Первый (СИ) - Джокер Ольга
Я подхожу почти вплотную к дверному проёму и решаюсь не только подслушать, но и подсмотреть. Ненадолго. Буквально на минутку. Кончики пальцев покалывает от интереса. Такие ли Бакурины в реальной жизни, как и в сети?
Андрей стоит у окна, агрессивный и хмурый. Алина плавно движется ему навстречу. В коротком откровенном платье, на шпильках. Дизайнерские вещи, которые она создаёт — для меня слишком откровенны. На Бакуриной сидят словно влитые, подчёркивают красивые изгибы талии и груди. Поэтому на Алю я пялюсь даже дольше, чем на гонщика.
Она застывает на расстоянии не больше пятидесяти сантиметров и… будто бы боится. Надо же — такая сногсшибательная, уверенная в себе, и боится любимого мужчину, с которым прожила долгих семь лет. Если присмотреться, то можно увидеть, как подрагивают тонкие изящные пальцы, увешанные драгоценными колечками.
— Помнишь, на нашей свадьбе звучали слова: и в болезни, и в здравии, и богатстве, и в бедности?..
Бакурин хмыкает и отворачивается — устремляет взгляд на улицу.
— Это не мои личные клятвы, Аль. Обыкновенные шаблонные заготовки, которые зачитывают всем парам подряд. В жизни нет ничего стабильного, поэтому я обещал тебе только то, что действительно мог дать.
— Не до тех пор, пока смерть не разлучит нас.
— Нет.
Алина прижимает ладони к щекам, всхлипывает. Хрупкие оголённые плечи дёргаются вверх.
— Ты мой единственный мужчина вот уже много лет. Я не хочу ничего менять. И разводиться тоже не хочу.
Я бы тоже, наверное, не хотела. На её месте.
— Аля, мы вступали в брак с похожими планами и целями. Не знаю, как так вышло, но в последние годы мне приходилось буквально отстаивать свои. Это странно и некомфортно — так не должно быть.
Андрей разминает плечо, слегка волнуясь.
— Когда меня сбила машина, то первое, что я подумал: Алька, наверное, обрадуется, что придётся завязать с автоспортом.
— Прости.
— Да брось, — раздражённо отмахивается. — В твоём голосе не было ни грамма сочувствия. Играть не надо, притворяться – тоже. Это вполне честно, но мне не подходит.
Алина в считанные секунды преодолевает оставшееся расстояние и прижимается к Андрею. Она беззвучно плачет, тянется губами и коротко чмокает мужа в колючий подбородок. Гонщик не отвечает и даже не предпринимает попыток поделиться каплей нежности. К собственному ужасу, единственное, что я чувствую — это ликование и радость. Наверное, нет ничего хуже, чем влюбиться в несвободного мужчину.
— Я сходила с ума без тебя, Андрюш. Бесилась, когда охрана не пропускала мою машину. Множество раз переносила презентацию уже готовой коллекции и не выходила из дома.
— Попробуй заново — без манипуляций и давления, — предлагает Бакурин. — С чем конкретно ты пришла? Какие решения видишь?
От напряжения у меня между лопаток стекают капельки пота.
— Если предложить вложить накопленные средства в бизнес – то мимо.
— Андрей…
— Аля.
Гонщик предупредительно смотрит, Алина опускается с носочков на полную стопу и отрицательно мотает головой.
Боже. Ему всего лишь важно услышать, что он восстановится и вернётся в спорт. Разве так сложно просто подыграть в столь непростой период?
— Ты долбаный адреналиновый наркоман, — произносит Бакурина. – Думаешь, я не понимаю, как тебя здесь ломает? В четырёх белоснежных стенах? С гипсом и пластиной в руке?
Она тычет указательным пальцем в грудь мужа и начинает заводиться. Смахивает слёзы, включает истеричные нотки:
— Я устала сидеть дома и ждать: выживешь ты или нет? Вернёшься или разобьёшься в хлам? Может, это знак, что хватит? Пора уходить в завязку на пике карьеры?
Андрей крепко сжимает челюсти до играющих желваков, а я вспоминаю интервью, где он говорил, что живёт от одного соревнования к другому. Возможно, нужен новый фокус внимания, но определённо не менее интересный, чем гонки, чтобы Бакурин согласился уйти из автоспорта навсегда.
