Солнце мое 2 (СИ) - Войлошников Владимир
И как давай рассказывать! Чувствую, у меня ум за разум от всех этих сложностей заезжает. И это надо, и то надо, и какой-то специальный стол для подготовки глины, и полки, которые, я так понимаю, тупо не жалко глиной марать, и, собственно, глина кусками в этих кулях — и не просто, а из какого-то особенного карьера!
— Погодите! — остановила я этот поток. — Меня в первую очередь интересуют гончарные круги. Есть у вас круги?
— А как же! — возопила тётя. — Три!
— Мать моя женщина, куда мне три…
Оказалось, один совсем маленький электрический настольный, один серьёзный электрический напольный и один можно сказать под старину — тупо деревянный, ногами крутить.
— Зашибись, — несколько растерянно резюмировала я. — И сколько вы за всё это хотите?
Тётка переглянулась с водителем. Тот слегка выпятил губу:
— Два.
— Два чего?
Он переступил с ноги на ногу:
— Ну, миллиона.
— Нет, господа хорошие, так не пойдёт. Мы имели предварительную договорённость на муфельную печь, восемьсот пятьдесят тысяч, так?
— Так, — согласилась тётка, — но тут же…
— Секунду. Второй интересующий меня предмет — гончарный круг. По большому счёту, нам нужен один большой напольный электрический. Маленький — может пойти как дополнение. Ну а деревянный — это чисто для вида. Не знаю… народно-этнографическое что-нибудь изображать. За все три больше пятисот тысяч не дам. А остальное, вы меня простите — это же просто хлам. Вы это всё ко мне привезли, потому что даже на дачу такое никто забирать не хочет.
— Но полки-то крепкие… — нерешительно сказала тётя.
— За крепкие полки вкупе со всей остальной кучей сто пятьдесят тысяч готова прибавить. Итого полтора миллиона в круг. Если печка работает.
— Печка работает, — приободрилась тётя и переглянулась с водителем. — А! Давайте!
— Ну, тогда выгружаем и проверяем печь. Кто таскать-то будет?
Они дружно посмотрели в кузов:
— Загрузить-то её нам помогли…
— А вес какой?
— Килограмм девяносто примерно.
Я тяжко вздохнула и пошла собирать помощников. Нашёлся папа, наш охранник и внезапно айкидошник Сергей Геннадьевич, который заехал оставить какие-то грамоты. А тут мы его и поймали!
У печки оказалось четыре ручки, и мужики вполне себе бодро её затащили. И всё остальное тоже затащили — ибо нефиг под руку подворачиваться!
Оказывается, муфельную печь нельзя держать в том же помещении, где люди сидят. Чего-то она там выделяет. Поэтому её поставили в крошечную каморку полтора на полтора метра, в которой, я думала, только швабры и хранить. Зато там была вентиляция и розетка! Все звёзды, как говорится, сошлись. Печка заработала — по крайней мере, в первом приближении. Кажется, продавцов слегка напугал наш охранник со сломанными ушами, сказавший без искры в глазах:
— Ну, если она окажется негодной, мы всегда знаем, где вас найти… — и этак они с папой выразительно друг другу кивнули.
Чё уж, внушает.
Весь остальной хлам, включая стол и стеллажи, заехал в комнатку, предназначенную для керамички и ка-ак начал в углу сиротливой кучей лежать. Что ж, полагаю, так он и останется, пока я не найду преподавателя. О, кстати!
Я вышла на улицу, где бодрая тётя, осчастливленная полутора миллионами, радостно выгружала из кузова последний куль, из боков которого, как ёжик, выпирали всякие стеки:
— И если у вас есть на примете человек, желающий попробовать себя в роли преподавателя нашего центра — смело направляйте его ко мне.
— Да? А что надо делать?
Пришлось прочесть обычную лекцию для педагогов, осложнённую тем, что керамист, скорее всего, захочет что-то изготавливать на продажу.
— С этим надо будет отдельно обсуждать, но всё решаемо, и подход у меня, как сейчас модно говорить, человеко-ориентированный.
— М-хм, — загрузилась тётя, реально. — Я поговорю, вдруг кто захочет на подработку.
