Научись любить, если сможешь (СИ) - Евгения Ник
— У тебя была, хоть раз мозоль на ножке?
— Не-а, а что такое мозоль?
— Ну-у-у, как тебе получше объяснить… — закатываю вверх глаза в задумчивости. — Мозоль это как маленький пузырёк на коже, он немного болит. А возникает он тогда, когда обувь маленькая, неудобная или новая. Да, с новой обувью тоже такое бывает, но не всегда.
— А тебе было больно?
— Немножко, но твой папа отвёл меня к врачу, и теперь все хорошо.
— Крен, ты что за шум тут поднял? Даже до меня уже долетело, — слышу за спиной знакомый голос и холодок вновь бежит по спине, потому что это тот мужчина, в чьём кабинете мы уже были.
Беру малышку за руку и стою с виноватым видом. Стыдно? Да не то слово. Думаю, нашу перепалку с Мишей было слышно за версту. А это значит одно — мне не жить…
Пожилой мужчина обратился к Горе, — Кренц, а тот, которого зовут Глеб, назвал его — Крен. Интересно, что это? Фамилия или, как говорили в детстве “погоняло”? Но я, конечно же, не решусь спросить.
— Вижу, в медпункт вы сходили, но почему девчонка бегает по зданию босиком? Мишенька, родной мой, ты совсем головой поехал? — кривится Глеб.
— Мирон, не начинай, а? — отмахивается Миша.
— Как же много я пропустил. Эх… — вздыхает пожилой и тут же посмеивается. — Так, ребятня, давайте отсюда, чтоб вас ветром сдуло, а то, не дай бог, клиенты увидят или ещё кто. Развели мне тут бразильский сериал.
— Николай Антонович, я вам потом всё объясню, — бормочет Миша и косится на меня так, что я сама готова себе шею намылить и в петлю прыгнуть.
— Да не надо, я и так всё вижу. Ну, Кренц, ну, удивил! Аха-ха! Ладно Глеб, от него я хотя бы всегда ожидаю чего-то, даже Дамир и то более вероятно, но ты? Да…
— Всё Антоныч, пошли уже, — тот, которого зовут Глеб заволакивает руку за спину пожилого мужчины и пару раз похлопав, направляется с ним в сторону лифта.
Мужчины уезжают на лифте, и мы втроём наконец-то остаёмся одни. Вновь наклоняюсь к девочке, убираю выбившуюся из её косички кудряшку за ухо.
— Юля, на самом деле, я искала тебя. Мне сегодня показалось, что ты расстроена…
— Угу, — опускает глазки вниз. — Но дедушка Коля мне всё объяснил, только это наш с ним секрет. Мы на мизинчиках скрепили. А аще он купил мне мороженое и покатал на пони.
— То есть ты больше не грустишь?
— Не-а!
— Совсем-совсем?
— Да!
— Как классно! — поднимаю взгляд на Мишу и пожимаю плечами, мол, дети, такие дети. Плачут, а через пять минут уже радуются как ни в чём не бывало. Даже не знаю, что ещё могу сделать. Да и надо ли?
Подхожу к Горе и протягиваю руку, чтобы забрать кеды подруги.
— Михаил, отдайте мне обувь, думаю, инцидент исчерпан, и я могу уйти. И простите, пожалуйста, что из-за меня у вас на работе такой переполох случился.
— Ты ходячее несчастье, — убирает руку с обувью за спину. — Какой у тебя размер ноги?
— Зачем вам?
— Поиграй с Юлей в комнате отдыха на втором этаже, пока я буду покупать тебе новые.
— Категорически — нет!
— Я тебя и не спрашивал, хватит из себя правильную строить. Всё идите наверх.
— Я верну вам деньги за обувь.
— Ага. Размер какой?
— Тридцать седьмой. Только, пожалуйста, возьмите самые дешёвые, мне просто до дома доехать.
— Да-да… — говорит он и отмахивается от меня рукой, как от назойливой мухи.
А я замечаю, что в тот момент, когда Миша практически отвернулся, на его лице мелькнула улыбка. Хороший знак. Значит, я ещё поживу немного.
Глава 11
Лара
— Михаил, вы хотите меня в рабство взять? — кошусь на крафтовый пакет с явно дорогущей обувью.
— Что не так?
— Дайте мне чек, — прикрываю глаза и тру переносицу, а вторую руку вытягиваю в ожидании кассового чека.
— Я его не брал, — сжимает ручку пакета.
— Хорошо. Тогда так скажите, стоимость обуви?
— Да я, по-твоему, изучал ценники? Взял первые попавшиеся, как ты просила, и пошёл.
— Хорошо, но посмотреть-то в банковском приложении вы можете? — уже откровенно закипаю.
— Не могу.
— Как так? — яростно рявкаю.
— Глючит, не работает.
— М-м-м, ну отлично, — врет, как дышит. Вижу же. — Тогда я сама найду магазин, где продаётся эта обувь. Я же должна знать, за какую сумму мне придётся продать свои органы.
— Не дуркуй. Мне ничего не надо.
— А мне надо. Не люблю быть должна.
— Ты уже заплатила.
— Да? И каким же образом.
Миша косится на свою дочь, с хитрецой смотрит на меня и касается пальцами своих губ.
— Этим.
Заливаюсь краской до самых кончиков ушей. Щёки горят, как раскалённые на солнце камни. За грудной клеткой так грохает сердце, что создаётся впечатление, что оно и не орган вовсе, а старый ржавый механизм. Старая молотилка. Делаю широкий шаг и оказываюсь прямо перед Горой, дёргаю на себя пакет и убираюсь от него подальше на безопасное расстояние.
Извращенец.
— Я верну вам деньги. Потом…
Тот день был последним, когда я видела Мишу и Юлю. Прошёл уже месяц. И если первые дни, я ещё с опаской поглядывала на телефон, когда раздавался звонок или звук входящего сообщения, с оглядкой шла домой, то спустя время уже расслабилась. А теперь и вовсе кажется, что это было не со мной и вообще сном.
— Лариска! А посуду кто будет мыть? Лентяйка неисправимая! — горланит Толик из кухни.
— Да пошёл ты, — тихо бубню, чтобы не было слышно и показываю в сторону коридора средний палец. — Урод.
Да, произошли ещё кое-какие изменения. Моя подруга Женька, решила съехаться с парнем, и как следствие, мне пришлось покинуть её квартиру. Конечно, она умоляла остаться, но… я всё понимаю. Ребятам нужно уединение.
И за неимением денег, всё, что я могла себе позволить, это вновь вернуться в дом отчима.
Встречая меня, Толик пакостно скалил свои гнилые зубы с полной и безоговорочной победой на лице. Мама сдержанно стискивала зубы, понимаю, я ей что кость в горле. Но выгнать меня под открытое небо, видимо, остатки совести не позволили.
— Что Лариска, не удержала своей дыркой от бублика того денежного мужика? — злорадствовал отчим.
— Сам ты, дырка от бублика, Толик!
Он подошёл и тут же отвесил мне звонкий подзатыльник, затем поднёс
