Завтра наступит вчера - Татьяна Лунина
— Умоляю вас, — обратилась я к гардеробщику, — не могли бы вы мою шубку выдать без номерка, поверив на слово? Дело в том, что я его, кажется, потеряла.
— Кого, гражданка? — рявкнул гардеробщик.
— Номерок, — растерянно пролепетала я.
— А он у тебя был?
— Конечно, как же я, по-вашему, вошла? На улице двадцатиградусный мороз.
— А кто тебя знает! Мало вас тут, профурсеток, на авто подвозют!
Слезы навернулись мне на глаза. Положение действительно было отчаянным. Мало того что номерок потеряла, так еще и оскорбление получила.
— Гражданин, нельзя ли полегче? Девушка потеряла номерок, с каждым может случиться. На улице мороз, не может же она раздетая выйти? Посмотрите ее шубку, уж будьте так любезны.
Что-то в голосе молодого человека, спокойно глядевшего хаму прямо в глаза, заставило того сменить тон на более любезный:
— Так и смотреть нечего, молодые люди. Пусто, разобрали всю одежу, ничего нет.
— Как разобрали? А моя шубка где? — растерялась я.
— А твоей шубке, видать, ноги кто-то приставил, гражданка, — заявил гардеробщик. И, почесав ухо, добавил авторитетно: — А перед этим номерок у тебя умыкнул. — И, еще раз почесавшись, заключил: — Точно! Так оно и было.
— Представляете мое положение, Юленька? На улице двадцатиградусный мороз, ветер, на мне кофточка и мамин пуховый платок. А добираться к дому минут двадцать пешком. Слезы непроизвольно покатились у меня из глаз.
— Ох, кошмар, Марья Афанасьевна! — заохала Юля.
— Да. Так вот, продолжаю. Я пробормотала гардеробщику «извините» и направилась к выходу.
— Девушка, подождите? — Молодой человек устремился за мной. — Постойте! Как же вы собираетесь идти в такой мороз? Да и поздно уже одной по улицам расхаживать.
— Я, как вы изволили выразиться, не расхаживать по улицам собираюсь, а отправляюсь к себе домой.
— Извините, я не хотел вас обидеть, — смутился он. — А где вы живете? Далеко отсюда?
— А вам есть до этого дело?
Я, Юленька, никак не хотела казаться перед ним беспомощной, хотя была ею на тот момент в полной мере. Очень уж хорош был собой. Представляете, высокий, стройный блондин с черными глазами! А голос красивый, густой — чистый баритон. Смутил он меня, девочка, в первый же момент, как только взглянул на меня. А я не желала себе в этом признаться. К тому же не любила красавцев, бездушными они мне представлялись. Поверьте, Юленька, это ошибочное мнение. Да, так вот, остановил он меня и говорит, решительно так: «Подождите, пожалуйста, минутку, не выходите. Я сейчас». И кинулся к выходу. А я, не зная почему, послушалась и осталась в фойе. Да и что я теряла? Что мне оставалось делать?
— Да-а-а, — с сочувствием протянула Юля, — ситуация — лучше не придумаешь.
— Вернее, хуже, — с улыбкой поправила ее Мария Афанасьевна. — Так вот, ждала я около двадцати минут. Гардеробщик выразительно позвякивал ключами, уборщица сердито громыхала совком и бурчала при этом.
— Ходют тут всякие! То ходют, то стоят, а ты убирай за ними. Чего стоять-то, уже закрываемся!
— Извините, я сейчас уйду. — Стараясь сдержать слезы, я шагнула к выходу и открыла тяжелую дверь. Мороз мгновенно пробрался мне под кофточку и стал кусаться — больно и жестко. Я закрыла глаза, моля Бога о помощи, откуда бы она ни пришла.
— Девушка, да вы что?! С ума сошли? — Сильные руки обхватили меня и закутали во что-то теплое, пахнущее табаком и хорошим мылом. Я открыла глаза. Это был он, черноглазый блондин, которого я напрасно прождала в фойе. — Садитесь живо в машину! Извините, что заставил вас ждать. Трудно найти охотника ехать куда-то в такой мороз.
— А как же вы? — Я попыталась снять с себя его пальто, в которое укутал меня этот молодой мужчина.
— Давайте-ка в машину, потом разберемся. Не растаю, не барышня. То есть не заледенею, — поправил он себя и весело улыбнулся. — Но если вы не поторопитесь, могу и не сдержать слово. А я не привык попусту бросаться обещаниями.
Мой спаситель запихнул меня в авто, я назвала водителю адрес, и мы поехали. В мужском пальто из какого-то твердого сукна, бледная, с синими от холода губами — я выглядела ужасно. А он был так хорош! Поблескивал черными глазами и весело помалкивал. Ох, Юленька, как я ему была благодарна! И как же ненавидела его в те минуты, что мы мчались к моему дому. Это трудно объяснить словами, даже теперь, спустя всю жизнь. Вы меня понимаете?
— Это бывает, — вздохнула Юля.
— Да, девочка. Тогда я была очень молода — всего восемнадцать. И ошибочно принимала внешнюю оболочку за суть. Уж больно хорош был. Казалось, уму и сердцу места здесь нет. Как же я ошибалась, Юленька! Разве дано мне было тогда знать, что Бог дарит в эти минуты щедрый подарок: мою судьбу, моего Алешу, человека редчайшей душевной чистоты и благородства.
Мария Афанасьевна замолчала, поглаживая рукой край банкетки, на которой сидела.
— Юленька, а у раздевалки никого уже нет, — заметила она тихо.
— Да-да, я сейчас, минутку, Марья Афанасьевна! — засуетилась Юля.
Подавая старушке пальто, девушка спросила:
— Марья Афанасьевна, а что же было дальше?
— Дальше, Юленька? А дальше было сорок лет счастья. — И, помолчав, тихо добавила: — И трудная, долгая жизнь… А вот и он! — Мария Афанасьевна засветлела лицом.
— Кто? — не поняла Юля. — Ваш Алексей?
— Да нет же, деточка, что вы! Юрик, конечно. — Она неожиданно молодо улыбнулась: — Вылитый дед!
Юля повернула голову. К ним спешил Юрий, на ходу застегивая пиджак. Лицо его казалось озабоченным.
— Привет, баушк! Здравствуйте, Юля! Извините, что заставил вас ждать.
— Все нормально, Юра. Мы тут с Юленькой очень мило беседовали. Вернее, беседовала я, а она терпела мою болтовню.
— Марья Афанасьевна! — запротестовала Юля.
— Все-все, не надо спорить со старшими, деточка. — И неожиданно лихо подмигнула: — Даже если они не совсем правы.
«Ого! — восхитилась Юля. — А бабулька-то с изюминкой!» В машине Мария Афанасьевна, сославшись на усталость, попросила внука отвезти ее домой первой.
— Юленька, вы не против, если Юра сначала меня доставит домой, а уже потом вас. Что-то я устала. Честное слово, этот Брамс каждый раз словно душу вынимает.
— Конечно, Марья Афанасьевна, как вам будет угодно. Вы поступайте, как вам лучше.
«О! — изумилась себе Юлька. — Скоро я начну изъясняться, как она. Надо же!»
— Решено.
