Мое темное желание (ЛП) - Хантингтон Паркер С.
Старший и младший.
Должно быть, они были близки.
Это остановило меня.
Я повернулся лицом к маме, заставив ее резко остановиться.
— Папа знал ее?
Поджатые губы мамы изогнулись в невинной улыбке, которая ничуть не скрывала ее истинных мотивов.
— Он встречался с ней много раз до того, как ее семья переехала в Берлин по делам. Вообще-то, он был ее крестным отцом. Уверена, у нее есть несколько историй о нем.
Я снова взял в руки фотографию Эйлин.
На мгновение мысль о встрече с ней привела меня в полушоковое состояние. Врачи были аналитическими людьми, не так ли?
Возможно, я мог бы объяснить ей свою ситуацию. Мои условия и положения. Все мелким шрифтом.
Мы бы подошли к этому прагматично, с широко открытыми глазами, каждый из которых мог бы что-то выиграть.
Я мог бы дать ей богатство, статус, привилегии. Но не любовь, преданность и все остальное, что сопутствует настоящему партнерству.
Она получила бы и детей, и ей даже не пришлось бы притворяться, что ей нравится, когда в нее вонзается мой огромный член.
Мы могли бы заключить удобное соглашение.
Что-то вроде деловой сделки.
Но другая часть меня, большая часть меня, понимала, что ни одна здравомыслящая женщина никогда не подвергнет себя такому существованию. Во всяком случае, не в свободном мире.
Они все хотели романтических ужинов, отпусков, достойных Instagram, разговоров по ночам, секса при свечах.
Прикосновений.
Прикосновений.
Прикосновений.
Я не мог прикасаться к людям.
Это был мой самый страшный секрет.
Я ненавидел ощущение чужой, липкой горячей кожи на своей собственной. Я не пожимал людям руки. Не хлопал людей по спине, не целовал их в щеки.
Я не обнимался, не прижимался и не целовался.
А секс?
Об этом не могло быть и речи.
От одной мысли о том, что кто-то ляжет на меня сверху, мне становилось не по себе.
Воспоминания о времени, проведенном в ловушке под безжизненной фигурой отца, бились о мою кожу, как кожаный ремень с шипами, каждый раз, когда я задумывался о том, чтобы поцеловать кого-нибудь.
Я решил пощадить крестницу своего отца.
— Нет. — Я разорвал полароид женщины между пальцами, чтобы его кусочки посыпались на пол, как конфетти. — Не интересно.
— Я никогда не надену платье, которое купила для его свадьбы. — Селеста Айи покачала головой и одним глотком опрокинула в себя виски, шлепнув стаканчик о тележку с напитками. — Я должна надеть его только на свидание.
Мама поправила пиджак, просчитывая свой следующий шаг.
Я обнажил зубы.
— Что?
Она стояла, задрав подбородок, костюм был безупречен, ни один волос не выбивался из прически. Но внутри я знал, что она разваливается на части. Каждый день я разбивал ее сердце, просыпался и делал это снова.
— Ты гей? — Это прозвучало на одном дыхании. В нем не было осуждения, скорее отчаяние.
Мольба объяснить прошедшее десятилетие.
Все, что имело хоть какой-то смысл, чтобы она могла понять, почему я не могу найти себе жену.
Должно быть, она годами держала этот вопрос в себе.
— Нет.
Если бы это было так, я бы не был одинок.
— Ты знаешь, что можешь сказать мне…
— Я не гей. Дело не в этом.
— Тогда в чем же дело?
В моей неспособности терпеть тех, кого я не могу использовать или эксплуатировать, не говоря уже о том, чтобы быть с ними ласковым.
— У меня есть стандарты.
— Никто им не соответствует.
— Ну, они не очень общительны. Как и их хозяин.
— До меня дошли слухи. — Мама завязала руки узлом за спиной и отошла к противоположной стене. По обе стороны от нее стояли мои картины Дэмьена Херста и Уорхола. — Что ты был здесь с какой-то молодой женщиной на вечеринке?
Моя челюсть застыла при упоминании этой маленькой беглянки.
— Она — никто.
— Никто, с которой ты провел три часа.
Она оценила меня, вернулась к кофейному столику и достала полароиды из-под чая Айи. Она смахнла конденсат.
