Дебора Смит - Тень моей любви
– Я тоже не хочу, – твердо сказала Тьюла Тобблер. – Я лучше буду менеджером у Элвина.
Мы все посмотрели на Тьюлу, ожидая, что она еще скажет по этому поводу. Хрупкая, с шоколадной кожей, она в свою очередь уставилась на нас из-под копны туго скрученных кудряшек, настолько тяжелой, что их не мог растрепать ветер.
Вообще-то – хотя об этом никто не упоминал – Тобблеры тоже принадлежали к семейству Мэлони. Наши миры соединялись не более чем одним узким, темным и почти забытым потайным ходом, но все-таки соединялись. Глядя на темнокожих Тобблеров, об этом даже не подозревали, не усматривая никакой связи с нашим благородным семейством. А она таилась в далеком прошлом Тобблеров, куда бог весть как затесался брат моего дедушки.
Со стадиона за нашей спиной послышался рев, оркестр заиграл марш, и мы все оглянулись посмотреть на автора гола – огромного длинноногого Элвина. Элвин Тобблер, брат Тьюлы, был самой яркой футбольной звездой Дандерри.
– Видали? – усмехнулась Тьюла. – Элвин будет играть в команде колледжа, а потом его заметят и возьмут в какой-нибудь известный клуб. Он намерен стать богатым, а я стану беречь его деньги и советовать ему, что с ними делать.
Мы все торжественно согласились с ней и пошли дальше. Тобблерам было доступно все из-за того, что в них бурлила адская смесь африканской и ирландской крови. Их достижения отнюдь не исчерпывались футболом. Чтобы убедиться в этом, достаточно было пройти туда, куда направлялись мы.
Совсем недалеко за столиком, засыпанным яблоками, стоял дедушка Тьюлы и Элвина. Он бывал на всех матчах, отдавая таким образом дань уважения своему внуку, собиравшемуся стать знаменитостью.
Босс Тобблер был великим специалистом по яблокам. Его необъятные сады простирались по холмам, окружающим город. Все Тобблеры в округе осенью работали там на сборе урожая. Потом с их складов вывозились корзины яблок и все, что человечество научилось из них делать, – сидр, пироги, желе, печенье и многое другое, что не сразу и в голову-то придет. Яблочная империя Тобблеров была безграничной.
Кстати, его действительно звали Босс. Он был низкорослым, мускулистым, с кустистой седой порослью на руках и полным отсутствием волос на голове, сияющей, как бильярдный шар. Впрочем, шапку он носил круглый год и снимал крайне редко.
Тобблер и дедушка Джозеф охотились и рыбачили вместе еще с детских лет. Оба прошли войну, оба были радушны и дружелюбны со всеми, пока человек не переходил неких границ. Зато тогда он переставал существовать для них. Старики бывали сладкими, как мед, но и твердыми, как камень. Дедушка звал его Босс Т. Все прочие – мистер Тобблер с ударением на слове “мистер”.
Фантастический аромат яблок и растопленной карамели, булькающей в котелке на горячей плите, витал в теплом воздухе.
Кучка людей почтительно наблюдала за действиями яблочного короля. Когда мы присоединились к ней, то нас тоже охватило знакомое чувство благоговейного страха.
Мистер Тобблер воткнул в яблоко специальный нож. Завитки красной яблочной кожуры упали на гору очистков, которая высилась у его ног. Он вынул из очищенного яблока сердцевину, быстро порезал его острым, как бритва, ножом, разложил ломтики на бумажной тарелке и залил горячей жидкой карамелью. Все – спектакль окончен.
Тарелочка поплыла к очередному ожидающему. Тот осторожно опустил доллар в жестянку из-под кофе и медленно взял тарелку, потому что стоять рядом с Боссом было небезопасно, а уж делать резкие движения решился бы только самоубийца.
Вокруг мистера Тобблера вились сотни желтых ос. Они ползали по яблочной кожуре, по ножу, по рубашке и рукам Босса, путались в жестких волосах на его руках.
Но они не жалили его. Как утверждала местная легенда, не жалили никогда. Он вступил в некое таинственное, полное достоинства соглашение с этими маленькими опасными существами, и они знали об этом и уважали его.
– Дедуля, – ласково сказала Тьюла, – а нам сделаешь?
Мистер Тобблер медленно наклонил голову в знак согласия. Он вообще был человеком обстоятельным и движения предпочитал плавные.
– Но я больше не позволю вам стоять в сторонке, как маленьким. – Он взял новое яблоко, и осы тут же сгрудились на его руке, как на крошечной толкучке. – Вы почти взрослые. Вы знаете, что бояться нечего. Жалит не оса, а страх. Давайте, подходите ближе.
Ребекка и Вайолет отказались, но мы с Тьюлой подошли к столу. Тьюла, по-видимому, считала, что вдвоем мы сильнее. Я двигалась медленно, сердце колотилось где-то в горле, грозя выскочить вон. Осы облепили наши руки. Одна спокойно устроилась на ногте моего указательного пальца, почесывая головку крошечной передней лапкой, как умывающаяся кошка.