Распрощались, взаимно друг другом довольные. И я пошла остатки денег считать. А осталась (благодаря счастливому случаю с этими свалившимися печками и гончарными кругами) довольно большая кучка. И вот тут, граждане, я решила уже вспомнить про дом.
БУРЖУЙСКОЕ
Получалось, что у меня вполне хватает денежек, чтобы наконец-то купить нашу с бабушкой мечту! Двухкамерный холодильник! Полгода уже хочу. Капиталист я или где⁈
Приехали мы с мамой и Василичем в магазин, а там такой разбег цен, что у меня аж в глазах зарябило. Ходили мы, ходили, Василич и говорит:
— Смотри, Ольга. Или импортный взять средненький или за ту же цену — здоровенный «Атлант» под потолок да плюс отдельная морозилка, ростом с ваш старенький «Саратов».
— Не, морозилка даже повыше будет, — не согласилась мама. — «Саратов»-то почти со стол, чуть только выступает.
Стоят такие, обсуждают эту морозилку. Я слушала-слушала, да и говорю:
— Знаете что? Я вообще-то не очень планировала морозилку покупать. Мне бы пока с холодильником разобраться. К тому же квартирка у нас и так маленькая, да ещё и вся холодильными агрегатами обставлена будет.
Тут к нам подошёл деловитый продавец, бодро уверивший нас, что «Атланты» очень хорошего идут качества, даже лучше, чем «Самсунги», отказов практически нет. Не знаю, может врал, но уговорил нас.
— Ну, ладно, — говорю, — выписывайте вот этот, самый здоровый.
Мама подтолкнула меня в бок:
— Оля, давай морозилку напополам возьмём? Девятьсот тысяч всего. Аккуратненькая. А старые холодильники я на дачу заберу.
— Ну, если так…
Составили мы покупки сразу в «Нивовский» прицеп и поехали, как буржуины.
А старые оба холодильника на дачу отправили. Действительно, хороший вариант. Так их жалко выбрасывать, рабочие же ещё. А на даче послужат. И если вдруг залезут воры и упрут — не так жалко, как новых.
Осталось расплатиться со всеми, кому я ещё должна и коммуналку оплатить. На этом мои финансы практически исчерпались и кошелёк показал дно — сто пийсят тыщ с копейками — это деньги, что ли? Но мама обещала нас с бабушкой в случае чего поддерживать и подкармливать.
Это всё были бодрые новости. А сейчас про другие.
ТЯЖЁЛОЕ
Непонятное что-то крутилось в новостях. Зрело-зрело с зимы — и прорвало. Снова шли бои в Грозном, снова захваты, переговоры с террористами, какой-то бесконечный ужас.
Я боялась смотреть новости. Не знаю, правильно это или нет, но старалась отключиться. Небольшим облегчением было то, что мы далеко от эпицентра этого конфликта, до нас не так добивают разрушительные волны, не взрываются подъезды, не сходят с рельс поезда метро. Да и метро-то у нас нет — и это теперь казалось, что хорошо, а раньше я всегда завидовала городам, в которых есть подземка.
После терактов в военных городках (и на КПП ИВАТУ, конечно, тоже) ужесточили режим, и я уже не могла к Вовке бегать. И дыру в том заборе, что в сторону аэропорта выходит, заделали. Так что из общения у нас остались звонки урывками с телефона кухни, и изредка, в выходные — встречи у железного забора со стороны «Типографии». Я старалась не впадать в грусть-тоску, зачёркивала дни в календарике.
Невозможно бесконечно бояться, и я — да, как глупый страус — прятала голову в песок. Тут в тесном маленьком мирке было нестрашно и обыкновенно. По крайней мере, мне так казалось.
СТРАШНОЕ СЛОВО
Пока однажды не позвонила Аня:
— Оль, ты слышала про Стаса?
Стас был моим одноклассником, а жил с Анюткой в одном дворе.
— Нет, — в смысле, никаких новостей про него я не слышала уж года два. — А что?
— Похоронка пришла. Вчера.
Слова заметались в голове, сделавшейся вдруг гулкой и пустой.
— Как это — похоронка?..
Это же что-то из далёких рассказов о Великой Отечественной — нет?
— Погиб в Чечне. Говорят, попали в засаду, никого живых не осталось…
Аня мне ещё что-то рассказывала, но я не слышала подробности. Никуда мы не убежим. Вот она — война, только руку протяни…
