Танцующий лепесток хайтана - YeliangHua
Он решил звонить до победного — надеясь, что Чу так или иначе надоест его игнорировать и он решится хотя бы удостоить его одним словом. Пусть даже пошлет его нах*р — даже этого было бы достаточно. Мо Жань по крайней мере понял бы его текущее отношение к произошедшему. Всё же лучше, чем быть в неведении.
Однако звонок шел… и Чу даже не думал брать трубку.
Мо Жань припарковался у дома Ваньнина — однако, разумеется, все еще понятия не имел, вернулся ли тот к себе — или отправился в другое место. Но куда еще он мог бы поехать, кроме собственного дома, если действительно планировал сбежать?..
В следующее мгновение его звонок был безжалостно сброшен — и Чу прислал ему сообщение, отвечая на только что в сердцах заданный вопрос.
Был у Ши Мэя?..
Что это, мать вашу, значит?!..
Мо Жань хмуро уставился перед собой, пытаясь понять, что балетмейстер имел в виду под второй частью сообщения, в которой утверждал, что «все хорошо».
Хорошо — у кого?
У Ши Мэя?
У тебя, Ваньнин?
Мо Жань стиснул зубы, останавливая себя от попытки написать что-либо в ответ. Пока он не выяснит, что имел в виду Чу, отвечать ему что-либо было бы ошибкой.
«Он… ведь наверняка поедет к себе домой. Не захочет возвращаться ко мне — иначе бы не сбежал среди ночи вот так, в тайне».
Все, что ему оставалось — ждать, пока Чу вернется к себе домой, чтобы попытаться объясниться. И надеяться, что ему все еще будет, что объяснять — после того, как Ваньнин побывал у Ши Минцзина, который явно был способен рассказать балетмейстеру немало интересного… если пришел в себя.
Мо Жань обхватил голову руками, едва не воя. Что, если все-таки это он, сам не помня того, напал на Ши Мэя? Ведь он совершенно не помнил, как совершил поджог в детстве… и едва мог восстановить в памяти, что предшествовало пожару.
Его воспоминания в последние шесть лет продолжали сбоить все сильнее. Результатом тому стала ситуация с Жун Цзю. Если бы не присутствие Ваньнина в его жизни, он бы продолжил падать в эту чертову яму, пока не натворил бы нечто непоправимое.
Если еще не натворил.
Он настолько оказался подавлен мыслями о том, что же ему делать, и как сказать Ваньнину обо всем этом, что едва не ужаснулся, когда балетмейстер внезапно показался в поле его зрения — да так близко, что сперва ему почудилось, что это игра его воображения.
Однако в следующую секунду Чу настойчиво дернул ручку передней дверцы — и поток прохладного утреннего воздуха мгновенно остудил разгоряченное лицо юноши.
— Мо Жань, — казалось, мужчина ничуть не удивлен присутствием Вэйюя у своего дома. — Я собираюсь на репетицию. Могу приготовить завтрак на двоих.
Мо Жань остолбенело уставился на Чу, забыв, какой околесицей собирался оправдываться.
«Почему… он ведет себя так, словно ничего не произошло? Возможно, все-таки не слышал моего признания, и я просто слишком…»
Ваньнин продолжал смотреть на него с очень странным выражением лица: он казался бледнее обычного, однако в то же время как будто смелее. Темные глаза внимательно изучали Мо Жаня — и юноша вдруг понял, что Ваньнин смотрит на него так долго впервые.
— Я… не голоден, — тихо проговорил он, чувствуя, как в груди отчаянно перехватывает.
«Твою мать!..»
Чу Ваньнин все прекрасно слышал и помнил… это было написано у него во взгляде. Он смотрел на Мо Жаня с такой невыносимой болью...
Он. Снова. Сделал. Это.
Причинил боль человеку, который открылся ему. Который доверил ему себя.
«Мо Жань, какого хрена?!»
Вэйюй внезапно залепил сам себе пощечину, а затем пораженно охнул, потому что попал аккурат в то место, куда ударил его балетмейстер Чу вчера. Перед глазами заплясали черные точки.
— Ты.. ч-ч-что творишь?!.. — зашипел на него Ваньнин, а затем вцепился в его руку и буквально выволок из машины.
— Ваньнин… — Мо Жань прикрыл глаза, позволяя мужчине вести себя.
— Не здесь!.. — Чу решительно направился в дом, при этом не выпуская руку Вэйюя из своей стальной хватки. Он шел так стремительно, что Мо Жань при своем высоком росте и размашистости шагов едва поспевал за ним.
Осознавать, что балетмейстер буквально волоком тащит его в свой дом, было… странно.
Взгляд Мо Жаня уперся в ровную, словно росток бамбука, спину мужчины перед собой.
Если бы Ваньнин был слишком зол, растерян или напуган, он бы попросту прогнал… возможно, даже вызвал копов. Разве нет?
Можно ли было считать то, что он все еще желал видеть Вэйюя в своем доме, хорошим знаком?
***
Знакомая гостиная встречала их задернутыми плотно шторами и легким беспорядком на полу.
Ваньнин некстати вспомнил, что именно здесь, на этом диване, Мо Жань в прошлый раз объяснялся ему в любви и предлагал встречаться. Но все это происходило словно в другой вселенной — и как будто вовсе не с ним.
Готовясь к свиданию, он так и не убрал обрывки упаковочной бумаги и ленты — а потому весь этот хаос продолжал, словно в насмешку над ним, лежать под кофейным столиком вместе со степлером, скотчем и ножницами.
— Пойдем, — он снова дернул Мо Жаня за руку, не позволяя юноше останавливаться и надеясь, что тот не заметил беспорядок.
Воспоминание о том, как он готовил такой бесполезный подарок, отдалось болью.
«Возможно, Мо Жань его уже выбросил…» — подумал он с каким-то мрачным удовлетворением, намеренно желая ожесточить себя.
Если он не заставит себя смотреть на Вэйюя здраво, он снова позволит себе верить — и может ошибиться. Какой прок в том, чтобы быть ослепленным чувствами, если это лишает понимания происходящего?
Чу Ваньнин не был глупцом — он знал, что едва ли перестанет испытывать к Вэйюю чувства, даже если тот напрямую скажет ему, что все это время был замешан в чем-то незаконном. Однако выяснить правду сейчас было намного важнее — ведь от нее, возможно, сейчас зависели их жизни и будущее.
Все это время Чу видел лишь часть картины, доступную ему, а потому наивно предполагал, что он один несет опасность окружающим людям. На деле же… он все еще не понимал, какую роль играл во всем этом Ши Мэй.
Что до Мо Жаня… выходит,
