Отец подруги. Навсегда твоя - Вероника Касс
И тогда я киваю Лауре, что нам пора. Я все равно собиралась через пятнадцать минут уходить. Уйдем чуть раньше, я проведу Даню до дома, куплю по пути сладкую вату. Мне нужно убедиться, что он больше не плачет, иначе моя материнская душа никак не расслабится, пока меня будут приводить в порядок в салоне.
Так и делаем. Даня, завидев продавца с ватой, ревет уже не так сильно. Успокаивается. А когда получает в руки палочку с воздушной белой пеной, так вообще замолкает и вгрызается в нее зубами.
Я выдыхаю. Пот перестает стекать по позвонку от нервного перенапряжения, а руки больше не дрожат. Когда Даня плачет, я могу нервничать практически до слез. Поэтому и нанимала Лауру. Она мастерски его успокаивает и не переходит при этом в истерику сама.
И вот когда я уже решаю, что все, можно окончательно выдохнуть, застываю. Потому что вижу перед собой Дамира. Он стоит буквально в десяти шагах и шанса на то, что он нас не видит нет, потому что он смотрит прямиком на меня. Внимательно, пристально.
А затем переводит внимание на коляску, которую я тут же отпускаю и ее, словно по команде, подхватывает Лаура. Она же и катит Даню дальше. Вперед. А я остаюсь стоять на месте. И никак не могу взять себя в руки. А когда Дамир начинает шагать ко мне, так и вовсе кажется, что свалюсь в обморок.
Он должен был уехать. Почему он все еще здесь?
Глава 12
— Таисия, — приветствует он меня, щурясь и заглядывая мне за плечо.
Нет. Нет. Нет.
— Здравствуй, Дамир, — выдавливаю из себя, чувствуя, как от волнения кружится голова, даже в глазах словно белые пятна мелькают. — Разве ты не должен был уехать еще пару дней назад? — улыбаюсь через силу, до последнего делая вид, что ничего криминального не происходит, и ни за чем таким он меня не поймал.
Я ничего от него не скрываю. Ничего не скрываю. Ведь правда ничего — кого.
— Пришлось задержаться ради одного события, — медленно отвечает он, теперь уже откровенно пялясь мне за спину.
— Что такое? — удивляюсь я, надеясь, что не сильно наигранно, — что ты там такое увидел? — оборачиваюсь, будто бы не понимая.
— Ты не говорила, что стала мамой.
— Что? — смеюсь, понимая, что еще чуть-чуть и белые точки в глазах заполонят собой все на свете, превращаясь в белый туман, который накроет меня в казалось бы спасительном обмороке.
Но я стою. Стою и непонимающе лупаю на Дамира глазами. Наверное, он был прав когда-то, сказав, что во мне умирает потрясающий актерский талант. А возможно я просто переоцениваю свои силы.
Да только мать, защищающая своего ребенка, и не на такое способна. Именно поэтому я все еще стою. Хотя голова кружится так, что стоять я давно уже не должна.
— Это сын моей подруги. Да и… даже если бы я стала мамой, почему я должна была сообщить тебе эту информацию? — взгляд Дамира мгновенно стреляет в меня, лицо суровеет, он собирается что-то сказать, но я намеренно не даю ему этого сделать, — это бы касалось только меня, и моего мужчины. Еще работодателя, — усмехаюсь. — А ты больше ни первое, ни второе.
Дамир сверлит меня взглядом, а я даже рада этому, чем дольше он смотрит на меня, тем дальше отсюда уезжает Лаура с моим сыном.
Не видать тебе его никогда, Дамир Давидович. Не покажу. Не покажу и не отдам. Никогда.
— Да, ты права, — кивает Булатов и даже будто бы улыбается. Натужно, не искренне, но все же пытается. — Беги, а то они тебя вон ждут стоят.
Вот же черт. Лаура же знает, что у меня запись в салон красоты. Могла бы и ехать без меня.
— Да, я пойду, — отхожу на шаг, и все же спрашиваю. — Когда ты уезжаешь на этот раз?
— Завтра.
— Хорошего полета, — улыбаюсь, и даже машу ему напоследок, а руки тем временем дрожат. Так же как и ноги.
Сама не понимаю, каким чудом я не то, что дохожу до Лауры, а добегаю до нее. Оказавшись рядом, я крепко вцепляюсь в руку няни. То ли чтобы не упасть, то ли чтобы удержаться и не достать сына из коляски и начать его обнимать.
Лаура смотрит на меня удивленно, затем толкает коляску и катит ее сама. Ничего не спрашивает, за что огромное ей спасибо.
Через десять минут я отрываюсь от них, не поцеловав Даню на прощание. От чего мне очень не уютно, но для надежности лучше так.
В салоне я провожу почти два часа, сначала меня красят, делая из меня чуть ли не топ-модель. И губы смотрятся полнее, и тон лица настолько ровный, что хоть на рекламу средств для идеальной кожи, а глаза, настолько выразительные благодаря стрелкам, что я не сразу узнаю себя. И вроде бы косметики не много, по крайней мере, я все еще я, но будто бы другая. Купить и себе такие чудо-средства, что ли? Чтобы всегда так выглядеть.
Пока разглядываю отражение в зеркале, мне начинают делать локоны. Волосы сильно отросли за беременность и после, я только ровняла кончики. А потому занимаются моими волосами довольно долго. Накрутив, меня просят пересесть в другое кресло под наклоном, и там все эти локоны расчесывают и много-много пшикают, кажется, что всем подряд.
Первое мгновение мне хочется задохнуться от едких запахов, второе расстроиться, потому что в голове уже рисуется образ, слипшихся лаковых прядей, но нет. Когда я поднимаюсь и вижу себя — я вижу настоящую принцессу. Помесь рапунцель и женщины-кошки. Потому что стрелки сделали мой взгляд более хищным, а локоны настолько увеличили объем, что… что я и правда, как рапунцель.
Благодарю мастера, делаю селфи и пару фотографий в зеркале, а затем скидываю подруге. Изабелла записывает мне голосовое, полное восторженных писков и визгов.
Она уже приехала и ждет меня в машине на парковке. Я даже немного жалею, что скинула ей фотографии и испортила сюрприз.
— Итак, — говорит она как только я сажусь в машину. — Вот, выбирай.
— Что это? — непонимающе смотрю на протянутый мне телефон, на котором светится мужская фотография.
— Не,
