Геолог - Рамона Грей
— Спасибо за вино, Гриффин.
— Спасибо за приглашение на ужин, — поблагодарил Гриффин. — Все выглядит и пахнет очень вкусно.
— Налетай. — Дедушка передал ему тарелку с ростбифом.
Бабушка пригладила прядь волос, выбившуюся из косы, и передала мне картошку.
— Ешь, Птичка.
— Спасибо, бабуля.
Мы разложили еду и несколько минут молча ели. Бабушкино лицо расплылось в счастливой улыбке, когда Гриффин сказал:
— Бесподобно, миссис Уотсон. Спасибо.
— Зови меня Бабушкой, — велела она.
— Моя Аннабель — лучший повар в городе, — с гордостью заявил дедушка, глядя на бабулю. — Когда она рядом, никто не остается голодным.
Бабушка взяла его за руку.
— Спасибо, Питер. Ты такой лапочка, но мне это нравится.
Он поднес ее руку ко рту, чтобы слегка поцеловать костяшки пальцев. Я взглянула на Гриффина. Он изучал моих бабушку и дедушку со странным выражением лица, которое я никак не могла расшифровать.
Еще раз мягко улыбнувшись моему деду, бабушка спросила:
— Итак, Гриффин, что тебе больше всего нравится в работе геолога?
Гриффин
— Если бы я знала, что эта проныра Бренда Монктон стоит прямо за мной, я бы не назвала ее грязной лгуньей. Я бы назвала ее поганой грязной лгуньей, — заявила Бабушка.
Дедушка Брайс разразился хохотом, когда Брайс заявила:
— Еще один доллар в копилку ругательств, бабуля. Тебе лучше побыстрее закончить эту историю. Она уже обошлась тебе в семь долларов.
Бабушка только пожала плечами.
— Любая история, в которой фигурирует ужасная Бренда Монктон, пестрит ругательствами, Брайс. Я ничего не могу с этим поделать.
— Не представляю, как она еще жива, — заметил я. — Она уже была древней старухой, когда я здесь жил.
— Честно говоря, сейчас она держится на водке и злобе, — проворчала Бабушка. — Бренда знает, что внуки хотят получить ее наследство, и намерена потратить его как можно больше, прежде чем загнется.
Я рассмеялся, а Бабушка протянула руку, чтобы погладить Брайс по волосам.
— Не волнуйся, Птичка, мы с дедушкой знаем, что ты с нами не из-за наследства.
— Какое наследство? — спросил Питер. — Я потратил его много лет назад на бейсбольные карточки и жевательных мишек.
Брайс закатила глаза, Бабушка встала и наклонилась, чтобы поцеловать мужа в лоб.
— Ты и твои жевательные мишки.
— Дедушка пристрастился к конфетам, — поделилась Брайс, когда Питер встал, чтобы помочь жене убрать со стола. — Это серьезная проблема. Его стоматолог говорит, что если у дедули появится еще одна кариозная полость, он вырвет ему зуб в качестве наказания.
— Пффф. — Питер передал тарелку Бабушке. — Он просто болтун. Кроме того, разве человеку нужен каждый зуб? Я, наверное, могу потерять как минимум шесть, прежде чем твоя бабушка пожалуется.
Он похлопал жену по попе, когда она покачала головой.
— Четыре — это мой максимум, дорогой.
Он засмеялся и снова погладил ее по попе, после чего потянулся за пластиковыми контейнерами. Я отпил глоток вина, наблюдая за тем, как Бабушка, проходя мимо, поцеловала Брайс в макушку. Так повторялось весь вечер. Маленькие знаки нежности в виде прикосновений и слов со стороны бабушки и дедушки Брайс по отношению к ней заставляли меня желать того же. Учитывая, что я едва знал их и был уже взрослым мужчиной, было очевидно, насколько поганым выдалось наше с Беном детство.
Словно прочитав мои мысли, Бабушка положила руку мне на плечо и легонько сжала его, проходя мимо к холодильнику.
— Гриффин, ты уверен, что наелся?
— Да, конечно, — ответил я. — Еда была очень вкусной, и я благодарен вам за приглашение.
— Разумеется, — Бабушка остановилась на обратном пути и ласково улыбнулась мне, провела рукой по моим волосам, а затем поцеловала в лоб, — ты можешь приходить в любое время, Гриффин.
— Бабуля, — голос Брайс прозвучал мягко, — не для всех язык любви — это прикосновения.
— О боже, — Бабушка бросила на меня смущенный взгляд, — я прошу прощения, Гриффин. Я определенно использую прикосновения как язык любви, но Брайс прав, не все это ценят, и мне следовало бы сначала спросить.
— Я не возражаю, — вырвалось у меня признание прежде, чем я успел подумать о том, чтобы его остановить.
Выражение восторга на лице Бабушки обрадовало меня.
— Значит, прикосновения — это твой язык любви? Потрясающе!
Она снова сжала мое плечо, когда я сказал:
— Ну, наверное? Я никогда об этом не задумывался.
— О, ты должен, — серьезно сказала Бабушка. — Знание языков любви, на которых говоришь ты и твой партнер, даря и получая, очень важно для отношений. Вот, скажем, ты знаешь, что для Брайс язык любви номер один — это прикосновения? Вы двое так похожи, правда?
— Бабушка, — голос Брайс дрогнул от смущения, — хватит, пожалуйста.
— Аннабель, сядь и расслабься, — посоветовал Питер. — Я закончу уборку.
— Спасибо, любимый. — Бабушка села в кресло Питера и улыбнулась мне. — И как часто ты видишь своего брата?
— Не так часто, как хотелось бы, — ответил я. — Мы оба много путешествуем по работе.
— Бен — палеонтолог, если не ошибаюсь? — спросила Бабушка.
— Да. Хотя сейчас он в отпуске. Пишет книгу о новом динозавре, которого он и его команда обнаружили в Альберте, в Канаде.
— Как интересно, — восхитилась Бабушка. — А он тоже живет в Хейвенпорте?
— Да. — О жизни в Хейвенпорте можно было говорить с большой натяжкой. Он снимал номер в гостинице, как и я. Кроме короткого периода, когда мы жили вместе в едва функционирующей квартире, пока получали дипломы, никто из нас не пускал постоянных корней. Да и зачем? Дом не означал для нас ничего, кроме страха и злости. Жизнь в отелях вполне устраивала нас обоих.
«Да? Тогда почему ты весь ужин просидел здесь, испытывая невыразимую зависть к тому, что у Брайс есть бабушка и дедушка?»
Это не зависть. Это…
«Желание. Ты хочешь иметь такой дом, отношения с любящей тебя семьей».
Да, но этого никогда не было. Как бы мы с Беном ни любили друг друга, у нас не имелось ни малейшего представления о том, как быть настоящей семьей.
— Бен возвращался в Уиллоудейл после вашего отъезда? — Голос Бабушки смягчился.
— Нет, и никогда не вернется. — Мне следовало замолчать, но то, как Бабушка внимательно смотрела на меня, заставило выпалить еще больше. — И я бы не вернулся, если бы Арнольд не попросил меня поработать с ним.
Бабушка взяла мою руку.
— Я не виню тебя, золотце. То, через что заставили пройти тебя и твоего брата твои родители… Я знаю, что мы не должны говорить плохо о мертвых, но рада, что они умерли.
— Я тоже, — хрипло признался я.
Она сжала мою руку.
— Мне жаль, что мы
