В объятиях его одержимости - Нина Северова
— Ты же не дура. Видишь, что Абай и Дрёмов запали на тебя. Ещё немного и вцепятся друг другу в глотки.
— С Тимуром что-то случилось? — я хотела спросить это не с таким переживанием в голосе.
Мужчина улыбнулся уголком губ.
— Нормально всё с ним. Пока. Но Дрёмов его прижучит скоро, отправит в карцер за какую-нибудь хренотень. И будет твой благоверный там мариноваться.
— Он не мой благоверный.
Шмыга смеётся.
— Ну да, ты ж поэтому вся аж побледнела, когда спросила за него. Мой совет тебе: не отсвечивай, что Абай нравится тебе. Выйдет через полтора месяца и вошкайтесь сколько влезет. На воле у него сил больше. А здесь он, один хрен, под гнётом, — Шмыга смотрит на меня серьезно.
— Что такое вошкайтесь? — спрашиваю.
Мужчина начинает громко ржать. Успокоиться не может, аж слезы из глаз. А что я такого спросила? Тут при входе не выдают словарь тюремного жаргона.
— Смешная ты, мелкая, — Шмыга вытирает глаза тыльной стороной ладони.
Глава 13
Арина
Заканчиваю с бумажной работой где-то около 1:30 ночи. На удивление ещё никого не привели. До этого каждую ночную смену у них то поножовщина, то драка, то в карцере кто-то пытался самоубиться.
На собеседовании Дрёмов говорил, что у них не случаются никакие чп, что всё под контролем. Но видимо контроль есть у всех, кроме него.
Откидываюсь на стуле. Спина болит, шея ноет. Ноги запарились в кроссовках. Хочу в душ, выпить чай с мятой и спать. Надо будет завтра утром позвонить бабушке, что-то она давно мне не предлагала клубнику. Сейчас ягоды, потом кабачки пойдут. Куда всё складывать, где хранить? Часть Алена заберёт, но это всё равно не облегчит ситуацию. А что, если…
Из мыслей меня выдергивает грохот где-то за двойными дверями медблока. Дверь в кабинет открыта, поэтому я всё слышу. Напрягаюсь. Дальше топот, голоса. Опять сильный грохот. Сирена. Собачий лай.
Выхожу в медблок, глазами ищу дневальных. Дима стоит перед дверьми, держит автомат дулом вперёд. Рядом с ним Стёпа, который также в боевой готовности. У обоих плечи напряжены.
— Ребята, что случилось? — спрашиваю тихо.
— Бунт, — отвечает Дима.
— Абаевские и молодняк опять сцепились. Трое убитых, десять раненых.
Чувствую, как страх медленно подступает к горлу. Бунт заключённых — это очень плохое мероприятие. В голове сразу кадры из бандитских сериалов, новостные сводки. Все всегда заканчивается жертвами. Неважно с какой стороны.
Вдох-выдох. Нельзя поддаваться панике.
— Кто пострадавшие? Надзиратели или зэки? — спрашиваю оставаясь в дверях.
— Да хуй знает, непонятно пока. Знаю только, что Ханжина ранили, — Стёпа отзывается.
— Арина, зайди в госпиталь к Шмыге, и не выходи, пока мы не скажем.
— Если там раненые, значит, нужно вызвать скорую. Я одна точно не справлюсь с десятью. Тем более нечем зашивать, практически ничего нет здесь, — делаю шаг вперёд.
— Арина, зайди, иначе зацепят, — за спиной голос Шмыги.
Надзиратели вместе поворачиваются и смотрят на мужчину растерянным взглядом.
— Иванов, вернись на койку, — Дима направляет на него автомат.
Шмыга поднимает руки вверх, показывая беззащитную позу.
— Я пришел за ней, сейчас вернёмся. Пойдем, Арина, — Шмыга говорит с нажимом.
— Как я могу прятаться, когда там раненые? Я вообще-то врач, если вы забыли, — стараюсь не истерить, но бесит, что меня не воспринимают всерьёз.
Стёпа что-то собирался сказать, но снова раздался звук сирены и над железными дверьми сработали датчики — замигали красные лампы. Мы как будто в фильме ужасов. Сердце колотится как бешеное.
Надзиратели мрачнеют, переглядываются. Шмыга хватает меня за руку и тащит в госпиталь. Не вырываюсь, но плохо соображаю, что сейчас происходит.
— Арина, не будь истеричкой. Сейчас не та ситуация, чтобы показывать характер, — Шмыга отпускает мою руку и толкает вперёд.
— Я не истеричка, я врач. И если людям там нужна медицинская помощь, неважно с какой они стороны, я должна эту помощь оказать, — сажусь на свободную койку.
— А ещё ты забыла, что ты баба. Знаешь, что может случиться с красивой женщиной в толпе голодных мужиков, у которых секса годами не было?
Шмыга закрывает дверь в госпиталь, подходит к окнам. Они от середины стены и до потолка, все в решётках. Никак не посмотришь, что на улице.
— Замес походу жёсткий, — говорит задумчиво.
В коридоре странные звуки. Мужские крики, стоны. Выстрелы.
Дышу глубоко, стараюсь не поддаваться панике. Нельзя. Нужна холодная голова. Я, в первую очередь, врач. Все сантименты — потом. Чем я спокойнее, тем лучше сделаю свою работу.
Резко встаю, выбегаю в медблок. Чувствую запах гари, но дыма нет. Наверное, это порох так пахнет. Ребят здесь нет, двери открыты. Между железными дверьми капли крови.
Я делаю шаг вперёд и вижу ужасающую картину. Длинный коридор соединяющий медблок и камеры, в которых содержатся заключённые, залит кровью. Весь пол в каплях и красных разводах. Стёпа сидит на полу, голова неестественно свисает вниз. Сажусь перед ним на корточки, проверяю пульс. Ничего. Вижу в середине груди кровавое пятно. Убит. Мы общались 10 минут назад, как же так. Трогаю его запястья, потом снова шею. Пульса нет. Но он ещё теплый.
Эмоции потом, Арина. Сейчас не время. Но слезы подступают к глазам, в горле ком.
Слышу за углом шорох и мужской хриплый смех. Встаю, осторожно иду туда. Выглядываю из-за угла и вижу, что все вторые сплошные двери камер открыты. Заключённые внутри, но закрыты вторыми решетками. Они видят все, что происходит в коридоре.
Женя стоит ко мне спиной. Перед ним на полу лежит мужчина, он ранен. Не понимаю насколько тяжелые травмы. По робе вижу, что это заключённый. У него прерывистое тяжёлое дыхание. Женя направляет на него автомат.
— Ну что, Савва, видишь, что бывает с шестерками Абая? А перешёл бы ты на правильную сторону, то не лежал бы здесь как кусок говна, — Женя смеётся как психически нездоровый человек, поднимает ногу, чтобы пнуть лежащего в живот.
— Не вздумай, — выхожу из-за угла, делаю несколько шагов к нему.
Глава 14
Арина
Чувствую как десятки глаз меня жрут, но мне не
