Марсель Арлан - Зели в пустыне
Жанни склонилась над убитой медянкой, и сожаление на ее лице сменилось весельем:
– Ты принял ее за гадюку, Жан-Клод! Это маленькая анве. – Чтобы не обидеть его, Жанни добавила:
– Ты не привык. Тут каждый божий день можно увидеть анве. Когда-то и мне было страшно.
– Медянка или гадюка, – сказал он резко, – ее песенка спета.
Его красивое лицо не выдавало смущение, но он немного помрачнел.
– Ну теперь, Жанни…
– Да, ты уйдешь. Еще одно только слово, и я тебя отпущу.
– Мы же увидимся!
– Это будет уже не то, что сегодня. Я знаю – тебе со мной скучно, я не должна… я все порчу. Но только словечко.
– Послушай, – сказал он, глядя уже в который раз на часы, – сейчас без двадцати двенадцать; мне нужно уходить без четверти.
– Пять минут, только пять минут. Иди сядь рядом со мной. Я надеялась, что ты побудешь со мной подольше. А когда ты стоишь, я как-то немного… робею.
– Ну и… Жанни? – сев рядом с ней, но повернувшись к камину и подперев подбородок рукой, спросил молодой человек.
– Да, лучше не смотри на меня. Я хотела тебе сказать…
– Уже скажи все!
– Все, да… О! Жан-Клод, все! Разве я смогу?!
И в звенящей тишине зазвучали слова девушки; она говорила сдавленным, прерывающимся голосом, я слышал его с трудом, а когда она замолкала, было слышно только ее взволнованное дыхание.
– Ты мне только что говорил, Жан-Клод, – начала она, – что ты не презираешь меня за то, что я отдалась тебе вся, вот так… сразу… Но есть еще что-то, что ты мне, может, и не простишь. Я себе этого не прощаю, и все же, уверяю тебя, это было не по моей вине.
– Но за что я должен простить?
– За то… за то, что ты был не первым. Я знаю, ты это заметил.
– Конечно!
– Это было только один раз, Жан-Клод, один, поверь мне. Ты мне веришь, скажи? Скажи, что веришь; я не смогу вынести то, что ты мне не поверишь.
– Моя бедная малышка, раз или два, ну и что?
– Но от этого зависит все, Жан-Клод. О! Сказать все это! Я знала, что нужно будет поговорить об этом однажды; но я не думала, что это так сложно… Я была совсем маленькой, Жан-Клод, мне не было и пятнадцати. Ты знаешь Морон, знаешь ту дорогу, по которой через лес обычно ходят в деревню. Там почти никогда никого не встретишь; можно звать, да…
Он слегка повернулся к ней и посмотрел на нее, поджав губы, как будто испытывал странное удовольствие от ее признания.
– И что?
– Ну вот… я там встречала иногда людей, но чаще всего мне попадался тот, кого видеть я не хотела, – негодяй, что живет там недалеко, браконьер.
Баско прошептал:
– А, это мой дядя. Будет веселье.
– Сначала… Я даже не знаю… Но потом он попытался… Я убежала. А еще позже… Жан-Клод, Жан-Клод!
– И что позже?
– Я избавлялась от него так два раза, три…
– А потом?
– Однажды вечером, – пролепетала Жанни, – он оказался сильнее.
Она склонила голову и мрачно закончила:
– Вот так это произошло.
– Однако ты могла сказать тем, у кого ты живешь.
– Я думала об этом! Но…
– Но что?
– Но фермер тоже смотрел на меня…
– Он тоже! Ну что ж, дорогая, ты имеешь успех.
– Не смейся, Жан-Клод! Или уходи сейчас же. Нет, останься, я не знаю, что говорю, останься, но не смейся надо мной.
– И фермер?
– Нет, никогда. Что ты себе там думаешь?! Ему хотелось этого, да и сейчас тоже. Но он никогда не решался. Да у него и жена есть. А я бы лучше умерла теперь, когда узнала тебя. Уже раньше… Да, я себе говорила сначала, что все кончено, что я недостойна любить кого-нибудь и быть любимой. Годы прошли. Я начала говорить себе: "Если я полюблю кого-нибудь, я расскажу ему все, и я буду любить его так, чтобы он поверил, простил, может быть…" И появились вы.
Она замолчала и некоторое время сидела опустошенная своим признанием, внезапно так уставшая – казалось, все вокруг не имеет для нее значения.
– Как будто ни кровинки не осталось… – прошептала она.
Ее рука скользила по скамье, пытаясь найти другую руку. Но как только молодой человек встал, Жанни вздрогнула, вскочила и хрипло спросила:
– Жан-Клод?!
– Да?
– Вы… Вы можете мне простить?
Я услышал смешок:
– Простить что? Прежде всего, ты могла всегда делать, что хочешь. И потом, Жанни, ты зря так расстраиваешься. Я признателен тебе за то, что ты говоришь так искренне. Но то, что ты мне рассказала, то, что случилось с тобой, происходит со многими девушками, тем более в деревнях. И ты думаешь, это имеет для меня какое-то значение!?
– Но как же! – вскричала она расстроенно. – Это очень важно! Я это знаю. И для вас это тоже не секрет. Почему вы себе позволяете говорить такое?
Нетерпение исказило черты лица Жан-Клода.
– Послушай, Жанни, я сказал: без четверти; сейчас уже без десяти. Мы поговорим об этом в следующий раз, если ты захочешь.
И, притянув к себе девушку:
– Все что я могу сказать тебе сегодня, – то, что я чувствую еще больше уважения к тебе, больше любви, чем когда-либо.
– Жан-Клод, ты сказал это, чтобы сделать мне приятно?
– Я сказал, чтобы тебе было приятно и потому что я действительно так думаю. Обними меня… До свидания… До свидания, Жанни!
– До свидания, – вздохнула она.
А он уже открывал дверь, и свет с поляны ворвался в комнату.
– Жан-Клод! – крикнула Жанни, протянув к нему руки, как бы желая удержать его еще на мгновение.
Он повернулся резко, с побелевшими губами и жестким взглядом. Потрясенная Жанни не сдержалась:
– Не уходи! Я тебе еще не все сказала. Казалось, стыд и страх раздавили ее. С порога раздалось:
– Говори.
Она пробормотала умоляюще, глядя на него:
– Ты любишь меня, Жан-Клод?
– Что ты хотела мне сказать?
– О, нет… Нет! О! Жан-Клод…
Он подошел, не сводя с нее строгого, внимательного, настойчивого взгляда:
– Говори.
Но Жанни, не выдержав его взгляда, сжала кулаки.
– Ты будешь говорить!?
– Нет, – прошептала она наконец, – я не могу… В следующий раз.
Еще минуту он смотрел на нее неотрывно, потом резко, смущенным голосом:
– Ну что ж, до свидания.
Он удалялся, она позвала его еще раз:
– Ты вернешься?
– Да.
– Когда? Когда, Жан-Клод? Завтра?
– Да, я попробую.
– Ты придешь сюда?
– Да.
Прислонившись к дверному косяку, девушка провожала его глазами. Когда он скрылся, она еще некоторое время стояла неподвижно под полуденным солнцем. Потом мы услышали что-то похожее на рыдание; девушка вернулась в комнату, прошлась по ней с пустым выражением глаз и опять всхлипнула, тихонько, как ребенок во сне. Она села наконец, и вновь ее рука заскользила по скамье, как будто искала другую невидимую руку. Она склонилась к очагу, и мы не видели больше ее лица; но вот упала слеза, затем другая, и маленькие плечи затряслись от рыданий.
