Дуглас Кеннеди - В погоне за счастьем

Две недели пролетели как счастливый миг. Вечером накануне отъезда мы с Эриком устроились на берегу, чтобы наблюдать заход солнца над проливом. Когда берег погрузился в сумеречную дымку, Эрик сказал:

В такие мгновения я мысленно говорю себе: «Наступает время коктейля».

Радуйся тому, что ты жив и еще можешь наблюдать такие мгновения.

Да, пожалуй, они гораздо лучше, чем джин с мартини. В предстоящие недели я наверняка начну скучать по алкоголю.

Все образуется.

Нет. Через четыре дня я предстану перед этой чертовой комиссией.

Ты справишься.

Посмотрим.

Следующим утром мы возвращались в город. В полдень мы уже прибыли на Пенсильванский вокзал и оттуда вместе поехали на такси. Я высадила Эрика у «Ансонии».

Мы договорились завтра в девять встретиться за завтраком, а потом отправиться в офис Джоэла Эбертса.

А это обязательно — встречаться с Эбертсом? — спросил он, пока носильщик из «Ансонии» выгружал из багажника его сумку,

Он твой адвокат. Он будет с тобой, когда ты в пятницу предстанешь перед комиссией. Так что будет лучше, если вы заранее продумаете стратегию.

Какая может быть стратегия в таких делах.

Давай подождем до завтра, не будем волноваться раньше времени, — сказала я. — А теперь иди к себе и позвони Ронни. Где он сегодня выступает?

Не знаю. Я куда-то задевал расписание его гастролей.

Так найди и обязательно позвони. Я уверена, ему до смерти охота услышать твой голос.

Спасибо тебе за эти две недели. Нам стоит почаще это проделывать.

Так и будет.

Ты имеешь в виду, после того, как я выйду из тюрьмы?

Я поцеловала его на прощание. Села в такси и поехала к себе домой. Остаток дня я разбирала накопившуюся почту. Пришел увесистый пакет из журнала «Суббота/Воскресенье» — с подборкой писем от читателей, которые увидели объявление о моем так называемом творческом отпуске и желали мне скорейшего возвращения на страницы журнала.

«Я буду скучать по вас», — написала некая мисс М. Медфорд из Саут-Фэлмута, штат Мэн. Я испытала некоторую горечь, прочитав эти строчки. Потому что — хотя я никогда не признавалась в этом Эрику и Джеку — мне безумно не хватало моей работы.

Часа в четыре пополудни я вышла из дома за покупками. Вернулась ближе к пяти. Минут через десять в замке повернулся ключ. Я распахнула дверь и втащила Джека в квартиру. Через минуту мы уже были в постели. Только спустя полчаса мы наконец заговорили.

Кажется, я соскучилась по тебе.

Мне кажется, я тоже.

Потом мы встали. Я приготовила ужин. Мы поели, выпили бутылку кьянти, вернулись в постель. Я не помню, в котором часу мы уснули. Помню только, что я резко проснулась. Кто-то звонил в дверь. До меня не сразу дошло, что дело происходит среди ночи. В четыре восемнадцать, как показывали часы на прикроватной тумбочке. Снова звонок домофона. Джек зашевелился под одеялом.

Какого черта… — сонно произнес он.

Я сама.

Я встала, накинула халат и прошла на кухню. Сняла трубку домофона. Нажав кнопку обратной связи, пробормотала сонное «алло».

Это Сара Смайт? — прозвучал грубый голос.

Да. Кто вы?

Полиция. Прошу открыть дверь.

О нет. Только не это.

На какое-то мгновение я оцепенела от ужаса. В трубке снова зазвучал тот же голос:

Мисс Смайт… вы меня слышите?

Я нажала кнопку, отпирающую дверь подъезда. Через пару секунд стучали уже в мою дверь. Но я не могла заставить себя открыть. Стук становился все громче. Я услышала, как Джек вскочил с постели. Он вышел на кухню, на ходу завязывая пояс халата. Он застал меня застывшей возле пульта домофона.

Господи, что происходит? — спросил он.

Пожалуйста, открой дверь.

Стучали уже настойчиво.

Кто это, черт возьми?

Полиция.

Он побледнел. Вышел в прихожую, Я услышала, как он открывает дверь.

Здесь Сара Смайт? — произнес все тот же голос.

В чем дело, офицер? — спросил Джек.

Нам необходимо поговорить с мисс Смайт.

В следующее мгновение в кухню вошли двое полицейских в форме. Позади маячил Джек. Один из копов приблизился ко мне. Ему было лет пятьдесят, у него было большое рыхлое лицо и встревоженный взгляд человека, который принес плохие новости.

Вы Сара Смайт? — спросил он.

Я кивнула.

У вас есть брат по имени Эрик?

Я не ответила. Я просто осела на пол, заливаясь слезами.

9

Полиция повезла нас в центр города. Я сидела на заднем сиденье патрульной машины вместе с Джеком, склонив голову к нему на плечо. Он обнимал меня обеими руками. Обнимал так крепко, как будто пытался удержать. Меня и надо было держать — потому что была на грани нервного срыва.

Рассвет уже заглядывал в ночное небо, пока мы ехали на восток, к 34-й улице. В машине все молчали. Оба копа смотрели прямо перед собой, на залитое дождем ветровое стекло, не обращая внимания на треск рации. Джек изо всех сил старался поддержать меня своим молчаливым участием, но я чувствовала, что он потрясен. Я слышала, как гулко бьется его сердце. Возможно, он боялся, что у меня снова начнется истерика, как это уже было, когда мне сообщили новость. С полчаса я лежала на кровати, вцепившись в простыни. Я была безутешна. Каждый раз, когда Джек пытался успокоить меня, я кричала ему, чтобы он убирался. Я была вне себя, я так страдала, что мне была невыносима даже мысль о том, что кто-то предлагает мне утешение, в то время как мне не хотелось никаких утешений. В конце концов один из копов спросил, не нужна ли мне медицинская помощь. Только после этого мне как-то удалось успокоиться и одеться. Джек и коп протянули мне руки, чтобы помочь выйти из машины, но я вежливо отстранилась. Как сказал бы сам Эрик (передразнивая отца): Смайты никогда не плачут на людях. Даже если им приносят самую плохую весть.

Вот и я тогда не могла себе позволить плакать. Мое горе было столь велико, даже безмерно, что его невозможно было выразить ни слезами, ни тем более злостью. Я вообще не могла говорить, не могла соображать. Всё, что я могла, это прижаться к плечу Джека, заставляя себя сохранять хладнокровие.

Со Второй авеню мы свернули на юг и проехали еще два квартала, потом вырулили на 32-ю улицу и остановились у бокового входа в приземистое кирпичное здание, на фасаде которого значилось: «Судебно-медицинская экспертиза города Нью-Йорка».

Полицейские проводили нас внутрь через боковой вход, обозначенный табличкой «Приемка». За столом при входе сидел пожилой негр. Это был охранник морга. Когда один из офицеров наклонился и сказал ему: «Смайт», тот раскрыл тяжелый гроссбух, пробежал пальцем по странице, пока не остановился на фамилии моего брата. Потом он снял трубку телефона и набрал номер.