Оливия Голдсмит - Семейный стриптиз

Искупаться, что ли? Еще день-другой, и ее шевелюра собьется в воронье гнездо. Боже правый, вместе с мужем она потеряла и парикмахера! Ну кто еще способен спра­виться с ее волосами, кроме Тодда?

Нет. Под душем ей не выстоять, а принимать ванну в таком состоянии слишком опасно. Хотя… идея утонуть в теплой пенистой ванне, разом покончив со всеми несчас­тьями, казалась весьма заманчивой. Одно плохо – придется наглотаться воды, а это ужасно противно. Пару флако­нов снотворного бы выпить, только чтобы уж наверняка умереть, а не страдать потом поносом. Но у отца в аптечке, увы, нашлась лишь наполовину пустая бутылка «Новопассита».

Энджи наклонилась и протянула руку за спортивными штанами, которые отец ей выделил из своего гардероба. Надевая их, она двигалась как в замедленном кино: дотя­нула до щиколоток, потом до колен, до бедер… Тех самых бедер, что вчера гладил Рэйд. Горячая слезинка выкати­лась из-под века, проложила дорожку по щеке и юркнула в ямочку под носом.

Будь проклят Рэйд! Ненавижу! Как смел он гладить мои бедра?..

Чьих еще бедер с тем же жаром касались его пальцы? Коллега, он сказал. Старше его. Неужели это Джен Маллинз, единственная дама в совете директоров? Быть не может: той сморщенной каракатице пошел шестой деся­ток. Кто-нибудь из тощих, уродливых канцелярских крыс? Отпадает. Его личная секретарша? Боже, боже, ну кого он ласкал? Кому он шептал, что любит?

Нахлынувшая от этой мысли злость словно привела в действие пружину энергии Энджи. Спрыгнув с дивана, она нырнула в отцовский свитер с надписью «Рэнджерс». В отличие от большинства итальянцев Тони Ромаззано бейс­болу предпочитал хоккей и не раз таскал дочь на матчи. Свитер, должно быть, и остался от какого-нибудь из этих походов.

Настало время возродить былую близость с отцом. Они снова будут рядом, как в детстве. Кроме того, нужно по­дыскать себе сдельную работу, да не мелочь какую-нибудь вроде консультаций в «Помощи неимущим», а что-то дей­ствительно серьезное. Будет работать как вол, не жалея себя! Завтра же вступит в орден матери Терезы!!!

Выпустив пар, Энджи поплелась в ванную. По пути, проходя через гостиную, в который раз вяло удивилась бестолковости отца – или его декоратора. В каком нужно быть состоянии, чтобы так обезобразить собственный дом? Смотреть ведь тошно! Гигантские кресла под накидками из голубого бархата. Обитый кожей диван исполнен в стиле итальянского модерна и смахивает на карикатурную копию горного кряжа. Энджи передернуло от перспективы изо дня в день пользоваться кожаной мебелью.

После развода со второй женой (брак с которой про­длился не дольше менструального цикла) Тони распро­щался с Парк-авеню и перебрался в пригород. Время от времени встречался с местными дамами, но они «наводили на него скуку», поэтому он с головой ушел в работу, а вече­рами смотрел все спортивные передачи подряд.

Страшно подумать, что и ее может ждать точно такая же жизнь. Энджи пробыла здесь всего ничего, но уже чув­ствовала, как сама пропитывается духом сельско-средне-вековой хандры. И почему это после развода мужчины уст­раивают из дома бардак, а женщины напрочь забывают о гардеробе? Такое впечатление, что решение суда ставит крест не только на браке, но и на вкусах бывших супругов. Скоро и она тоже сменит свои прелестные наряды на бес­форменные, уныло-землистого цвета брюки и пиджаки из мятого кожзама, идеально гармонирующие со стилем от­цовской гостиной. К чертям орден матери Терезы. Жизнь пошла прахом, и нечего даже дергаться.

Истощив все силы на полпути к ванной, Энджи рухну­ла на кушетку и заснула. В начале десятого открыла глаза, досмотрела «Новости» и опять заснула. В следующий раз часы уже показывали без пяти одиннадцать. Кто бы ей объяснил эту загадочную потребность постоянно отмечать время. Некуда ведь спешить, нечего делать, но сама мысль о том, что прошло уже пять часов, привела Энджи в ужас. А от телефонного звонка ее с кушетки будто ветром сдуло. Снять трубку? Не снимать? Кто бы это мог быть? Тони решил справиться, как там его несчастная дочь? Прижав трубку к уху, Энджи с облегчением услышала голос Лизы:

– Привет, Энджи. Как существуешь?

Любой другой спросил бы «как живешь», но у урожен­цев Бостона свой язык.

– Чтобы было нагляднее, могу сказать, что в первом классе миссис Рикмэн влепила бы мне «неуд» за поведе­ние. – Энджи запнулась. – Мне плохо без Рэйда.

– Ты сейчас не ныть должна, дорогая, а рвать и метать от ярости! Слать проклятия на голову Рэйда. Если он так поступил, значит, ни капельки тебя не любит. Да и не любил, наверное, никогда. Знаешь, кем ты для него была? Забавой, вроде экзотического зверька. Уж поверь мне, я знаю, что говорю. Ему покуражиться хотелось, семейку свою встряхнуть. Тебе это нужно? Забыть его и шагать дальше – вот что тебе сейчас нужно.

– Знаю, знаю, – вздохнула Энджи. – Размазня я, вот кто. Но мне так хочется еще разочек с ним поговорить! Спросить, понимал ли он сам, что делает.

– Понимал, не сомневайся, – со злостью процедила Лиза. – То, что он сотворил, немыслимо, а то, как он тебе это преподнес, непростительно!

Согласиться с подругой Энджи помешал звонок в дверь. Она вздрогнула от неожиданности.

– Кто-то пришел. Созвонимся. Пока.

Бросив трубку, Энджи испуганно уставилась на дверь. Что это за фокусы? В сонном Уэстчестере, в одиннадцать утра, средь рабочей недели незваных гостей не бывает. Кого к ней черти принесли? Торговцев косметикой? Сви­детелей Иеговы? Кто бы там ни был, Энджи не собиралась открывать, пока не выглянула в окошко. Увидев у ворот грузовичок с надписью «Доставка цветов», она ринулась к двери, рывком распахнула, схватила в охапку две дюжины белых роз и вмиг выудила из целлофановой упаковки кар­точку.

От Рэйда! Пусть он не написал эти слова собственной рукой, но он ведь их продиктовал! Я тебя люблю. Не нака­зывай меня за то, что был честен. Прости. Рэйд.

Аромат роз был тонок и сладок. О боже! Любит! Ну, из­менил разок – подумаешь, большое дело – он ведь любит только ее! Один-единственный великодушный жест с ее стороны положит конец страданиям обоих.

И беседы с отцом, и многочасовые переговоры с Лизой моментально вылетели из головы Энджи. Да! Да, она про­стит Рэйда! То, что он сделал, – ужасно и непростительно, но она его простит. Характер ей от родителей достался взрывной, однако пора повзрослеть и быть терпимее к людям. Рэйд свое уже получил, так почему бы не взглянуть на весь этот кошмар как на последнюю дань увлечениям юности? Просто Рэйд от природы немного инфантилен. Он пообещает, что такое никогда не повторится, он осы­плет ее драгоценностями взамен пропавшего перстня, он увлечет ее на громадное белое ложе… Нет, пожалуй, ны­рять сразу в постель не стоит. Нужно какое-то время, что­бы затянулись раны.