Ирина Степановская - Экзотические птицы
— Что же ты предлагаешь? — заинтересовался отец.
— Самое лучшее — помириться с мамой, — ответила Маша. — Она прекрасно выглядит, дела у нее стабильно идут в гору. Но она одна, по сути, так же, как и ты. Потому что эти твои девочки, как ты их называешь, в общем-то ничего не решают!
— У меня другое предложение — ответил Филипп Иванович. — Давай лучше выдадим замуж тебя, и тогда ты, занятая своей семьей, будешь меньше вмешиваться в нашу с мамой жизнь!
— Я это уже давно обдумала! — ответила Маша, сопровождая свои слова новым поцелуем в щеку. — Хочется, конечно, несбыточного, да где его взять?
— Но, как я понял, ты ведь и не особенно счастлива на работе?
— Ты не понимаешь, папа! — грустно улыбнулась Маша. — Я не хочу много денег, поездок за границу и кучу бриллиантов. Это все представляет ценность в первую очередь для тех, у кого нет ничего этого. Те об этом мечтают. Но когда у тебя есть возможность есть икру каждый день, тебе ее уже не хочется. Хочется все время чего-то нового, неизведанного. Но меня неизведанным не обманешь. Любое неизведанное со временем все равно надоедает. У меня есть ты, ты сделал все, чтобы я ни в чем не нуждалась. Я могла бы ездить на Бали, в Мадрид или в Мехико. Но одной мне скучно туда ездить. Я человек земной, домоседка, как бабушка. Я хочу, чтобы была семья. Чтобы меня любили. Чтобы были дети. Чтобы я о них заботилась. Работала по дому. Учила с ними уроки. Читала книжки. Возила бы их на каток и к вам с мамой в гости. Была бы в семье не домработницей, а женой и матерью. Больше мне от жизни ничего не надо… — Она помолчала. — Но я себя обманывать не хочу! Не хочу, чтобы и другие меня обманывали. Ты погляди на меня!
Отец уловил в выражении, с которым она говорила, столько горького, что ему стало невыносимо жаль дочь.
— Ты думаешь, что некрасива? — горячо заговорил он, зажимая ей рот, чтобы она замолчала, не растравляла себя. — Поверь мне, ты ошибаешься! Многие мужчины не гонятся за красотой!
— Да, я знаю, — просто ответила Маша. — Зато потом они имеют красивых любовниц, как у тебя. А если денег на любовниц у них не хватает, они мстят женам, будто бы те виноваты во всех их неудачах. Я достаточно насмотрелась в больнице!
— Маша! — поразился отец. — Тебе надо что-то срочно менять в жизни! Нельзя быть такой занудой в двадцать семь лет!
— А что мне менять? От себя не убежишь! Ноги не пришьешь! Лицо не исправишь. Я не некрасивая! Просто мои стандарты не вписываются в современные требования моды. А моду изменить я не в силах.
— Может, тебе похудеть? Походить в бассейн, в тренажерный зал! — предложил отец.
— Да я и не толстая! — сказала Маша. — Я просто Мышка — раньше была маленькая и худенькая. А теперь не худая, но все равно маленькая. И все равно Мышка. Результат один и тот же. Что же мне, отказаться от пирожных, если я так их люблю? И ради чего? Чтобы на меня благосклонно посмотрел какой-нибудь модный красавец? — При упоминании о модном красавце Маша легонько вздохнула, имея в виду Дорна. Этот легкий вздох не укрылся от отца.
— Он женат, девочка? Признавайся! — спросил он.
— Женат, — вздохнула Маша. — Но главное не в этом.
— А в чем?
— В том, что я в нем не уверена. Два года вместе работаем, а я не поняла пока, что он за человек. Иногда кажется, умный, хороший — а вдруг проскользнет в нем что-то такое… Хочется убежать.
— Тогда плюнь на него! — разрешил отец. — Или уволь. Как я понял, вы вместе работаете. С глаз долой — будет легче.
— Нет-нет! Увольнять нельзя! Он хороший специалист! — испугалась Маша.
— Надо прийти посмотреть на него! — засмеялся отец. — Крепко он тебя зацепил?
— Как, наверное, Таня тебя, — только и вздохнула в ответ Мышка. — А посмотреть можно где-нибудь перед Новым годом. В приличных фирмах попечители всегда устраивают коллегиальные праздники, надо поддерживать традиции. Но ты даешь мне слово, что хоть пока на ней не женишься? — Она опять вернулась мыслями к Тане и обняла отца за шею.
— Пока? Это сколько? — засмеялся отец.
— Ну хоть год. А потом будет видно!
— Обещаю. Да я вообще-то и не собирался жениться, если честно! — сказал Филипп Иванович и повел Машу в кухню. — Приготовь-ка лучше мне чай!
— С лимоном и пирожными? — обрадовалась Маша.
— Просто с лимоном. Надо худеть. А то храплю по ночам, Татьяна сказала. — Мышка посмотрела на него внимательно и ничего не ответила. Чаевничали они молча, думая о своем. Но Мышка, подумав, тоже от пирожного отказалась. За компанию.
22
— Может, не поедешь пока? — говорила Тина Ашоту, гладя его по плечу. — Посмотри, ты еще не поправился толком! Такой худой, бледный! Пожил бы у Аркадия недели две, а потом уж все бы и решил…
Он сидел у ее постели в палате, но она уже не лежала — сидела, опершись спиной на две подушки.
— Нет, Валентина Николаевна! Поеду в Петербург. Я должен. Да и здесь, в больнице, честно говоря, надоело. Завтра выпишут, я сразу на вокзал и на скоростной поезд — тю-тю! Давно хотел съездить, не был в Питере со студенческих времен. Правда, лучше бы не с таким делом, как сейчас.
— Остановиться там есть где? — спросила Тина, не считавшая нужным вмешиваться в чужие дела, пока ей о них не рассказывают.
— Есть. Да я ненадолго. Спаситель мой опять приходил. Скоро ему уезжать. Все уговаривает, чтобы я ехал к нему работать.
— А ты?
— Не знаю. — Ашот вздохнул. — Вот честно, не знаю. Может быть, съезжу в Питер — решу. Не могу пока сделать выбор.
— Я не понимаю, Ашот, — начала осторожно Тина. — Ведь ты же врач, прекрасный врач. Неужели тебе хочется опять уехать и работать санитаром?
— Ну, если поставить перед собой цель, то работа санитаром только промежуточный этап, — ответил Ашот. — Я, в общем, не обижаюсь. Сами подумайте — вот работаете вы здесь, в больнице, заведующей отделением, и вдруг приходит к вам некто и говорит, что он приехал из далекого горного аула, где он работал врачом. И окончил он какой-нибудь далекий среднеазиатский медицинский институт. Да, может быть, он прекрасный врач, даже гений, вы же все равно будете испытывать к нему недоверие?
— Но если я возьму его на работу, то возьму все-таки врачом, а не санитаром, пусть и буду первое время пристально наблюдать за ним!
— Ну да. Его возьмете, а какого-нибудь нашего выпускника оставите без места. У нас-то это не страшно. За наши места драчки нет. А у них другая система отсчета. И в смысле денег, и в смысле лечения. Лечат так, что никто из больных ничего не спрашивает, с доктором не спорит. Чуть что не так — сразу в суд! Поэтому доктора внутренне затюканы, гораздо больше, чем мы. Наши-то, я теперь понимаю, ничего не боятся! Но и лечат, в массе своей, лучше. А там — аппаратуры до фига, а мозги работают не так. Все запрограммировано, все заинструктировано до мелочей. Выполнил инструкцию — никто к тебе не придерется. Даже если потом с больным что-нибудь случится — выплатят компенсацию страховые фирмы, и все.
