Джастин Харлоу - Муки ревности
— Этот молодой лорд пытался тебя обмануть? — При мысли об этом кровь Брендана закипела.
Шаннон поспешила опровергнуть это предположение.
— О нет, папа. Ничего подобного.
— Тогда как насчет того, что ты влюбилась?
Шаннон подняла взгляд. На лице отца была написана дикая ярость, но на нем можно было прочитать и сочувствие, которое проявлялось крайне редко. В глубине голубых глаз Брендана светилось сострадание, и Шаннон мучительно остро ощутила, что он переживает так же, как и она сама. Никогда еще отец и дочь так хорошо не понимали друг друга. Шаннон уже готова была признаться ему насчет Зана, но что-то ее удерживало. Она хотела бы рассказать ему обо всем, выплеснуть мучившую ее боль, но она хорошо знала о ненависти отца к высшим классам. Более того, годами Шаннон привыкла рассчитывать только на себя и не могла так просто поделиться своими страданиями.
— Керри дразнится. Поверь, мои чувства не имеют отношения к Зану Фитцгерберту.
— Ну, надеюсь, — ответил Брендан. Слова Шаннон его не убедили. — Потому что, если я увижу, что этот надутый англичанишка приблизился к тебе ближе чем на три метра, я убью его собственноручно.
Мысль о том, что Брендан может подраться с Заном, привела Шаннон в ужас. Такого унижения она не переживет. Характер Брендана непредсказуем, как молния во время бури, и нельзя сказать, как далеко он может зайти.
— Если честно, я просто переживаю насчет дня рождения Генри. Мне нечего надеть, а все другие девочки будут разодеты в пух и прах.
Брендан коротко рассмеялся.
— Ну, если дело только в этом, тебе стоило просто мне сказать. Поезжай в Уишбон и купи себе что-нибудь красивое.
— В Уишбоне нет ничего хорошего, — запротестовала Шаннон.
— Тогда закажи. Попроси Мэтти тебе помочь. Сколько бы это ни стоило, я заплачу. И туфли тоже, — сказал Брендан и встал. — Бери все, что хочешь.
— Точно? — с сомнением спросила Шаннон. — Это ведь может стоить кучу денег.
— Не беспокойся, это ведь особый случай. И в конце концов удача должна нам улыбнуться. Я это чувствую кожей. Мы, Фалуны, свое возьмем и снова будем ходить в бархате.
— А как насчет меня, папа? — вмешалась Керри, которая слышала каждое слово, прячась за дверью. — Можно мне тоже новое платье?
— Ты уже сегодня провинилась, девочка. И к тому же еще слишком молода. — С этими словами он надел фетровую шляпу от солнца и вышел из дома.
— Пойду погуляю, — сказала Шаннон, когда отец ушел. — Сегодня твоя очередь мыть посуду, — напомнила она Керри.
— Это несправедливо, — крикнула Керри вслед уходящим. — Ужасно несправедливо!
Через несколько часов Шаннон подошла к большому дому. Чтобы не замочить ботинки, она перепрыгнула через блестящую как зеркало лужу и пошла по краю тропинки. Думала Шаннон только о платье, которое купит к дню рождению Генри. Подойдя к белому дому, обсаженному темными кедрами, она оглянулась. Синяя дымка на горизонте означала, что приближается очередная буря. Об этом говорила и невероятная духота. Шаннон открыла дверь в кухню и вдохнула восхитительный аромат бифштексов и пирога с почками.
— Ты пришла на обед? — спросила Мэтти. — Сейчас накрою для тебя.
— Нет, спасибо, Мэтти. Я просто хотела попросить вас кое о чем.
Возбуждение в ее голосе не укрылось от внимания Мэтти.
— Тогда иди в мой кабинет. Я там буду через минуту.
Шаннон вошла и села на стул, стоявший возле камина, не сводя глаз со стопки каталогов на полке.
Шаннон очень любила кабинет Мэтти. Для Кунварры он имел такое же значение, как ходовая рубка для корабля. Отсюда Мэтти управляла плавным течением всей жизни фермы. Чувствовалось, что здесь хозяйничает женщина. На резном сосновом столе лежали бумаги, куски материи, стояла ваза с засушенными цветами. Гравюры в рамках с изображением викторианских леди соседствовали с металлическим шкафом для бумаг, а потертые стулья напоминали о том, что здесь рабочая комната, а не место для пустого времяпрепровождения.
— Я пришла посоветоваться насчет платья ко дню рождения Генри, — сказала Шаннон, когда Мэтти вошла. — Папа сказал, я могу заказать все, что захочу.
— Замечательно! Ну что ж, можешь начать с этого, — ответила Мэтти, подавая Шаннон стопку каталогов. Глядя на Шаннон, Мэтти была очень довольна, что та так интересуется предстоящим празднеством. Приедет много молодых людей из Уишбона и других ферм, и у девочки будет неплохой выбор.
Когда через некоторое время Мэтти вернулась, Шаннон сияла.
— Нашла! — с торжеством заявила она. — Вот. — Она указала на платье, которое наденет на свой первый выход в свет и которое покажет всем, что она уже не девочка из захолустья, а женщина с утонченным вкусом.
— Не слишком смело? — мягко спросила Мэтти, увидев открытый черный лиф и расклешенную юбку кораллового цвета.
— Нет, я уже выбрала, — непреклонно сказала Шаннон.
— Ну, если ты уверена, заполни бланк заказа. Не сомневаюсь, что в нем ты будешь танцевать до упаду. А теперь, когда все решено, как насчет обеда? Мужчины будут здесь с минуты на минуту.
— Спасибо, но я лучше пойду, — уклончиво ответила Шаннон.
— Слишком поздно. Вот-вот польет как из ведра, — сказала Мэтти, глядя в окно.
Поглощенная каталогами, Шаннон не заметила, что приблизилась буря. Стало темно, вспыхнула молния, и удар грома потряс здание.
Шаннон не оставалось ничего делать, кроме как надеть фартук и прийти на помощь Мэтти и мальчику-аборигену по имени Джон. Внутри у нее все сжималось при мысли о встрече с Заном.
Держа в руках тарелку с дымящейся картошкой, Шаннон прошла в столовую и поставила ее на середину стола — массивного, старинного, из красного дерева. Сейчас там лежала клеенка, на которой можно было разместить приборы для двадцати человек. Когда сочные бифштексы и пироги с почками появились на столе, мужчины начали проходить в комнату, стуча обувью. Все до одного мускулистые и подтянутые, на лбу у каждого осталась вмятина от фетровой шляпы. Шаннон хорошо знала каждого, но, ожидая с минуты на минуту появления Зана, вновь почувствовала себя так же неловко, как три года назад — в свой первый день в Кунварре.
Вид столовой так контрастировал с образом жизни, который вели Фалуны, что Шаннон никак не могла к ней привыкнуть. Фремонты каждый день пользовались фарфором и столовым серебром, и эта роскошь была естественной частью их существования. Шаннон часто думала о том, что хорошо бы жить так, как Фремонты. Но сейчас она без обычного восхищения смотрела на стоящие на серванте серебряные подсвечники и висящие над ним картины с изображением собак и лошадей. Она думала только о незанятых стульях напротив.