буду жить под одной крышей с твоими родителями. Так не принято. Не с родителями жены. Иди, одевайся. У нас не так много времени.
Я послушно пошла в ванную, где висело мое платье. Оно высохло и было помятым. Но это меня волновало меньше всего. Пока я переодевалась, я думала о том, что происходит. И что же? Ничего удивительного. Так я себе это и представляла. Шандор решает, что между нами что-то было, и считает себя обязанным на мне жениться. Он сам делает мне предложение, конечно, не в той романтической форме, как мне бы хотелось, но делает. Это не шутка, как вчера. Он серьезен и настроен решительно. И действительно женится. И мы навсегда вместе. Только где моя радость и восторг? Почему меня не переполняет счастье? Его нет. Потому что еще вчера для себя я решила, что мне не нужен Шандор такой ценой. Он женится не потому, что любит и жить без меня не может, а потому что «мужчина, лишивший девушку невинности, обязан на ней жениться».
А что мы скажем нашим детям? Что поженились по любви? И будем им всю жизнь лгать, как лгали мне? Конечно, любовь есть. Я его люблю. И он меня любит. Ведь он стоял перед отцом на коленях и просил его благословить наш брак. Но после отказа он не порвал со своей семьей, он собирался ехать к ним сегодня утром, и уже уехал бы, если бы не перебрал вчера. А меня бы оставил. Потому что меня он любит, но их больше. И соглашаясь на брак с ним, я буду всю жизнь чувствовать себя виноватой,
