Брат мужа - Мария Зайцева
Надо же, в самом деле помогает… Надолго ли его хватит? Хотя… Какая разница. Пусть хоть чуть-чуть, мне и это в радость.
– Ты, наверно, голоден… – внезапно вспомнила я об обязанностях хозяйки, но Иван пожал плечами:
– Да нет… Я там картошку нашел у тебя, пожарил. И окорочка замороженные разморозил и тоже пожарил. Не знаю, ешь ты такое или нет?
– Ем, почему нет? – я все больше удивлялась, в этот раз тому, что мужчина умеет готовить. Нет, я знала, что такие редкие экземпляры есть где-то, но мне до этого дня не встречались. Мой Сева мог только сварить яйца и жутко пожарить яичницу. Мыть посуду, готовить что-то хоть чуть более сложное он не был способен.
А тут, надо же…
– Ну… – немного растерянно ответил Иван, проведя ладонью по бритому затылку, – диета, там… жареное не ешь, только пареное и прочее…
– Я не сижу на диете…
– Да? Ну, тебе и не надо, – Иван осмотрел меня от пальцев ног до макушки, и я неожиданно для себя покраснела.
Смутилась, вспомнив, что, наверно, на голове полный ужас.
– Прошу прощения…
Шагнула назад, потом еще, и все это время Иван стоял и смотрел на меня.
Наконец, скрывшись от его взгляда, я выдохнула и побежала в ванную. Там умылась холодной водой, с легким удивлением заметив, что пальцы подрагивают. И долго смотрела на себя в зеркало, отмечая изменения, на которые раньше как-то и внимания не обращала.
Тени под глазами, серый цвет лица, губы бледные… И волосы паклей. Похудела к тому же.
Иван прав, мне реально не надо сидеть на диете. И без того худая и страшная.
Почему-то это расстроило, хотя еще месяц назад, да что там! – еще день назад я бы вообще никакого внимания не обратила на такие мелочи.
Выдохнув, я прибрала волосы, затем пару мгновений с легким удивлением смотрела на темный мужской кофр. Молния на нем была расстегнула, и содержимое чуть виднелось. Ничего особенного, обычные мужские принадлежности: пена для бритья, флакон туалетной воды, опасная бритва.
Повинуясь минутному желанию, я взяла туалетную воду и понюхала. Горьковато-свежий запах, обычный масс-маркет, тоже ничего особенного…
Затем, словно устыдившись, положила флакон обратно, так, как он и лежал, и вышла из ванной.
На кухне, вопреки моим опасениям, не было никакого разгрома – обычного дела, когда мужчина внезапно решает приготовить еду. Все чисто, аккуратно, все поверхности протерты, на плите, тоже чистой, сковородка с картошкой и кастрюлька с окорочками.
– Я тут чуть похозяйничал… – густой низкий бас заставил подпрыгнуть на месте и с грохотом уронить крышку на кастрюльку.
Это как он так бесшумно подошел? Почему я не услышала?
– Спасибо, – сказала я, стараясь не показывать больше, что напугалась.
Повернулась.
Иван стоял, прислонившись к дверному косяку, смотрел на меня. Руки засунул в карманы спортивных брюк. Он успел переодеться, пока я спала. И теперь его плечи обтягивала белая футболка, открывая массивные, заросшие темным волосом предплечья. В вороте футболки тоже волосы виднелись. И борода, не длинная, но густая, видно было, что Иван ухаживает за ней. Футболка сидела хорошо на нем, и сразу становилось понятно, что брат мужа не пренебрегает спортом. По крайней мере, ни пивного живота, ни дряблых мышц у него не наблюдалось. Наоборот даже…
Волосатый какой… И в самом деле, медведь гризли… О чем я думаю?..
– Сядь поешь, – кивнул Иван, – голодная, наверно.
– Да… Спасибо…
Я повернулась к плите, достала тарелку, принялась накладывать себе еду, спросила, не оборачиваясь:
– Ты будешь есть?
– Немного только.
Я спросила из вежливости, если честно. Сидеть с ним за столом мне не хотелось, и я никак не могла понять причину этого. Как и причину своей неловкости и вообще странного восприятия этого человека. Казалось бы, ну что такого? Родственник же… Брат мужа. Помогает… А мне почему-то очень сильно хотелось, чтоб он ушел. Просто взял и растворился в пространстве. Слишком много его внезапно было. Или мне слишком мало места?
Мы поужинали в молчании.