Мы были похожи, мама и я, в том смысле, что не терпели недостатков ни в чем.
Мы играли в Го.
Она остановилась. Усмехнулась.
— Это код для чего-то?
— Да. — Я продолжил свое бесцельное путешествие, ища хоть малейшее доказательство того, что мой непрошеный гость действительно вторгся в дом пару ночей назад. — Это код для игры в Го.
Я трогал украшения, документы и мебель. Убедился, что все находится там, где должно быть.
Пока не было похоже, чтобы маленький осьминог угостился каким-нибудь сувениром. Все было на месте, ни на дюйм не выбивалось из общего ряда.
— Я слышала, что она… — Мамины плечи слегка вздрогнули. — Блондинка?
Как ни странно, я даже не помнил цвет ее волос.
Я помнил, что она была бледной.
И что она не была ужасной на вид.
Я не чувствовал, как желчь поднимается у меня в горле, когда мы стояли слишком близко для комфорта.
И что я не отступал назад, когда ее запах проникал в мой организм.
— Да? — Я остановился перед полками за экранами моего стола, осматривая их. — Вполне возможно. Я не обратил на нее внимания. Только на то, что у нее есть две мозговые клетки и она может считаться приличным игроком среди посредственных игроков.
Позади меня мама вздохнула с трепетом.
Не те новости, на которые ты рассчитывала, не так ли?
Но, опять же, я уже много лет не давал ей тех новостей, которые она хотела.
— Значит, она умная? — Она фыркнула, пытаясь набраться энтузиазма. — Чем она занимается в жизни?
— Не знаю.
— А какие у нее дипломы?
— Не уверен, что у нее есть какое-то официальное высшее образование.
Я поправил резную деревянную фигурку Shou Xing на своей полке. Бог долголетия. В семье Сан этого очень не хватало.
Я перешел к следующей полке.
— Честно говоря, я сомневаюсь.
Осьми казалась слишком дикой, чтобы пройти четыре года обучения в высшей школе.
Что-то особенное привлекло мое внимание.
Мать вздохнула.
— Как много ты о ней знаешь? — Она провела пальцами по волосам, испортив новую укладку. Она щелкнула пальцами в сторону Селесты Айи. — Нам нужна проверка кредитоспособности, криминальное прошлое и обширный психологический профиль, прежде чем ты сможешь публично встречаться с ней.
Мои мысли заглушил ее голос.
Маленькая засранка.
Осьми пыталась украсть мои нефритовые подвески. Его и ее. Последнее приобретение отца.
Глубокая дыра полумесяцем обнимала замок. Она не солгала. Она пришла сюда за искусством.
Только она не упомянула, что пришла, чтобы украсть его.
Я плохо ладил с людьми.
С воровками я ладил еще хуже.
— Зак? Закари? — Позади меня мама начала вышагивать, ее шаги гулко отдавались на твердом дереве, несмотря на ее ничтожный вес. — Ты слушаешь? Что с того, что люди сказали, что ее платье совершенно неуместно? Может, ты хотя бы подумаешь о том, чтобы отправить ее к моему личному дизайнеру? Я оплачу счет.
Но почему моя таинственная гостья увлеклась именно этим произведением искусства, когда у меня по дому валялись сотни других, более дорогих и менее безопасных?
Она могла бы выбрать статуэтку рядом. Незапертую. Без охраны. На виду. Да и стоила бы она вдвое дороже.
Кулоны должны были что-то значить для нее.
Или, по крайней мере, один из них.
— …смирюсь с тем, что она блондинка, но я не приму в невестки необученную блудницу. — Матушка продолжала на заднем плане. — Более того, я вообще не обещаю принять ее. О, это ужасно. Почему у тебя не было вкуса?
— Потому что тогда он был бы забавным. — Селеста Айи, которая уже давно перешла к третьему бокалу, хлопнула бутылкой по тележке с виски и выпила еще один бокал, словно это была вода. Она щурилась в окно, притянув бокал к груди. — Мне просто повезло, что у меня самый скучный племянник из всех возможных. Гадалка сказала мне это, когда я поехала на Гавайи на тот девичник. Ну, ты знаешь. Она сказала, что от него будет только головная боль. И знаешь что? Я виню его в своей зависимости от Адвила.
