Дерзкий доктор (ЛП) - Кейн Джесса
Сжав губы, я тянусь к карточке, прикрепленной к орхидее, и читаю ее, ошеломленно затаив дыхание.
Операция по пересадке печени в 11. Я записал твое имя в галерею для просмотра.
Приходи посмотреть.
Д
Я уже вскакиваю на ноги, врезаясь бедром в стол и чуть не опрокидывая свою чашку. Я открываю нижнюю выдвигаю ящик своего стола и достаю сумочку, вешаю ее на плечо, пытаясь успокоиться, когда подхожу к кабинету своего босса. Хирургия. Я собираюсь посмотреть операцию вживую. И не просто пересадку. Эту операцию проведет сам Мессия. Однажды я прочитала в Интернете, что Дин допускает аудиторию студентов-медиков только раз в год — и они должны участвовать в лотерее, чтобы выиграть место. Я ни за что не могу отказаться от этого. Такой шанс выпадает раз в жизни.
Я легонько стучу в дверь моего босса и открываю ее, заходя внутрь.
Он наклоняется вбок, чтобы видеть меня за монитором своего компьютера, и бросает на меня откровенный взгляд, от которого мне хочется подавиться. Он ребенок по сравнению с моим парнем. Двадцатиоднолетний парень, который заработал миллионы на приложении, удаляющем неиспользуемые приложения, и носит футболки с надписью «Икона» или «Выкуси» и, как правило, он просто язвителен по отношению ко всем, кто его привлекает. Обычно я избегаю его как чумы, если только мне не дают задание, но отчаянные времена требуют отчаянных мер.
— Я неважно себя чувствую, — говорю я, потирая горло. — Першит. Лихорадит.
С ухмылкой он поправляет очки.
— Я так действую на женщин.
Внутренне я съеживаюсь, когда он смеется над собственной шуткой.
— У меня месячные, — вру я.
Он снова исчезает за монитором, как будто я только что вызвала дьявола.
— Иди.
Трус.
— Спасибо!
Я беру еще кофе внизу, мне нужно чем-то занять руки во всем этом волнении. Сегодня прекрасный день, поэтому я решаю пройтись до больницы пешком, и все еще прихожу немного раньше, свежая стерильность хирургического отделения дает мне ощущение возвращения домой. Чувство принадлежности. Есть группа студентов-медиков, ожидающих входа в смотровую перед операцией, и им явно очень любопытно посмотреть на меня, девушку, одетую, чтобы соблазнить своего парня. Одна из этих вещей не похожа на другую. И находясь здесь, видя их в медицинских халатах, я испытываю такую сильную тоску, что мне приходится сосредоточиться на своем дыхании, чтобы справиться с этим. Я хочу присоединиться к ним.
Соскальзываешь. Ты соскальзываешь.
В отчаянии я пытаюсь вспомнить, почему я обещала своей матери, что никогда не позволю мужчине содержать меня. Это только вопрос времени, когда они будут господствовать над тобой. Заставят тебя поверить, что ты была бы никем без них и их денег. Они хотят, чтобы ты была слабой, чтобы они могли чувствовать себя сильными, но они накажут тебя за эту слабость.
Повторение этих слов про себя обычно помогает, но, похоже, я больше не могу применить их к Дину. Они не подходят. Но моя мама тоже попала в подобную ловушку, не так ли? Оправдывая своего парня? Может, я закрываю глаза из-за наших интенсивных физических отношений?
Дверь в смотровую галерею открывается, и студенты-медики заходят внутрь, я замыкаю шествие. Я нахожу место справа, на один ряд позади, и пытаюсь охватить все сразу. Хирургическая бригада готовит пациента, следит за тем, чтобы их инструменты были разложены в ряд, каждый готов. И затем Дин входит в операционную, держа руки в перчатках поднятыми перед собой, чтобы ни к чему не прикоснуться и не испачкать их. Нижняя половина его лица скрыта маской, голова покрыта шапочкой, темные волосы торчат сзади.
Он возвышается над всеми. Главенствует.
— Это он, — шепчет один из студентов-медиков. — Мессия.
— Срань господня, он пугающий, — говорит студент с красной резинкой для волос.
— Я не могла в это поверить, когда появилось объявление о лотерее — второй в этом году. Обычно он проводит только одну.