Конечно, мне бы следовало порасспрашивать Ивана о его жизни, о том, откуда он приехал, как узнал, где мы живем, ведь Сева не говорил, что давал ему наш адрес, и о планах его тоже не мешало бы узнать… Но я была взволнована и обескуражена одновременно, слова в голову не шли, хотелось побыстрее доесть и уйти к себе.
Иван тоже вопросов не задавал, словно чувствовал мой настрой.
– Оставь, я помою посуду, – предложил мне в конце ужина, – и Севку покормлю. Вообще, иди отдыхай.
– Мне неудобно, ты и так столько… – неуверенно начала я, но Иван прервал сурово и настойчиво:
– Никакого «неудобно». Ты и без того вся вымотанная. Я сам тут, ложись спать.
И я почему-то согласилась. Кивнула и пошла в комнату.
Там, на полном автомате, раздвинула диван, постелила себе, легла.
И принялась прислушиваться к происходящему в квартире, почему-то очень четко чувствуя себя лишней.
Вот Иван прошел в комнату, что-то сказал Севе, потом еще, потом вообще принялся бубнить, мерно так, успокаивающе. Заскрипела кровать, потом пол под двойной тяжестью.
– Давай, брат, пошли, пошли… – донеслось до меня.
И неожиданно именно это выбило из колеи, из того странного ступора, в который я погрузилась на целых полдня.
Он помогает, он в самом деле помогает! Тащит брата в туалет, кормит, укладывает, разговаривает… Боже… Ты решил сжалиться надо мной?
Иван пронес Севу обратно в комнату, повозился, судя по всему, укладывая его, затем зашелестел спальником…
И я, вытерев слезы, внезапно подорвалась с места и побежала в комнату к Севе.
Заглянула в царящий там полумрак, потому что Иван выключил телевизор, и теперь горел лишь маленький ночник в изголовье Севиной кровати.
– Иван… – позвала негромко.
Брат мужа, судя по всему, уже расположившийся на спальнике у окна, приподнялся, показавшись из-за кровати Севы, и вопросительно посмотрел на меня.
– У нас есть кресло, – чуть смущенно сказала я, отвернувшись, чтоб не смотреть на голые широкие плечи и грудь, заросшую темным волосом, – оно раскладывается… Некудобно на полу же. Давай, я разложу… И постельное есть… Прости, что я так…
– Да ничего страшного, Алина, – прогудел он спокойно, – кресло меня не выдержит наверняка, так что не надо. А спать мне наоборот удобно на полу. Привык уже, на мягком не могу. Спасибо за беспокойство.
– Хорошо… Спокойной ночи…
– Спокойной ночи, Алина.
Я потопталась неловко, затем развернулась и пошла к себе, провожаемая внимательным взглядом Ивана.
Легла в постель, тихо выдохнула, удивляясь самой себе.
Что это я?
Закрыла глаза, почему-то опять прислушалась, словно пытясь за наступившей в квартире тишиной услышать дыхание нашего гостя…
Поймала себя на этом, разозлилась и крепко зажмурилась.
Все. Спать. Утром будет легче.
И вот сейчас, стоя у закрытой двери в ванную и прислушиваясь к шуму воды, я думаю о том, что была не права вчера вечером.
Легче не стало.
12
Дверь открывается настолько неожиданно, что не успеваю даже отойти в сторону.
Чуть ли не утыкаюсь носом в голую волосатую грудь Ивана, оторопело моргаю и задираю подбородок, чтоб заглянуть ему в лицо.
Он стоит, смотрит на меня сверху, очень серьезно, чуть нахмурив брови. И я снова теряюсь, настолько несуразное ощущение от происходящего: Иван очень большой, кажется, что плечами полностью проем двери закрывает.
Это почему-то не чувствуется опасным, его размеры, его близость, хотя должно бы. Просто… Неуютно.
– Доброе утро, – басит Иван вежливо, – я долго, да? Специально пораньше пошел, не хотел потом мешать…
Надо же, как в нем интересно сочетаются вот такая бытовая вежливость, деликатность даже, и тот бесцеремонный напор, который так удивил меня вчера.
– Доброе, – миролюбиво отвечаю я, – как спалось?
– Отлично, – кивает Иван, – тепло и тихо. Что еще нужно?
– Так мало требований…
– Я вообще неприхотливый.
Я вспоминаю, как Сева не мог спать в отелях и вообще где-либо, где было хоть какое-то неудобство, и снова поражаюсь, насколько они разные… Точно родные?
– Вы точно родные братья с Севой? – вырывается у меня, прежде, чем успеваю подумать.
И Иван хмурится:
– А Севка не говорил ничего про меня, да?
– Эм-м-м…
А вот это