— Я заебалась подсчитывать овуляцию и думать: успеем мы или нет? Получится ребёнок, или снова пролёт? У всех моих подруг давно есть дети, а у нас только ссоры и тренировки двадцать четыре на семь!
— Так, может, это знак, Аля? – интересуется гонщик. — Хватит? Пора прекращать планирование, пока не поздно?
— Не пойму – у тебя кто-то появился, Андрей? Скажи. Только правду скажи!
Жена Бакурина зло ударяет его кулаком в грудь и задевает травмированную руку. Не специально, а потому что пока не привыкла и не смирилась. Забыла. Но я отчего-то вздрагиваю и прижимаю ладонь к левой половине груди, откуда едва не вылетает сердце.
— Больно? – спрашивает Аля. – Чёрт. Тебе больно?
Она остывает и обвивает шею мужа руками. Тот отрицательно мотает головой. Даже если да — он не скажет.
— Давай попробуем, Андрюш? Снова? Без завышенных ожиданий друг от друга? Я буду стараться, обещаю.
Алина встаёт на носочки и тянется губами к губам мужа. Целует страстно и пылко, а гонщик… тут же отвечает. Не так, как мне. Без насмешек и издевок. Лаская при этом ягодицы жены, активно сжимая их и толкаясь пахом. Приподнимая платье, обнажая ноги. Натягивая стринги почти до боли.
Мне становится адски жарко, и пот уже стекает не только между лопаток, но и по вискам, и по позвоночнику.
— Хочешь получить каплю адреналина? — почти шёпотом спрашивает Аля.
Приходится буквально прислушиваться, чтобы понять, о чем речь.
— Здесь камеры, — предупреждает Андрей.
— В палате — нет. Я успела проверить.
Девушка пробирается ладошкой под резинку спортивных штанов и сжимает член мужа. Я на долю секунды зажмуриваю глаза, затем открываю. Меня топит стыдом.
Неопытные целки так не умеют. Они смущаются — краснеют и бледнеют. Путаются в мыслях, словах. Боятся водить по каменному члену то вверх, то вниз, даря мужчине разрядку и наслаждение.
Низ живота наливается свинцом. Когда я целовала Андрея, то чувствовала его эрекцию. Клянусь. Скорее всего, это была нормальная реакция здорового зрелого мужчины на близость с представительницей противоположного пола, но тогда мне казалось, что нет.
Опасность быть разоблачёнными заводит Бакуриных. Гонщик не отстраняет жену, опирается бёдрами о подоконник и слегка запрокидывает голову. Он такой красивый в этот момент, что у меня спирает дыхание.
Алина целует его в шею, увеличивает темп. Движения становятся хаотичнее, быстрее. Вздохи и стоны — громче.
Мои щёки пылают, а кровь нагревается и вскипает в венах. Пора не то что бы уходить — бежать без оглядки.
Супруги поссорились — супруги помирились. Я ничего не смыслю во взрослой жизни.
— Сделать тебе минет? – спрашивает Аля. – Или трахнешь меня прямо на этом подоконнике?
Выброс адреналина, как по мне, запредельный. В больничной палате, куда в любой момент может войти медперсонал. При этом ни Андрей, ни Алина даже не думают прятаться.
Толчок в ребро заставляет меня подпрыгнуть на месте и обернуться. Я тихо тяну дверную ручку на себя.
Перед глазами, откуда ни возьмись, появляется медсестра, которая часто сидит на посту. Мы познакомились, когда я несколько часов ждала улучшение состояния Андрея. Жутко волнуясь и не находя себе места. Вера, так зовут девушку, отчитывалась передо мной каждые полчаса. Угощала чаем и печеньем.
— Привет, Жень, — произносит радостно и, к моему ужасу, очень громко. – Ты почему не заходишь?
Внутри всё обрывается. Я чувствую себя самой настоящей преступницей.
— В другой раз, Вер. Уже убегаю.
Медсестра снова толкает меня. Легонько, но в то же время навязчиво. Я только и могу, что упираться руками, чтобы случайно не завалиться в палату, где Бакурины получают свою адреналиновую дозу. Интересно, они уже закончили или как раз находятся на пике? Я являюсь соучастницей?
— Давно тебя здесь не было видно. Приболела? – интересуется Вера.
Из-за звона в ушах я почти не различаю звуков. Сердце колотится, а нервная система раскачивается как шлюпка посреди океана во время шторма.
