Долго и счастливо? (СИ) - Delicious
С настороженным видом он, не моргая, смотрит в одну точку, словно играет сам с собой в «замри-отомри». Я терпеливо жду. Через пару мгновений Вонка резко встряхивает головой и с виноватым видом пожимает плечами:
— Нет! Ничего. Ничего. Ты не могла бы напомнить, а что именно ты сказала мне только что? — вкрадчиво просит он.
— А из-за чего ты чувствуешь себя отвратительно?
Он снова глубоко задумывается, но в этот раз ненадолго. Почти сразу его пауза завершается игривым смешком:
— Ты знаешь, а кажется, теперь мне намного легче. Видимо, это было что-то несущественное. Я как раз задумывался о желатиновой прививке шипучему вулкану и вдруг понял, что не могу сосредоточиться. Но теперь все благополучно разрешилось, Элли. Да, пожалуй. Я иду в Цех изобретений. Ты со мной?
Я не могу понять, действительно ли неприятный инцидент, произошедший с четверть часа назад, так быстро выветрился у него из памяти или он таким образом просто желает не возвращаться к нему снова. Но подобный способ решения проблем меня в любом случае не устраивает: как будто они исчезнут, если мы будем закрывать на них глаза.
Я собираюсь с духом, чтобы встретиться с ним взглядом, и решительно отрезаю:
— Вероятно, твое отвратительное ощущение неразрывно связано с тем, что я сказала, будто хочу ребенка. — это звучит намного жестче, чем мне бы хотелось, словно я провожу ногтями по грифельной доске. Такими словами и тоном мог бы оперировать Эдвин, но из моих уст, да еще и в сторону Вонки, они кажутся пощечиной в ответ на протянутую руку.
Неудивительно, что Вилли меняется в лице.
— Д-да… В-вероятно, — запинаясь, сквозь зубы бормочет он, отводя взгляд.
— Так вот, — чувствуя, как слова одно за другим теряют в весе, продолжаю я. — Это не было ультиматумом или требованием. Я просто хотела это обсудить. И я… жалею о своем решении. Прости меня.
— Нет-нет, я не рассердился… — решительно мотает головой Вонка, перехватывая тросточку другой рукой. — Я просто не понимаю. Неужели ты… правда, этого… хочешь?!
На его лице застывает гримаса непритворного отвращения, будто я предложила ему до конца жизни питаться исключительно лумпаландскими гусеницами, но меня такой реакцией уже не проймешь.
— А ты, очевидно, нет? Могу я узнать почему?
Вонка открывает рот, но из горла не вылетает ни звука, он распрямляется еще сильнее, как военачальник после триумфального сражения, но так и продолжает стоять, замерев, точно хищник перед прыжком.
И тут на его счастье срабатывает сирена. Ее визгливый крик, точно рев подбитой птицы, заполняет собой разряженный воздух, заставляя меня зажать обеими руками уши. Из-за угла появляются три умпа-лумпа в полосатых носках и апельсиновых комбинезонах. Вонка нагибается к ним, и маленькие человечки, крича все разом, пытаются что-то объяснить ему, так сильно размахивая руками, будто желая взлететь на воздух. В их гомоне я не различаю ни единого слова, но Вонка все понимает и, когда он оборачивается ко мне, на его лице так хорошо знакомое мне выражение холодной решимости.
— Что случилось? — перекрикивая сирену, спрашиваю я. К счастью, ее истошный вой тотчас же прекращается сам собой.
— Йогурт старости исчез, — Вонка начинает нервно мерить коридор широкими шагами, машинально постукивая концом трости по стенке. Мне только и остается, что семенить следом, вопросительно заглядывая ему через плечо,
— Какой кошмар. Какой ужас. Подумать только! А все почему? А потому… — отрывисто произносит Вонка, сопровождая каждый третий шаг новым бессвязным комментарием.
— Йогурт старости? Что это?
— Это очень вкусно, заверяю тебя, — отрезает он, не прекращая хождений.
— Да, конечно, не сомневаюсь. Но его что… украли?
— Хуже, — резко останавливается Вонка, в его темных глазах, где-то в самой глубине, вспыхивают язычки пламени. — Его съели. Три дня назад я изобрел йогурт детства, возвращающий того, кто его попробует, в шестилетний возраст, и йогурт старости, превращающий испытателя в глубокого старика, — учительским тоном разжевывает Вонка, устало облокотившись о стену. — Эффект от обоих йогуртов должен был сохраняться в течение дня. Но йогурт детства испытание прошел, а йогурт старости нет: все умпа-лумпы, которые стали стариками, такими и остались. Его нужно доработать. Единственный экземпляр оставался в Цехе изобретений. И сейчас мне донесли, что он съеден. И съеден не умпа-лумпом, к твоему сведению.
— Кем-то из Бакетов? — в ужасе всплескиваю руками я.
— Маловероятно. Бакетам я подарил на Рождество йогурт детства. Они с самого утра носятся по фабрике под присмотром Чарли. А на месте преступления был найден детский рюкзак. Не твой?
— Чарли!
— Это тоже маловероятно. Он пока не…
— Да я не о том Чарли! Шарлотта! Если не Бакеты, то Шарлотта съела его! Как странно, ведь я же, кажется, точно закрыла ее внутри… Вот растяпа!
— Эй! Ты чего обзываешься? — Вонка вздрагивает и обиженно надувает губы, совсем по-детски хмуря брови. — Это ты ее потеряла, а не я. А я бы, если бы был на твоем месте, потерял ее на улице. Дети очень хорошо теряются на улице. Даже лучше, чем находятся.
— Не бери в голову: я это о себе… Нам нужно найти ее!
— Ага, и чем скорее, тем лучше, — охотно соглашается Вонка, заметно успокоившись. — Не очень-то хотелось, чтобы она умерла прямо здесь, на фабрике. Она может провалиться куда-нибудь не туда, и потом какая-нибудь милая семья Беннетов сядет за праздничный стол и обнаружит в деньрожденном торте весьма неаппетитный кусочек… Не надо смотреть так на меня, Элизабет, а то мне не по себе. Я что-то не то сказал? Если тебе девяносто лет, до смерти же недалеко, правда? Вот-вот. И нечего спорить.
========== Часть 9 ==========
— Что нам делать?! — одна мысль о маленькой испуганной Шарлотте, внезапно превратившейся в старушку, заставляет меня на мгновение оторопеть, а потом пошатнуться, как после удара. Потеряв контроль над собой, я подлетаю к Вонке и встряхиваю его за плечи. — Что нам делать?
Он медленно отодвигает голову назад, смотря на меня с испугом, как на буйнопомешанную:
— Я предполагаю, — не отводя взгляда, негромко произносит он, по одному разжимая мои пальцы, — что нам стоит посмотреть записи с камер охраны. Но для начала нам надо успокоиться, правда, Элли? И убрать от меня свои маленькие клеш… э-э… ручки. Я буду очень… очень признателен, — он облегченно вздыхает и отходит на шаг в сторону, продолжая смотреть на меня с опаской, как дрессировщик на укрощенного тигра, словно раздумывая, а не стоит ли ему на всякий случай вообще отодвинуться в другой конец коридора.
Но как он может оставаться таким
