Танцующий лепесток хайтана - YeliangHua
Хотя бы в этом он хотел чувствовать уверенность.
— Люди Жуфэн, — Ши Минцзин помолчал, а затем медленно, как если бы обдумывал каждое слово, добавил. — Он... Мо Жань не имеет к этому отношения.
— Ши Мэй, я… — Ваньнин замолчал, потому что понимал, что даже оправдаться не сможет.
Спрашивать у близкого человека на больничной койке нечто подобное — как же низко он пал!..
— Всё хорошо, — Ши Мэй попытался улыбнуться, однако треснувшие губы не дали ему это сделать.
Похоже, на том их разговор мог быть закончен.
Однако Ваньнин не торопился уходить — так что какое-то время все еще продолжал стоять у постели Ши Минцзина на коленях, цепляясь рукой за край одеяла, как если бы этим глупым жестом хотел запоздало проявить заботу, которая теперь была уже не нужна.
Ши Мэй, разумеется, этого не мог видеть — его зрение, кажется, было не в порядке, и он постоянно обращался к Чу, глядя немного в сторону.
— Я уже предупредил труппу, что ты попал в неприятности, и написал в пансионат с тем, чтобы все вопросы, касающиеся твоей матери, они адресовали мне, — сухо сообщил он, а затем, хмурясь, добавил. — Что бы ты ни натворил в прошлом, я хочу, чтобы ты знал: я всегда буду на твоей стороне. Ты спас мою жизнь…
На этих словах Ши Минцзин неожиданно колко рассмеялся.
— Спас… твою жизнь?! — повторил он, и на этот раз странная, ядовито-сладкая улыбка расцвела на его лице. — Я никогда не спасал тебя, Ся Сыни. Я… был твоей тенью. Твоим личным демоном… Как же… как же ты веришь... в людей!..— он вдруг зашелся смехом, но тут же черты его исказились дикой болью, а в следующее мгновение на бинтах, перевязывающих грудь, проступила кровь.
— Ши Мэй… — Ваньнин резко поднялся, а затем нажал кнопку вызова дежурного врача.
Он не собирался выслушивать этот бред — не был готов до тех пор, пока Ши Минцзину не станет лучше. Тогда они поговорят о прошлом — и, возможно, он найдет в себе силы спросить, что это все значит. Но не раньше.
«Как будто ты не знаешь, у кого мог бы еще об этом спросить…» — пронеслось тут же в голове.
В следующую секунду в палату влетел врач и, сыпя бранью, буквально вышвырнул абсолютно не сопротивляющегося Чу Ваньнина за дверь.
«Справедливо».
В конце концов, именно Ваньнин довел Ши Мэя до такого отчаянного состояния. Жестокий смех юноши продолжал звучать в его ушах. А ведь он едва очнулся и был еще слишком слаб. Поначалу едва мог говорить…
Ваньнин дернулся, вдруг осознавая, что ему кто-то безуспешно пытается дозвониться. В утренней тишине больничного коридора медсестра пару минут кряду неодобрительно зыркала в его сторону — а до него только дошло, в чем дело.
Насколько же он был не в себе.
Однако он мог даже не смотреть на имя на экране, чтобы знать, кем был звонивший. И отвечать на этот звонок не хотелось. Им необходимо было поговорить — по-настоящему, лицом к лицу. Но не сейчас. Не так.
«Я никогда не решился бы сказать это тебе в лицо…» — тут же вспомнил он слова Мо Жаня.
Что же… Вэйюй должен будет либо решиться, либо катиться на все четыре стороны. Третьего не дано. Чу слишком устал от обмана. Создавалось впечатление, что все вокруг него только и делали, что пытались — намеренно или нет — его одурачить. Была ли эта ложь во благо, или во вред?.. Он не знал, но слишком устал разбираться. Просто больше не желал жить в страхе открыть для себя чужую правду.
Собравшись с мыслями, он сбросил звонок и написал Мо Жаню единственное короткое сообщение:
«Я был у Ши Мэя. Всё хорошо».
Он не был уверен, что еще добавить — потому что между ним и Вэйюем было слишком много такого, о чем говорить прямо сейчас он не смог бы даже под угрозой скоропостижной кончины.
Например, о своих чувствах.
О признании Мо Жаня прошлой ночью — и своем отношении к услышанному.
О прошлой ночи как таковой.
Чуть помедлив и осознав, что Мо Жань прочел его сообщение, но так ничего и не ответил, он снова вызвал такси. Ему нужно было привести себя в чувства перед репетицией. Пропускать еще один день только потому что он не был в состоянии разобраться со своими проблемами, Ваньнин не собирался. Что до Мо Вэйюя… было бы хорошо, если бы он тоже начал вести себя ответственно.
Самое время.
Проснувшись, Мо Жань был уверен, что найдет Ваньнина в постели — в конце концов, после такой насыщенной событиями ночи они оба нуждались в отдыхе. Однако осознание того, что он остался в квартире один и Чу не оставил ни записки, ни намека о своих намерениях, тут же заставило его прийти в себя и попытаться понять, что именно могло пойти не так.
«Что угодно…»
На часах было шесть утра — в такое время даже птицы еще спали на деревьях. Так какого, бл*ть, хрена?!..
Он тут же вспомнил, как почти решился рассказать Ваньнину свою историю — однако тот провалился в сон так быстро, что, должно быть, ничего не слышал.
Не слышал ведь?!..
Не мог же он… сделать вид, словно уснул, чтобы потом сбежать?!..
Твою мать!..
Это была вполне рациональная причина, по которой Чу Ваньнин мог бы так резво попытаться свалить от него после всего, что между ними произошло!
Бл*ть!...
И ведь Мо Жань так ничего и не объяснил — просто ляпнул своим тупым языком самое страшное, а затем решил, что отложит весь этот разговор на потом.
Потому что… даже зная, что Ваньнин спит, он все еще не мог найти в себе силы рассказать о своем детстве, о своей матери и о годах жизни на улице.
Что до его провалов в памяти и вспышек агрессии, отсутствия контроля… он прекрасно понимал, что это может стать ему приговором. Если Чу Ваньнин посчитает его ненормальным — вероятно, будет, мать его, прав.
Даже сам Мо Жань не был уверен в своей непричастности к ситуации с Ши Мэем — как на это мог отреагировать балетмейстер Чу?..
«По крайней мере, у Ваньнина не отключен телефон, — с облегчением осознал он