— Интересно, что изменилось?
— Может, у него появилась девушка, которая смягчила его, — предполагает «Красная резинка для волос».
— Да, — автоматически отвечаю я, а затем быстро краснею до корней волос.
И в этот момент Дин поднимает на меня взгляд через стекло галереи, его проницательные карие глаза скользят по длине моего бедра, так тщательно обнаженного разрезом. Он танцует вдоль моих обнаженных плеч, опускаясь к груди. Его голова слегка качается, всего лишь слегка наклоняется, и все мое тело наполняется невероятным теплом. Потому что я знаю, что означает этот наклон. Это значит, что позже я заплачу за то, что надела это платье. Оно, вероятно, в конечном итоге превратится в лохмотья.
В течение следующих четырех часов я почти уверена, что не пошевелила ни единым мускулом, мои глаза сосредоточены на руках Дина, на методичных движениях скальпелей и зажимов.
Это операция, которая должна была дать моему отцу еще пятьдесят лет жизни.
Это причина, по которой я хочу стать хирургом.
Я могу осуществить эту мечту, и лучше раньше, чем позже. Это то, что он пытается мне показать?
Этот вопрос исчезает по мере того, как я все больше погружаюсь в работу вместе со студентами. И меня привлекает не только операция, но и человек. Его авторитет, его уверенность, сосредоточенность. Гений. Этот человек — гений, спасающий жизни. Он мой любовник. Сила, которую он проявляет в операционной, детализирована и сосредоточена, в то время как он высвобождается, когда мы вместе. Когда он накладывает швы донору, завершая операцию, все, о чем я могу думать, — это собранная энергия Дина. Его контроль.
Я слушаю, как студенты шепчутся о нем с благоговением… и, Боже, помоги мне, я возбуждена — в этой страстной, благоговейной манере, которую я чувствую повсюду. В моем горле, груди и внутренностях. Он Мессия, а я его девушка. Я та, кто вольна вознаградить его, похвалить, как он того заслуживает. Мое тело уже готовится к этому, становясь влажным и податливым внутри, каждый дюйм моей кожи лихорадочно нагревается.
Приходит больничный интерн, чтобы очистить галерею, и студенты-медики выходят первыми, все еще бросая на меня любопытные взгляды. Прежде чем я успеваю выйти за дверь, меня останавливает интерн, который говорит:
— Пожалуйста, следуйте за мной, мисс Бек.
— О… — В моих венах бурлит кровь. — Хорошо.
У меня нет сомнений, что меня ведут к Дину — и я права.
Когда я вхожу, его просторный офис пуст, интерн быстро закрывает за мной дверь. Я провожу пальцем по полированному краю его стола, по золотой табличке с именем владельца. По другую сторону окна горизонт Чикаго вырисовывается силуэтом на фоне оранжево-розового заката, окутывающего офис сказочным сиянием. Медленно, закрыв глаза от нахлынувшего на меня вожделения, я стягиваю лиф своего платья, пока моя грудь почти не выпирает наружу, и прислоняюсь спиной к его столу, чтобы подождать.
Пять минут спустя ручка поворачивается, и Дин заходит внутрь, только что принявший душ и одетый в уличную одежду, его челюсть напряглась.
Голод.
Ловкими движениями он со щелчком закрывает дверь и защелкивает замок.
И я не планировала этого. Я не планировала. Но повинуюсь своим инстинктам, когда дело касается моих отношений с Дином. Моя похоть не оставляет мне выбора. Поэтому я опускаюсь на четвереньки, подползая к нему, дыхание вырывается из моих легких. Добравшись до его ног, я становлюсь на колени, мои пальцы нетерпеливо возятся с пряжкой его ремня, с молнией. На мгновение он обхватывает ладонями мое лицо, затем собственнически сжимает мои волосы, вызывая всхлип у меня изо рта.
— Что это, Шарлотта? — Хрипит Дин.
— Я не знаю, — шепчу я, наклоняясь, чтобы потереться щекой о его эрекцию через черный хлопок его трусов. — Я хочу обслужить тебя. Мне н-нужно. — Я целую его упругий изгиб. Непристойные поцелуи с открытым ртом, от которых промокает материал его нижнего белья. — Мой папочка такой могущественный, — шепчу я, дрожа. — Позволь мне поклоняться.