Я каждую секунду ждала, что в меня вонзятся острые, как иголки, жала.
– Ну вот, они понимают, что у вас добрые сердечки, – прошептал мистер Тобблер, протягивая нам две полные тарелки. – Они понимают, что вы с ними поделитесь и не станете глупо размахивать руками.
– Победа, – вздохнула я с облегчением, и мы отошли. Моя личная оса спокойно слетела с моего пальца, пожелав остаться возле Босса.
– Ууу, – пробормотала Ребекка.
Вайолет, уставившись на нас, в ужасе прижимала руки ко рту. Мы поблагодарили и опустили два доллара в жестянку – эти деньги мистер Тобблер отдавал школьному клубу.
Мы поспешно удалились все четверо. Даже Тьюла была счастлива, когда мы наконец отошли подальше.
– Очень просто, – соврала я. – Я ни капельки не испугалась… – Отправив в рот кусок яблока, я разжевала его, проглотила и оглянулась вокруг, чтобы посмотреть, заметил ли кто мою доблесть. Неподалеку на холме в тени стоял Рони. Я замерла. Я не могла уверенно сказать, восхищенно он смотрит на меня или нет. Я никогда не умела читать мысли в этих серых волчьих глазах. Его испытующий взгляд был острым, как сапожный гвоздь. Он стоял, засунув руки в карманы, одна нога отставлена в сторону. Все в нем предостерегало от досужего любопытства. “Я люблю тень. Хочу быть здесь, не трогайте меня”, – таков был смысл его позы.
Ростом он был уже со взрослого мужчину и в плечах казался широким, как шкаф, хотя мяса на этих костях было по-прежнему немного. На нем были поношенные джинсы и слишком большая рубаха из красной фланели, которая была мне знакома. Бабушка Дотти отдала пакет с рабочей одеждой дедушки в благотворительный фонд. Рубашка на Рони выглядела скорее как плащ-палатка, но я сочла добрым знаком, что он вообще надел ее.
– Пошли, ну пошли же, Клер, – тянула меня за руку Вайолет, торопясь отойти от Рони подальше.
– Почему он смотрит на тебя? – прошептала Ребекка. – Надеюсь, он понимает, что на Мэлони ему лучше не пялиться.
– Он знает, что я его не ужалю.
Тьюла решительно дернула меня за рукав.
– Да, но он может ужалить тебя сам.
Но я чувствовала, что это неправда. Как зачарованная я карабкалась к нему по склону, задыхаясь от волнения. Рони нахмурился.
Ребекка позвала меня:
– Клер, вернись, – и пригрозила: – Мы пойдем и скажем тете Мэрибет. Мы скажем твоей маме. – Уголком глаза я видела, как она и Тьюла направились к стадиону.
– Не лезь сюда, – крикнул Рони, опасливо оглядываясь. Его голос стал более грубым, чем тогда, на Рождество. Мне хотелось, чтобы он знал, что я выросла за лето на два дюйма, но не могла открыть рот.
– Лучше уйди, воробьишка, – сказал он твердо. – Я не хочу неприятностей.
У меня упало сердце. Я остановилась. Его лицо стало еще более угрюмым. Я выпалила:
– Я не испугалась желтых ос. Почему ты боишься меня?
– Перестань гоняться за мной, – сказал он мрачно. – Ты еще маленькая, ты не понимаешь. Уходи.
– Ты тоже не больно велик.
– Эй, – окликнул меня кто-то за моей спиной. Я повернулась. Мой кузен Карлтон, ставший в этом году учеником средней школы, такой упитанный, что даже тренеры по футболу разуверились в том, что он может похудеть, стоял у подножия холма и смотрел на нас. С ним было пятеро закадычных друзей. Они не были такими же верзилами, но все вместе представляли собой вполне реальную опасность.
– Спускайся, Клер, – закричал Карлтон. – Оставь в покое этого белого ниггера.
Теперь уже никто и ничто не могло остановить меня. Я окончательно утвердилась в решении стоять рядом с Рони во что бы то ни стало. Я поняла – уже потом, прокручивая в голове все случившееся, – что, как только я подошла к нему поближе, он весь ощетинился, готовясь драться уже за нас двоих.
– Я сказал, – крикнул Карлтон уже громче, – оставь этого белого ниггера в покое.
Карлтон произнес одно из тех слов, которые отделяли одну маленькую часть Мэлони от остальных. Слово “ниггер” было столь ужасным, что в нашем доме произносить его не разрешалось никогда, ни при каких обстоятельствах. Это слово неминуемо подстрекало к драке. Оно било по тому, кому было адресовано, – неважно, черному или белому – не хуже кулака. Папа не раз говорил моим братьям и мне, что если мы когда-либо его произнесем, то никогда снова не сможем посмотреть в глаза Тобблерам.
