Ольга Дашкевич - Нью-Орлеанская дева
— Иван, поищи-ка приемник, — сказал он, сдвинув брови. — Вдруг есть. Неплохо бы послушать, что вообще происходит. А я на крышу — посмотрю, что там и как. Глеб, пойдешь со мной?
— Погодите, я кофе сделаю, — сказала Нэнси мрачно. — Я тут на кухне видела растворимый…
— А воду ты пальцем нагреешь? — вздохнул Иван. — Электричества-то нет. И газа. Водички попьем, не буржуи.
— Воду можно на свечке нагреть! — Нэнси не хотела расставаться с мыслью о кофе. — Там и надо-то один стакан, просто заварю покрепче, всем по глотку хватит…
— Давай, — кивнул Антон. — И надо что-то перекусить, а то долго не продержимся.
Мы с Нэнси отправились на кухню. Еды там было, прямо скажем, не густо. Замороженная пицца в холодильнике превратилась в раскисшее месиво, яйца и молоко в откупоренной пластиковой бутылке протухли, но в шкафчиках нашлись два початых пакета с хлопьями «Келлогс», несколько сухих хлебцев, печенье, банка консервированной кукурузы и банка тунца. Это, конечно, были кошкины слезы для пятерых взрослых людей, но хоть что-то… Тем более, что есть — то ли от жары, то ли от потрясения — пока не особенно хотелось. Нэнси нашла маленькую кастрюльку и зажгла толстенную подарочную свечу, которую хозяева держали, видимо, для красоты и ни разу не зажигали. Вода на свечке отказывалась нагреваться, но Нэнси терпеливо держала кастрюльку над огнем и добилась-таки успеха: вода не закипела, но достаточно нагрелась для того, чтобы мы могли растворить в ней кофейные гранулы. Разлив крохотные порции кофе по маленьким чашечкам, найденным в буфете, мы триумфально внесли его в гостиную вместе с подносом, на котором стояли пять пластиковых мисок с хлопьями. Особого энтузиазма этот завтрак ни у кого не вызвал, но был съеден весь, кофе вообще прошел на ура. После завтрака мы выкурили оставшиеся в найденной пачке сигареты, и Иван отправился по квартире на поиски приемника, а Глеб с Антоном вылезли в окно, выходящее на задний двор — там была железная пожарная лестница на крышу. Мы же с Нэнси уселись на полу в гостиной, как две бесполезные никчемные идиотки, и стали коротать время, прислушиваясь к шагам над головой. Шаги были не очень громкие, раньше дома строились на совесть, так что прислушиваться приходилось изо всех сил. Потом они совсем затихли, и я немедленно начала умирать от беспокойства. Проницательная Нэнси посмотрела на меня и закатила глаза:
— Ну, почему ты такая?..
— Какая?
— За-ви-си-ма-я, — произнесла Нэнси по слогам и наставительно добавила: — Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей. К мужчинам это тоже относится. Если ты будешь этак по нему убиваться, ему быстро надоест, и он тебя бросит. Каждому человеку требуется личное пространство. А ты постоянно за него цепляешься.
Я подумала, что она права, и расстроилась.
— Что же мне делать?
— Вести себя как испанская принцесса! — отрезала Нэнси. — Или как современная француженка. Знаешь, — она таинственно понизила голос, — я где-то читала, что француженки потому такие, блин, свободные, независимые и сексуальные, что не носят нижнего белья. Вот прикинь, она идет по улице и знает про себя, что на ней под платьем ничего нет. От этого у нее и походка меняется, и взгляд становится не таким, как у нас, лапотных, а насмешливым и загадочным. Они смотрят с превосходством, Вера! Мужики на это клюют.
Я с сомнением посмотрела на свои лосины и майку.
— Не хочу я ходить без нижнего белья, это негигиенично.
— А чего ты хочешь?
— Курить, — ответила я, не задумываясь. — Но сигарет все равно нет.
— Курить я тоже хочу, — Нэнси вздохнула. — Иван!.. Ты что-нибудь нашел?
— Ничего я не нашел, — Иван вошел в гостиную и обрушился на диван, далеко вытянув свои длинные ноги. — Нашел, правда, фонарик, может, пригодится. Еще спички для камина. Надеялся сигареты найти, но, похоже, эти хозяева вели исключительно здоровый образ жизни.
— Вдруг Тошка с Глебом отыщут там где-нибудь целый блок… — начала я мечтательно. — Мы бы тогда…
И тут вдали послышались выстрелы.
Мы вскочили.
— Мураками какой-то, блин, — растерянно сказала Нэнси. — «Когда в человека стреляют, из него течет кровь»…
Я молча бросилась к окну, выходящему на пожарную лестницу. Я боюсь не только воды, но и высоты, поэтому, честно, не помню, как оказалась на крыше. Что я ожидала там увидеть? Истекающего кровью Антона?.. Бандитов? Полицейских? Солдат?.. На крыше никого не было, но двумя пролетами дальше голова Глеба появилась в окне.
— Что там такое? — спросила голова. — А? Стреляют?.. Кто в кого?
— Где Тошка? — вместо ответа спросила я, боясь посмотреть вниз, уверенная, что сразу свалюсь.
Голова Глеба скрылась и вместо нее появилось озабоченное лицо Антона.
— Вера, какого черта ты вылезла на крышу?
— Я испугалась, — пробормотала я. — Нэнси сказала: когда в человека стреляют, из него течет кровь…
Моя нога скользнула по черепице, я покачнулась.
— Стоять! — крикнул Антон и стремительно, как змея, выбросил свое гибкое тело из окна на лестницу. — Не шевелись. Вера. Вера. Вера. Не шевелись. Я уже иду к тебе.
Я стиснула зубы изо всех сил, как будто это могло удержать меня от падения. Мне хотелось зажмуриться, но зажмуриться тоже было страшно. Антон был уже рядом, его руки обхватили меня надежно и крепко.
— Дурочка, — сказал он мне в ухо. — Чтобы кровь текла, мало стрельнуть. Надо еще попасть.
Глава 11
— Ну, я упаковку к окну подтащил. Пора Ивана позвать, — озабоченно сказал Глеб, высовываясь из окна. — Хватит целоваться. Свалитесь же. А тут высоко, и внизу всякая мерзость плавает. Иван!.. Давай наверх!.. Встанем по цепочке… А то мы замучаемся туда-сюда ползать.
— Я тут, — Иван уже лез по ржавым железным ступенькам.
— Мы нашли воду, — пояснил ему Антон. — И немного консервов. Надо перетаскать все это…
Унылый крик заставил нас вздрогнуть. Глеб чуть не вывалился из окна.
— Что там такое?..
Антон обернулся, всматриваясь в вереницу крыш. Там, на одной из них, в следующем ряду домов, отделенном от нашего провалом узенького переулка, метался силуэт.
— Вера, давай назад, в квартиру. Мне надо — туда. Он кричит, слышишь?
— Нет! Я с тобой.
— Я пойду быстро. Ты можешь свалиться.
— Я с тобой!
Он посмотрел на меня и нахмурился.
— Вера, не тормози. Я кому сказал? Не хочешь обратно — оставайся здесь. Только не двигайся, а лучше сядь. Не связывай мне руки, о’кей?
Он рассердился, и я испугалась его недовольства больше, чем высоты, потопа, выстрелов и перспективы остаться одной. Поэтому поспешно села, прислонившись к каминной трубе.
