Марсель Арлан - Зели в пустыне
– Жанни, тебе плохо?
Он, конечно, выглядел растроганным. "Но, может быть, – говорил я себе, – ему надо было бы произнести это нежнее, крепко обнять ее, даже поплакать вместе с ней?"
– Нет, всхлипнула она, – мне не… Я не знаю, Жан-Клод, не знаю.
Она вытерла слезы, попыталась улыбнуться; но новая волна рыданий захлестнула ее.
– Не сердись на меня, Жан-Клод, я не могу остановиться.
Она говорила еще прерывающимся голосом:
– О да! Несносная, несносная девчонка! Внезапно раздался звук шагов снаружи. Кто-то перешел мостик через ручеек, затем направился к дому. Молодые люди, должно быть, тоже услышали: они вскочили с настороженными лицами.
– Бежим, – сказал мой товарищ, – как бы нас здесь не нашли.
Мы спрятались за домом, в подлеске.
По тропинке, пересекающей поляну, мимо дома шел крестьянин с топором на плече. Он проделал этот путь не торопясь, и вскоре мы увидели, как он скрылся в лесу.
– Нечего было бояться, – сказал Баско. – Ну что, возвращаемся?
– Уже поздно, может, лучше домой пойти?
Я жалел Жанни и был смущен тем, что мы случайно подслушали.
– Не говори глупостей, пошли. Мне кажется, они не договорили… Да не шуми ты, черт возьми!
Жанни так уж точно не договорила всего, что ей нужно было сказать: достаточно было увидеть ее стоящей у камина, рядом с юношей, то смотревшей на него, то опускающей голову, чтобы понять, что самое тяжелое и самое тайное оставалось еще не высказанным. А он рассеянно стоял, руки за спину, немного утомленные глаза смотрели на дверь – казалось, ему нужно усилие, чтобы поддаться этой жалостливой нежности.
Бежевый пиджак, охотничьи штаны и длинные гетры, державшиеся на ремне с железной пряжкой, – каким элегантным казался он нам, деревенским мальчишкам. Наверное, таким же, а может, и красивее его видела Жанни, которая спросила, теребя пуговицу его пиджака:
– Вы вот так вот одеваетесь в Париже?
– Нет, почему же? А разве мой костюм тебе не нравится?
– Да нет, напротив того. Это я плохо одета, ведь так?
– Только посмотрите на эту кокетку!
– Я не кокетка; но рядом с вами я хотела бы… Ну, – продолжала она, пытаясь непринужденно произнести это, – я хотела бы, чтобы вам не было стыдно за меня.
– Что за глупость.
– Вы знаете, я сшила себе платье к Пасхе. Ну, вы знаете, не так чтобы великолепное. Но давно, еще после школы, я немного работала у местного портного.
– Ну что же, посмотрим на прелестное платьице. Она, продолжая вертеть пуговицу, произнесла недовольным голосом:
– Жан-Клод, я никогда не знаю, смеетесь вы или говорите серьезно. – Потом не глядя на него: – Вот ваша кузина хорошо одевается. Всегда в черном, не так, как местные… Она ведь молодая?
– Моя кузина? Да нет, ей, должно быть, лет тридцать – тридцать пять.
– Да что вы, такая молодая!
И замолчала на секунду; молодой человек не выдержал.
– О чем ты сейчас думаешь? – спросил он.
– Ни о чем, – еле слышно ответила она. – Ну то есть… Я себя все время спрашиваю… Да нет, это глупо… Если… если бы твоя мама увидела меня, Жан-Клод, что она могла бы сказать?
– Она сказала бы: "Какая очаровательная девушка".
– "Очаровательная"… Да… Дамы всегда так говорят?
Немного надтреснутый, мрачный голос, но девушка тут же взяла себя в руки.
– Я вот только спросила, а если бы я вдруг оказалась перед ней – я бы сквозь землю провалилась.
Он улыбнулся, посмотрел на часы:
– Маленькая Жанни, мне очень приятно поболтать с тобой, но уже двенадцатый час. Нужно собираться…
– О! Жан-Клод, нет, еще не сейчас! – Она смотрела на него умоляюще. – Мне еще столько надо вам сказать. Мы ведь не поговорили, Жан-Клод, так ничего толком и не сказали друг другу. Боже мой, время идет. Я теряю голову.
Но он, немного раздраженно, прервал ее:
– Ну что еще ты хотела мне сказать?
– Все. Я вас прошу, не злитесь, Жан-Клод: я не смогу говорить.
– Ну ладно, хорошо, я здесь, я тебя слушаю.
– Я знаю, что вы здесь, что вы еще здесь. О! Идиотка! Вы должны мне помочь, Жан-Клод. Ах! Если бы я умела писать! Мне было бы легче.
– Это так трудно произнести?! – он смягчился, положил руку ей на плечо.
– Трудно, о! Да, мне стыдно. Не убирай руку, это придает мне смелости. Слушай, Жан-Клод. Когда я оказалась одна после твоего отъезда, я сказала себе, думая… думая о нас, я сказала себе, что слишком быстро поддалась тебе, что ты меня за это презираешь. Нет, не перебивай меня, не надо пока. Я знаю точно, Жан-Клод, я не должна была поступать так, как поступила, я должна была устоять.
– Но…
– Да, да, я знаю, я в этом уверена. Но пойми, я была одна так долго. Я все время повторяла себе, что встречу кого-нибудь и полюблю его. Но в это уже не верила. И вот ты пришел, и внезапно я поняла, что именно тебя я ждала. Я как будто сошла с ума. А потом ты уехал. А потом была ночь, праздник и ты говорил мне… Жан-Клод, ты помнишь, что ты мне говорил?
– Да, Жанни.
– Я видела тебя в первый раз, но как будто давно тебя знала… Ну вот, Жан-Клод, вот… – закончила она.
Какое-то время она не решалась на него посмотреть. Жан-Клод улыбался, растроганный и повеселевший. Он легонько пожал рукой плечо девушки. Вероятно, это было не совсем то, чего ожидала Жанни, но это было хоть что-то – присутствие, ласка, ободрение, и Жанни склонила голову, чтобы коснуться доброжелательной руки.
Она украдкой бросила взгляд на молодого человека, увидела, что он улыбается.
– А я не знала тогда, что говорить, – пробормотала она.
– Ты очень хорошо представляла себе, что можно сказать, Жанни. Но не думаешь ли ты, что я сам всего этого не понял?
– Это правда, Жан-Клод, правда?!
– А как ты думаешь, если бы я не понял всего, вернулся бы я к тебе?
– Да, ты вернулся, ты здесь. О! – воскликнула она. – Жан-Клод, Жан-Клод, ты представить себе не можешь, как я счастлива! Это правда, ты не презираешь меня? Даже, – голос ее задрожал, – даже…
– Осторожно! – внезапно крикнул юноша, отступая с перекошенным от злобы и испуга лицом.
– Отойди оттуда!
– Что? Что случилось?
– Вон там, ты что, не видишь, там эта мерзость! С соломенной постели, в нескольких шагах от них, соскользнул на пол… не уж ли это?
– Это анве! – Жанни попыталась успокоить его.
Но Жан-Клод схватил палку и изо всех сил бил по змее.
– Мерзость! Мерзость!..
Жанни пыталась унять его:
– Это – анве, Жан-Клод, она не причиняет зла.
– Анве? Что ты хочешь этим сказать?
Змея лежала неподвижно, и я заметил наконец легкий отблеск ее спины.
– Анве, Жан-Клод, – медянка! Она совсем безобидная.
Жанни склонилась над убитой медянкой, и сожаление на ее лице сменилось весельем:
